День независимости

«Свободная пресса» начинает публикацию глав «Дня независимости» — «романа в колонках» журналиста Олега Кашина. Все события и персонажи вымышлены, все совпадения случайны.

— Коллеги, поздравляю! — Соломон отошел от микрофона и под аплодисменты зала выдрал из пола позади стола президиума древко с российским триколором. Подержал флаг в руках на весу, замер, задумался, а тут еще фотографы, и Соломон понимал, что вот этот кадр, «я и флаг» — он уже навсегда, только непонятно пока, для музеев или для архива областного УФСБ. Посмотрел по сторонам, поймал испуганный взгляд губернатора, а губернатор вдруг сердито и шепотом сказал Соломону: «В ж*пу себе засунь», и Соломон очнулся, сел на корточки и бережно, чтобы не писали потом, что бросил, положил флаг на пол перед трибуной. Зал продолжал аплодировать.

Бордовая папка с надписью «С юбилеем» лежала на трибуне. Только что Соломон своей рукой от имени депутатов, проголосовавших, между прочим, единогласно при стопроцентной явке, подписал и положил в эту папку документ, им же самим составленный и написанный, и за двадцать пять лет политической карьеры (а если брать работу преподавателя марксизма-ленинизма, то за все сорок) это был самый удивительный документ, который только приходилось ему писать, да и читать тоже. Вверху большого листа бумаги было написано: «Акт о независимости Калининградской области», и ниже: «Депутаты Калининградской областной думы, выражая волю многонационального народа Калининградской области, объединенного общей судьбой на этой многострадальной земле, объявляют о выходе Калининградской области из состава Российской Федерации и провозглашают новое суверенное государство — Земландскую республику».

Название придумал он сам; слово «Пруссия» напрашивалось, конечно, но Пруссия — это было бы слишком даже для Соломона. А Земландия — это полуостров, на котором находится половина области. Хорошее нейтральное европейское название. Zemland — напишут на табличке, которую поставят перед столом Соломона, когда он приедет выступать в ООН. Соломон сел на свое место в президиуме, смотрел блаженно на зал, и ему казалось, что он уже в ООН, и что перед ним не областной партхозактив, а главы государств и правительств, приветствующие делегата новой маленькой страны.

«Государств и правительств» — это спикер бубнил, Дума принимала пакет обращений. В ООН, в ПАСЕ, в НАТО и куда-то еще. Слушать не хотелось; Соломон знал эти тексты наизусть, потому что сам их и писал всю ночь накануне. Дальше будет обращение к российскому народу — надеемся, мол, на дружбу и на добрососедство, и благодарим за все, что Россия сделала для нашей республики. Депутаты поднимали руки. Соломон улыбался.

Зал Соломону загородила широкая красная шея — на трибуну вышел губернатор, то есть теперь уже президент. История, суверенитет, Россия, Европа, история, безопасность, благополучие, история, — Соломон рассеянно слушал. Губернатора он по-человечески презирал, — ну, колхозник, пишет с ошибками, биографии вообще нет, — но за этот поступок как было его не зауважать? Позавчера поздно вечером Соломону позвонили, «номер не определен», и он даже хотел сбросить звонок, но, видимо, судьба. Нажал не на ту кнопку, услышал голос — губернатор просил срочно приехать к нему домой.

Встретил сам у ворот. «Пойдем». Гуляли по темной улице, оба оглядывались — в такие моменты почему-то всегда кажется, что за тобой следят. На губернаторе была куртка с капюшоном, а лица, наоборот, не было. Дело плохо — вызывали в Москву, сказали подобрать трех кандидатов на область. Сказали, что не волнуйтесь, для вас уже освободили место в Минрегионе и вообще претензий нет, просто к чемпионату мира область нужно передать в более надежные руки. Более надежные, представляешь, Соломон? — губернатор впервые обращался к Соломону на «ты», и Соломон, не далее как в эти выходные выступавший на митинге с антигубернаторской речью, вдруг понял, что ему приятно быть на «ты» с губернатором. Настолько приятно, что Соломон перебил:

— Что же вы собираетесь делать, Николай Николаевич?

Губернатор рассказал, что он собирается делать и на какую помощь Соломона он рассчитывает. Соломону стало грустно — за такое вообще-то сажают даже с депутатской неприкосновенностью, но губернатор, видимо, все понял. Взял его за локоть, коснулся уха своим капюшоном — старик, я же тоже в тюрьму не хочу. Менты за, флот за, даже ФСБ за. Все получится, а Москва ничего не сможет сделать, вот увидишь.

— Скептики будут посрамлены. Мы будем плевать на них из окон нашего общеевропейского дома! — закончил губернатор свою речь, и депутаты снова зааплодировали. «Спасибо, господин президент!», - сказал губернатору спикер, и губернатор обернулся к президиуму. Соломон увидел, что лица на нем снова нет, как и тогда, на темной улице. Ох, что же мы творим.

Но отступать было уже некуда.