Право на справедливое насилие

В Госдуму внесен законопроект, предусматривающий отмену пределов необходимой обороны для случаев защиты от преступников, проникших в жилище. Авторы документа — парламентарии Игорь Лебедев и Ярослав Нилов ссылаются на опыт США, Великобритании и ряда других стран, где подобная практика существует уже давно.

В правовом поле там действует принцип «Мой дом — моя крепость», который в Штатах, например, закреплен законодательно, как Доктрина крепости. Этот закон разрешает гражданам защищать себя и свое жилище всеми возможными силами и средствами. И любой потенциальный преступник там знает: если он посмеет вторгнуться на чью-то частную территорию, он может быть убит на месте. Причем хозяева не обязаны даже знать истинные мотивы незваного визитера.

Наши депутаты предлагают перенести данный юридический алгоритм на российскую почву. Человеку, обороняющему свое жилище, как считают законодатели, следует «предоставить не только право применить просто насилие в отношении человека, проникающего в его жилище, но и право применить так называемое „смертельное насилие“, то есть использовать оружие против проникающего в его жилище человека вплоть до смертельного исхода».

Теоретически право защищаться у законопослушных граждан есть и сейчас, напоминает председатель общественной организации «Гражданская безопасность» Сергей Гринин:

— Рамки необходимой самообороны в российском законодательстве определяет ст. 37-я УК РФ. Она, кстати, позволяет применять даже «смертельное насилие». То есть если при внезапном нападении человеку показалось, что ему угрожают оружием, а он применил в ответ свое оружие и, это не считается преступлением. Но вот дальше начинается судебная казуистика. Начинают доказывать, что угрозы жизни, собственно, и не было. Ну, подумаешь, к вам в дом вломились,…может, водички хотели попить. Поэтому прописать открытым текстом, что факт проникновения в жилище является основанием для применения «смертельного насилия», это, конечно, хорошо. Правильно. Одно смущает: суровость российских законов искупает необязательность их исполнения.

К слову, на Украине давно внесли аналогичную новеллу в свой УК. Звучит это примерно так: при вооруженном либо групповом нападении, а также при насильственном противоправном проникновении в жилище оправдано применение по нападавшим огнестрельного оружия на поражение, либо иных средств, независимо от тяжести последствий. Формулировка хорошая, законченная. Только, беда одна — самооборонщиков у них все равно сажают. Точно также как у нас. Потому что если есть у следствия и прокуратуры желание обойти закон, они все равно трактуют все иначе. А судебная практика в делах самообороны обычно носит обвинительный характер. Поэтому закон, конечно, полезный и нужный. Но вот будет ли он работать — вот в этом есть некоторые сомнения.

«СП»: — Вообще, наши граждане имеют право защищаться от преступных посягательств? Или им остается только уповать на помощь полиции?

— Помните, как в старом советском анекдоте. Приходит человек на консультацию, спрашивает: «Скажите, я имею право?» «Да, — говорят ему, — имеете». «Нет, я точно могу?» — переспрашивает. «Нет, не можете». Право-то мы имеем. Вы можете защищаться всеми возможными способами. А если на вас или кого-то из ваших домашних напали с угрозой жизни, либо внезапно, то вы имеете право на применение «смертельного насилия». По закону все красиво. А на практике — не совсем.

«СП»: — Многие сейчас говорят, что надо вооружаться, потому что если полиция часто «умывает руки», то каждый человек вправе защищать себя самостоятельно. Но не перестреляют ли наши граждане друг друга? Ведь случай с Сергеем Помазуном, который расстрелял шесть человек в Белгороде на этой неделе, дает лишний аргумент в пользу такой позиции?

— Все-таки начнем с того, что оружие у него было нелегальное. Это — раз. Рынок нелегального оружия огромен: по оценкам экспертов МВД, рынок этот составляет от 5 до 9 млн. единиц оружия. Его мы контролировать никак не можем. Поэтому если мы сейчас начнем изымать оружие у законопослушных граждан или «завинчивать гайки», то получится, как в том анекдоте — ищем не там, где потеряли, там, где фонарь горит. Мы можем, конечно, изъять все легальное оружие…

«СП»: — Что же произойдет в таком случае?

— Ну, представьте себе самые обычные весы: на одной чаше весов — вооруженная преступность и на другой — наша способность защитить себя, хоть как-то. И, снимая со второй чаши весов легальное оружие, позволяющее хоть как-то противостоять преступникам, мы, тем самым, преступности просто развязываем руки окончательно. Вот один факт из недавней истории, когда приняли первый закон об оружие и граждане, не являющиеся охотниками, смогли приобретать себе гладкоствольное огнестрельное оружие, охотничьи ружья, обычно. Это был разгул 90-х. Одним из весьма популярных способов поправить криминальный бюджет тогда были квартирные грабежи. Потому что когда люди дома, из них можно просто выбить информацию, где хранятся ценности, не надо долго искать. Но когда в домах стали появляться ружья, то за очень короткий срок количество нападений на квартиры сократилось примерно в десять раз. Вместо слез преступников стали встречать картечью. И они поняли, что безопаснее красть: путь придется подольше повозиться, зато не подстрелят.

«СП»: — То есть, для вас, оружие — это инструмент сдерживания преступности?

— Очень сильный инструмент. И ведь кому мы его даем, то мы и получаем. Сегодня оружие отдано на улицах исключительно в руки преступности — мы имеем преступность. Если мы позволяем этим оружием владеть законопослушным гражданам, то мы, тем самым, повышаем наши шаткие шансы на выживание. Мы снижаем количество тяжких преступлений против личности. И особенно это заметно, где пошли по пути вооружения населения именно на улицах — об этом свидетельствует вся мировая статистика, подчеркну — вся.

«СП»: — Поясните…

— Речь идет о том, что дом все-таки защитить можно. Оружие у нас разрешено. У нас запрещено «носильное» компактное оружие, как раз то, что нужнее всего. Потому что чаще всего нападают не на жилье, чаще всего нападают на улице. А там, где граждане пистолеты имеют право иметь и носить, количество насильственных уличных преступлений за очень маленькое время упало вдвое. Мы же, по последним данным НИИ академии генпрокуратуры, ежегодно теряем порядка ста тысяч человек от криминала. Получается, что цена за разрешение пистолетов — 50 тысяч жизней в год, а, возможно, и больше, потому что чем хуже ситуация, тем больше цифры снижения. Дело даже в том, что полиция «умывает руки», самая замечательная полиция не в состоянии охранять каждого гражданина на улице. Это надо понимать.

«СП»: — Почему тогда соответствующего закона до сих пор нет? Кому-то он невыгоден?

— Как ни парадоксально, это не выгодно производителям оружия. Логика здесь простая. То, что сейчас уже продается, приносит прибыль. Если разрешить нормальные пистолеты к продаже, то рынок травматики умрет напрочь. Никому не нужно будет покупать эту дрянь с резиновой пулей, когда есть нормальное оружие со свинцом. Очень сильно сократиться и рынок гладкоствольного оружия, потому что многие покупают его не для охоты, а для самозащиты. Даже в доме дробовик все-таки избыточно мощная штука и смертоносная. Потому что при одиночном выстреле из пистолета (соответственно, при попадании в корпус) выживает 90% раненых, если им оказана медицинская помощь. При выстреле из дробовика — не больше 10%. То есть, это сразу однозначно — труп. Поэтому пистолет во многих случаях предпочтителен даже для защиты дома, не говоря уже о защите на улице, где у него просто нет альтернативы.

И второе — есть политическое нежелание власть имущих уравнять себя с нами. Для многих политиков, депутатов, крупных чиновников и иже с ними пистолеты — это что-то вроде «мигалки» на машине: «У меня есть, ну а народ перебьется». Вот это две составляющие, плюс инерция мышления и искусственно созданное общественное мнение о страшной угрозе гражданского оружия.

«СП»: — Это не так?

— Нет, конечно. Стрельба в Белгороде показала наглядно, что если кто хочет совершить преступление, оружие найдет. Больше того, несколько месяцев назад, например, в штате Техас произошло массовое убийство. Оружием преступнику служил обычный канцелярский нож с выдвижным лезвием. Тем не менее, он зарезал им то ли семь, то ли восемь человек. Нашелся вооруженный человек, опять-таки, заметьте, не полицейский, а прохожий, обладающий лицензионным оружием, и пресек это преступление. К слову, вооруженные граждане той же Америки задерживают ежегодно в два с лишним раза больше преступников, чем вся полиция страны, которая, надо сказать, работает весьма неплохо. Но полиция не в состоянии обеспечить охрану каждого из нас, и это даже не входит в ее функции — она занимается охраной общественного порядка.

Юрист Павел Пятницкий, в недавнем прошлом член общественного совета при МВД, назвал инициативу депутатов полезной:

— Ни у кого из нормальных людей нет, конечно, такого желания — убить человека. Но есть много примеров, когда человек оборонялся, в том числе и в своем жилище, и совершил убийство. Ну, скажем, он оттолкнул преступника, тот упал, ударился виском. Или бандит напал с ножом, а он, защищаясь, ударил его стулом или скалкой, или отрезком трубы — тот умер от черепно-мозговой травмы. Был просто вопиющий случай год или два назад, когда к ветерану Великой Отечественной войны залезли двое негодяев, разбили старику голову, душили… Как-то он добрался до ружья и выстрелил — один из нападавших убежал, а второй был убит. Так в отношении этого деда хотели возбудить уголовное дело. К нему ночью залезли, ему проломили голову… как можно здесь говорить о каких-то пределах? Ну, это же позор.

Понятно, что мой дом — моя крепость. Так ведь и крепость нужно защищать. У моего знакомого в Штатах на доме висит табличка: на ней рисунок — два перекрещенных кольта и надпись «Я не звоню в 911». То есть это своего рода предупреждение, как у нас «Осторожно, злая собака»: если ты зайдешь ко мне без спроса, я тебя застрелю. У нас, я напомню, каждому гражданину право на неприкосновенность его жилища, жизни и здоровья гарантировано Конституцией. Государство дает мне и свидетельство о праве на собственность. Мой дом — это моя территория. Я тут живу, тут моя семья, мой ребенок, и, конечно, я должен всеми возможными способами их защищать, если ко мне вдруг зайдут незваные гости.

Фото ИТАР-ТАСС