Середина девяностых…
Мы — я и мой двоюродный брат-ровесник, — идём в школу по весенней сельской дороге, больше напоминающей густую смесь какао с яичным желтком. Ноги вязнут в тягучей жиже, воздух пахнет навозом и тающим снегом. Белгородская область, Шебекинский район, село Муром… Нам по пятнадцать и мы полны решимости не только изменить существующий порядок вещей, но и доказать друг дружке свою правоту.
Мы спорим о политике, экономике, искусстве. Нас не интересуют тачки, бандиты, клубы. В селе нас заслуженно считают фриками. В жизни не встречал более интенсивного и дотошного спорщика, чем мой брат. Он — непримиримый враг Америки и друг России; я, повинуясь диктату противоречия пубертатного возраста, принялся защищать Америку, хотя, признаться, Америка уже тогда, в ещё очарованном ею 95-ом, вызывала у меня весьма неровные чувства. Но тогда я не мог уступить и на все попытки брата хоть как-то возвысить значимость России в младом периоде её «возрождения» бросал ему неопровержимые аргументы в пользу всего «штатовского», читай навороченного и прогрессивного. Мы настолько стали оппонентами, что дипломатические отношения между нашими некогда враждующими странами улучшались обратно пропорционально нашим братским. Мы вгрызались в газеты, выписывали научные журналы, дабы, штудируя их, отстоять свою точку зрения.
Но была одна величина, которую, ни я, ни брат, не могли причислить ни к одному из наших лагерей. Величину эту звали Борис Абрамович Березовский. В мировоззрении моего брата — поборника всего российского, и моём — поборника всего американского, БАБ не вписывался никоим образом. Для брата — БАБ был проходимцем, который мешал развитию России (даже подростку в глухой деревне это было ясно), для меня — плохим примером победы «американского» стиля жизни на территории РФ. Но, тем не менее, Борис Абрамович восхищал нас, разнополярных братьев, той нечеловеческой издевательской настойчивостью, с которой он воплощал в мир свои идеи. Каким он запал в те времена в мою память, таким и остался по сей день: маленьким, юрким сгустком непримиримой едкой и злой энергии. Большинство россиян, и ваш покорный слуга в том числе, уверенны, что Березовский — есть не что иное, как порождение демонического изощренного эго, выпестованного неопределенной реальностью «новой» России. Человек, чьё имя будет всегда славно/бесславно сопровождать новейшую русскую Историю.
Умер Березовский неожиданно.
Думаю, даже президент с премьером разинули рты, узнав о кончине «великого и ужасного БАБа». Такая потеря! На кого теперь сливать финансирование террористов, «подготовку переворота в России» и прочие опасные для существования действующего строя неожиданности?
Смерть Березовского в равной степени огорчила ярых либералов, молящихся на него, как на икону идеологического вектора, патриотов, люто ненавидящих его иудейское происхождение, и кремлевских чиновников, использовавших имя Бориса Абрамовича в своих страшилках. Смерть этого человека перелистнула полную кровавых и бесчестных сюжетов страницу отечественной истории, явилась финальным кадром той эпохи, о которой мы будем ещё долго и все по-разному судачить. Эпохи, не имевшей примеров в мировой истории, эпохи Большого передела и Беспредела. Эпохи Березовского.
Но опасный враг нонче подходит с других флангов. Господи, да неужто наши прохоровы/абрамовичи/фридманы достигли своих сомнительных вершин иным путём, нежели БАБ, томящийся сейчас в духовных тисках чистилища? Если уж по гамбургскому счёту, ребята…
Время подлое стелет серо, безлико, выдает за образец образы, лишенные притягательности, силы, харизмы, — злой ли, доброй ли. Лица новых политиков неразличимы, плоть от плоти — серость и уныние. Да, БАБ натворил дел корыстных, хищных, вредных. Грязные чеченские дела, политические интриги, до странностей странные убийства лиц неприятельствующих ему — великому, бесчисленные финансовые махинации, «ЛогоВаз» и прочие козни. Но он был целостен в своем страшном и разрушительном порыве. Артистичен, что ли… Куда там нашим средним да бесхребетным чинушам с их лживыми благими намерениями.
Ныне всё это в прошлом, жизнь идёт своим чередом, но жизнь та, к существующему течению которой приложил руку свежий покойник. Сегодняшняя Россия мало чем отличается от России 90-х, только что картинки на ТВ стали ярче и новости «позитивнее», да гаджетов поприбавилось всяких. Ни для кого не секрет, что все больше послекризисных бизнес конфликтов разрешается силовыми методами, братки обретают былую популярность, взгляните-ка на лица в квадратных черных джипах…
А дорога в селе Муром все такая же этой весной, как и восемнадцать лет назад — без рывка не сделаешь шага вперед, не вытянешь ногу из чавкающей грязищи. Мысль о том, что кто-то где-то провозглашает необходимость толерантности, кажется здесь дикой, чужой, фантастической.
Вот идём мы с братом по ней, по дороге бездорожной, да больше не спорим; какие там америки ещё?! Все больше оглядываемся назад, вздыхаем и жалеем, тех, кто жив ещё и тех, кого уж нет. А о тех, кто прибудет — молчим. Ибо время серое, время тяжкое маячит впереди.