Восточная революция

В рассуждении о том, что Запад есть Запад, а Восток есть Восток, и вместе им не сойтись, есть один существенный изъян. По сути, речь идет о логическом самоубийстве (ну, знаете, по типу «все критяне лжецы» — коли ты это говоришь, так, получается, непременно лжешь). То есть в одном отдельно взятом сознании (Киплинга в данном случае) Восток и Запад уже сошлись в рамках настоящего рассуждения.

И так происходит всякий раз, когда мы тут (мы же, кажется, все-таки Запад) думаем о Востоке. Это почтенная традиция, у нее даже есть название (правда, по нынешним временам не слишком политкорректное) — колониальная проза. Извод этой традиции был и у нас — в свое время был составлен, да так из соображений политкорректности и не вышел сборник «Русская колониальная проза»: Николай Тихонов сотоварищи — о Средней Азии.

Но даже если вы совсем не читали никакой колониальной прозы, можно посмотреть великий фильм Бертолуччи «Под покровом небес» (он снят по роману Пола Боулза, но его я как раз из любви к фильму читать боюсь).

Тема-то, если в самом широком смысле брать, одна общая: понять что-то на этом Востоке невозможно, будешь настаивать — тебе же хуже.

И никакой интернет нам тут помочь не в состоянии. Ну да, теперь мы получаем новости из Египта, Турции, Сирии и т. д. в режиме реального времени — а толку-то? Будто хоть кто-то понимает, что там происходит.

Не стало одного за другим тиранов, которые десятилетиями щеголяли в орденах и черных очках, — и тут же гекалитрами полилась в горячие пески кровь. Правда ли, что чем дальше поворачиваешь глобус влево, тем больше народ любит вождя, тоскует по вождю, передоверяет свое личное — судьбу, славу, счастье — вождю?

И что альтернатива — либо мир и спокойствие, но тоталитаризм и «ржавая вода разливается на портретах великий дождей», либо полная демократия, свободное волеизъявление граждан и реки крови?

У меня нет ответа на этот вопрос, но важно его поставить в правильном ключе. В каком? Сейчас объясню. Я все подбираюсь к роману Евгения Чижова, «Перевод с подстрочника», который только что прочитал, — в этой тонкой, умной, чýдно написанной книге он именно так и поставлен.

Немолодой московский поэт едет по протекции школьного товарища в некий выдуманный Коштырбастан — школьный товарищ там стал местным Сурковым, — едет переводить стихи Народного Вожатого. Народный Вожатый — то ли гений, вытащивший родину из пучины гражданской резни, то ли — деспот, ведущий страну к краху. Есть аргументы и за, и против, но все какие-то ненадежные. Вот общается, например, герой с местным оппозиционером — тот про репрессии, про пытки, про нищету и воровство — очень убедительно — а потом оказывается, что он всерьез уверен, что тиран на самом деле не человек, а какой-то суфийский демон. Или знакомится с местным поэтом — тот доказывает, что все стихи за деспота написал он. Но поэт — явно сумасшедший.

Тотальная ненадежность знания, — вот о чем речь. Можно быть убежденным в чем угодно — в том, например, что два года назад в Ливии хорошие парни замочили плохого Каддафи и устроили демократию, или что ЦРУ устроило все эти революции, чтобы получить нефть, — но при приближении любой оазис в пустыне может оказаться миражом. It’s a miracle, как пел один голосистый певец-иранец.

Путешествие на Восток оказывается путешествием к себе, вглубь собственного сознания, которое — как доказал нам психоанализ — самая ненадежная штука на свете. С Народным Вожатым герой встречается дважды. Сначала — во сне, и во сне он оказывается его, героя, совестью, корит его за профуканную жизнь, за женщин, которых он столько обидел, за друзей, которых предал, а потом — наяву, и наяву он оказывается пережившим инсульт полутрупом: не лицо, а посмертная маска.

То есть вроде бы все же деспот, и надо свергать. А может быть, деспот, но лучше от греха подальше не свергать? Когда начались волнения в Турции, недели две канал «Евроньюс» говорил на полном серьезе, что вся проблема — в парке, который стамбульцы решили отстоять. Ну бред же. А почему? Мне кажется, бедные европейцы просто вдруг обнаружили, что в их НАТО и почти Евросоюзе — оказалась какая-то марсианская страна.

Черт ногу сломит: то ли Эрдоган — просвещенный лидер, лишивший власти военщину, то ли — исламский протофундаменталист, еще немного, и шариат введет. Где хорошие парни и плохие парни? За кого болеть?

То ли дело у нас — есть социалисты, есть капиталисты, даже националисты есть, все честь по чести — партии, выборы, демократов меняем на республиканцев, потом наоборот, чтобы не задавались. А в России? Целых две как будто бы партии, но в чем они друг с другом не согласны — без пол-литра не разберешься. А главный оппозиционер Навальный приглашает консультантом экономиста Гуриева — адепта ровно той же экономической идеологии, которую исповедуют обе главные партии.

Здесь вообще может быть политика? Или у нас Коштырбастан, и хватит уже выделываться, пора ставить памятники Народному Вожатому. Золотые, стометровые.

Это я иронизирую, но если серьезно, роман Чижова, конечно, о внутреннем Коштырбастане. Который внутри каждого — в любой точке глобуса, куда ни ткни. Потому что в действительности нет никакого Запада и никакого Востока — глобус можно крутить в любую сторону. Восток — это метафора для такого состояния ума, в котором мы понимаем, что ничего не понимаем.

И надежность представлений о Западе — тоже иллюзия. Ну, положим, памятников Народному Вожатому не ставят. Да и Народный Вожатый там выведен в символическое пространство — но ведь есть, да? Привет дяде Сэму. Это ведь элемент декора. Тут — ковры, там — гобелены, тут кофе, там зеленый чай.

Методы эксплуатации людей были изобретены семь тысяч лет назад и с тех пор только совершенствуются. Нищие, забитые люди Коштырбастана в романе Чижова не вызывают никакой симпатии — опасные звери, по сути: героя чуть не убили, а в конце концов даже и убили. И вроде бы понятно, что с такими коштырцами — пусть уж будет Народный Вожатый. От греха подальше.

Но единственный положительный герой в романе — сам этот поэт. Потому что он единственный — совершает путешествие на Восток. То есть — в собственное сознание.

Еще проще? Нужен рецепт? О’кей. Нужно быть тотально ни в чем не уверенным — это обязательное условие, только так можно убежать с подводной лодки этого мира, в котором слишком, слишком много зла.