Самый зловещий жест

Передача рукописи романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» из центрального архива ФСБ Российскому государственному архиву литературы и искусства — вообще-то это такая удивительная новость, от нее веет 1989 годом. «КГБ поворачивается лицом к народу».

Где-то в аду грустно вздохнет Вадим Михайлович Кожевников, автор любимого поколениями романа «Щит и меч» и в свое время — главный редактор журнала «Знамя», которому Гроссман принес эту рукопись, и который, — может быть, единственный такой случай в истории литературы вообще, — сам отнес ее на Лубянку. Суслов сказал, что такую книгу в Советском Союзе можно будет напечатать, может быть, через триста лет, но, по счастью, машинописная копия романа осталась у Семена Липкина, который уже после смерти Гроссмана помог издать «Жизнь и судьбу» сначала за границей, а потом и в России, и с тех пор Гроссмана сравнивают со Львом Толстым (не вполне заслуженно, конечно, но не будем спорить), переводят, экранизируют, любят и помнят. Триста лет прошли по коэффициенту год за десять, а теперь вот и чекисты сделали шаг навстречу памяти классика и вернули рукопись литературе. Специалисты фантазируют, чего еще можно ожидать от центрального архива ФСБ — может быть, рукописей Бабеля или хотя бы Пильняка? Дух ведь захватывает от возможных перспектив — открываются двери архива, и из дверей выходит неизвестный шедевр русской литературы, большая сенсация, чудо. Кстати, если бы тогда Липкин не сохранил копию «Жизни и судьбы», сейчас бы мы удивлялись и радовались тому, что такая книга, столько лет непонятно где пропадавшая, стала теперь нам доступна. Понятно, что время уже было бы упущено, и не было бы ни международного успеха, ни переводов, ни экранизаций, но все равно — было бы издание с предисловием Быкова, были бы статьи в культурных разделах газет, и кто-нибудь, да хотя бы тот же Быков, сказал бы, что Гроссман — это новый Лев Толстой, а, допустим, Максим Кантор сказал бы в ответ, что увлечение забытыми книгами забытых авторов сродни некрофилии.

Наверное, нас ждет теперь академическое издание «Жизни и судьбы», или просто толстый, раза в полтора толще прежнего, том с припиской «впервые полностью» на обложке. История рукописи как литературное событие — это понятно и даже скучно, и жаль, что никто, скорее всего, не обратит внимания на возвращение рукописи как на событие политическое. На самом же деле именно как факт политической истории судьба рукописи впечатляет сильнее всего.

Рукопись Гроссмана попала в руки КГБ в 1961 году — это год полета Гагарина, какие-то совсем палеозойские времена с нашей точки зрения. Миллион лет до нашей эры. За этот миллион лет изменилось все, вообще все, кроме как раз одного: ведомство, присвоившее себе пятьдесят два года назад рукопись «Жизни и судьбы», по-прежнему занимает офис на Лубянской площади, и в его жизни и судьбе, по большому счету, ничего не изменилось. Рукопись вернули практически те же люди, которые и забрали — возвращение «Жизни и судьбы» стало не результатом каких-то важных перемен и даже не признанием ошибок, а просто актом доброй воли со стороны переименованного, но прекрасно при этом сохранившегося Комитета госбезопасности СССР. В этом смысле передача рукописи в РГАЛИ — самый зловещий жест из всех возможных. Они показали нам, что у них по-прежнему все в порядке, что все лежит на тех же полочках, на каких и лежало при Семичастном и при Берии. Все под контролем, все по-прежнему, и жаль, что за восторгами по поводу чудесного обретения потерянной рукописи это важнейшее обстоятельство останется, скорее всего, незамеченным.