Редкий случай, когда текст приходится предварять таким специальным уведомлением, которое все равно ни на что не повлияет, и кое-кто обязательно воспримет написанное как личный выпад и окончательно перестанет со мной здороваться. Но все равно — вот это уведомление. Одна моя знакомая (вы ее наверняка знаете, и хоть я не называю имени, из текста будет нетрудно понять, о ком именно речь) в какой-то момент по непонятным мне причинам решила, что я ее ненавижу, травлю и Бог знает что еще; то есть буквально — каждый разговор со мной она начинает с «хоть ты меня и ненавидишь» — и начинает обороняться, хотя я, видит Бог, и в мыслях не имел на нее нападать.
Предконфликтное состояние — неприятная штука. Ты уже знаешь, что вы вот-вот разругаетесь, осталось только дождаться любого повода, самого пустякового. Этого повода можно избегать, а можно наоборот, провоцировать, и вот как раз сейчас я искренне хотел бы избежать ссоры, прекрасно при этом понимая, что вот этот текст как раз идеально годится для того, чтобы на меня за него обидеться.
И все же я хотел бы, чтобы моя знакомая не воспринимала то, что я здесь напишу, как личный выпад или провокацию.
Тем более что я не настолько упырь, чтобы использовать чьих-то умерших родителей для личного выпада против детей. Сын за отца не отвечает, в конце концов.
Это было такое уведомление, и теперь для тех, кто не уснул, его читая — собственно, что я хочу сказать.
Мне всегда казалось странным — и в перестроечном детстве, и потом, когда я перечитывал подшивки газет и журналов тех лет, — непропорционально большое внимание, уделявшееся всеми участниками общественной дискуссии в конце восьмидесятых не текущим политическим проблемам, которых в каждый момент перестройки было, как мы понимаем, много, а, в общем, неважным или почти неважным событиям сталинско-брежневского прошлого. У кого на даче валяется коротичевский «Огонек», почитайте при случае; такое ощущение, что идет предвыборная кампания, в которой Горбачеву противостоят кровожадный Сталин и маразматический Брежнев. Вот гигантское расследование о трапе с эскалатором для брежневского самолета (был, оказывается, такой проект). Вот огромная статья о том, что аскетизм Сталина — на самом деле миф, и что генералиссимус любил роскошь. Это выглядит диковато — 1988-й год, в Карабахе уже идет война, скоро полыхнет еще в нескольких регионах, а в свободной перестроечной прессе вместо горячих точек — архивная пыль. Что, как, почему?
Я задавал этот вопрос себе еще год назад, а теперь уже не задаю — не то чтобы я нашел на него ответ, просто глупо спрашивать о том, что происходит уже с тобой самим. А со мной это происходит, да и ладно бы со мной одним — много с кем. Как-то вдруг стало ясно, что в сегодняшних безобразиях можно разобраться, только разобравшись прежде в тех безобразиях, с которых все когда-то давно началось. Меня уже не удивляют споры советских реформистов о Сталине и Брежневе — я и сам знаю, что нельзя понять Путина не поняв Ельцина, продолжением которого Путин, безусловно, является. История — важнейший политический фактор, без истории в политике вообще делать нечего.
И, повторю, не мне одному принадлежит это удивительное открытие. Три года назад Леонид Парфенов сказал мне, что сожалеет о 1996-м годе, когда журналисты вступили в сговор с властью против общества. В тех выборах только слепой сегодня не заметит зловещую тень Чурова, хоть Россия и не знала тогда такого имени. Вторая (а точнее — первая) поворотная точка, с которой в известном смысле начался Путин — это октябрь 1993 года и обрушившаяся на Россию вместе с танковыми снарядами диктаторская конституция. Когда сегодня на трибуну Болотной поднимается Лия Ахеджакова, первая реакция практически у каждого, кто видит ее — о, это та самая Лия, которая октябрьской ночью двадцать лет назад призывала Ельцина применить силу (смешно — сама она, когда Юрий Сапрыкин ее спросил о том эпизоде, сказала, что не помнит — и я ей даже верю). В кровавом первомае 1993-го года мы ищем ответы на вопросы о прошлогодней Болотной. Забытые, казалось бы, навсегда имена сегодня снова звучат в новостях, и я очень рад видеть сегодня среди лидеров оппозиции, например, Илью Константинова — наверное, в семнадцатом году похожим образом выглядел князь Кропоткин.
Я уверен, что сегодняшний интерес людей моего поколения к событиям двадцати-двадцатипятилетней давности — это только начало какого-то большого и важного сюжета, который, как когда-то горбачевская борьба со сталинизмом, скорее всего, и станет тем звеном, потянув за которое мы вытянем гребаную цепь русской истории.
И, между прочим, о звеньях — они ведь бывают не только ключевые, но и недостающие. Мне кажется, среди тех, кто интересуется крушением советской власти, сложился некоторый консенсус: чего-то принципиально важного о событиях конца восьмидесятых и начала девяностых мы просто не знаем. Самое простое — вот какую роль сыграл Горбачев в выступлении ГКЧП, да и вообще, вот тогда в августе — что это вообще было?
Недостающих звеньев много, и их хочется найти. Несколько лет назад, на очередном витке дела «Юкоса» один мой товарищ углубился в изучение офшорных схем, по которым работали Ходорковский и его партнеры, и обнаружил среди конечных бенефициаров кипрскую компанию «Джамблик», основанную в 1984-м году. Это могло значить что угодно, скорей всего Ходорковский просто купил этот «Джамблик» на вторичном рынке таких компаний, то есть никакой загадки и ничего интересного. А если загадка все-таки есть? Если предположить, что еще до Горбачева кто-то умный в советской элите озаботился приготовлениями к неизбежному капитализму и, приглушив в телевизоре старческие бормотания Черненко, начал выводить капиталы из Советского Союза. Вы уверены, что такое невозможно?
Или вот Жириновский. Как раз к вопросу о перестроечном «Огоньке» — несколько месяцев назад я брал интервью у Виталия Коротича, и, когда готовил получившийся текст к публикации, даже не стал использовать в нем вот эту историю, которую Коротич рассказывает в каждом интервью — что КГБ его как главного редактора никогда ни о чем напрямую не просил, за исключением единственного случая в 1990 году, когда после отмены 6-й статьи в Советском Союзе стали появляться новые партии, и чуть ли не сам Крючков просил Коротича обратить внимание на Либерально-демократическую партию Советского Союза — будущую ЛДПР. Наверное действительно просил, но ведь и это может значить что угодно. Может быть, просто старому чекисту понравилась — просто как читателю — залихватская программа партии Жириновского. А может быть, эту партию прямо придумали в КГБ на случай многопартийности, и, если это так, то, получается, мы до сих пор выбираем в парламент представителей КГБ СССР? Ну, не мы лично, но люди выбирают же.
А был ведь еще генерал Бобков, который из лубянского кабинета практически без паузы переехал в «Мост» к Гусинскому. А были еще полуподпольные экономические кружки андроповских времен, из которых вышел как минимум Чубайс. Наверняка было еще много чего-то, чего мы не знаем. Я не склонен верить во всесилие и сверхпрозорливость последнего поколения советских чекистов, но в чем не сомневаюсь — в том, что они, по крайней мере, на финальном этапе советской истории действительно что-то делали, чтобы не пропасть после того, как все развалится.
И почему бы не предположить, например, что среди народных депутатов СССР, избранных в 1989 году, было хотя бы несколько «манчжурских кандидатов», тайно поддержанных госбезопасностью с прицелом на постсоветскую эпоху? Вот сейчас в оппозиции принято искать «мурзилок» - что это, какое-то новейшее изобретение? Провокаторы и тайные агенты были всегда, и нет никаких оснований полагать, что среди перестроечных советских парламентариев первого ряда не было чекистских мурзилок. Были, конечно — причем не в просоветской группе «Союз», а именно среди демократов Межрегиональной группы. Среди них не могло не быть агента.
И давайте просто подумаем, кто это мог быть — вариантов ведь не так много. Никому же не придет в голову записывать в крипточекисты академика Сахарова, правда же? Или Ельцина, или Юрия Афанасьева; вообще, мне кажется, если искать подозрительных депутатов, то нужно прежде всего обращать внимание на тех, кто появился из ниоткуда (тот же принцип, с которым стоит подходить и к нынешней оппозиции: если не знаешь, где был этот человек до Болотной и откуда он взялся — поставь напротив его фамилии вопросительный знак). Про Ельцина все понятно — секретарь обкома, потом московский секретарь, потом опальный член ЦК. Гэбуха таких не вербует. Афанасьев, ректор Историко-архивного? Сам по себе фигура, все про него понятно. Писатели, спортсмены, журналисты — то же самое, и мы отбрасываем и их.
Остается совсем небольшой список, из которого стоит убрать тех, кто, прославившись на съезде, быстро завалил дальнейшую карьеру — тот же Юрий Болдырев или Сергей Станкевич. Настоящий чекистский агент среди депутатов должен был мало того что быть ярким и популярным — он еще и потом, после крушения СССР, должен был остаться во власти, иначе зачем его вообще готовили?
И из 2250 народных депутатов СССР я могу назвать только одно такое имя. Профессор насквозь гэбэшного ленинградского юрфака, не диссидент и не капээсэсовский партиец, непонятно кто, человек из ниоткуда, который, возникнув на Съезде, превратился вдруг в суперзвезду, безошибочно выбирал точки политического роста — от комиссии по расследованию беспорядков в Тбилиси до коррупционных схем с участием кооператива АНТ. Самая невероятная депутатская карьера — за год с задних скамеек Кремлевского дворца в первый ряд перестроечной номенклатуры. Председатель Ленсовета, потом мэр Петербурга. Основатель политической группировки, с 1999 года управляющей Россией и в значительной мере состоящей как раз из ветеранов советской госбезопасности.
Просто забудьте все, что вам о нем говорили до сих пор, и посмотрите на Анатолия Собчака как на самого успешного «человека КГБ» в перестроечной политической элите. Это не Жириновский и даже не Ходорковский, это настоящая фигура.
У меня нет доказательств, но я считаю, что именно такая фигура и должна быть тем недостающим звеном, без которого мы никогда не поймем, что случилось с нашей страной в конце восьмидесятых и начале девяностых годов прошлого века.
Просто представьте, что это звено — Собчак.
Фото: Леонид Палладин/ РИА Новости