День рождения плохиша

В пятом классе одной из лучших московских школ, куда берут только по очень сложному конкурсу, есть, конечно, и мальчик, которого «нельзя было не взять». Внеконкурсный. Сын крупных чиновников. Если в трёх словах, то он толстый, жадный и заносчивый. В учёбе безнадежен и потому не особенно-то счастлив среди детей, тяготеющих к научному пониманию реальности. Это странно, я думал, что все дети нынешних богачей сплошь маленькие набоковы из «Других Берегов» — утонченные всезнайки, вокруг которых с детства вились личные учителя, открывавшие их таланты. Но нет, парень сразу же заслужил в классе прозвище «Плохиш», а школьные успехи пытается заменить тем, что постоянно хвастает новейшими гаджетами, моднейшими «прибамбасами» или просто деньгами.

Накануне своего дня рождения он гордо вручил одноклассникам приглашения с программой праздника: всех повезут на автобусе за город, где детей ждёт катание на лыжах с ледяных гор в закрытом павильоне, концерт, фейерверки и, наконец, пейнтбол. Все радостно согласились туда отправиться, несмотря на то, что друзей в классе у Плохиша нет.

Пейнбол — это когда дети, разделившись на две команды, бегают по лесу в камуфляже и стеклянных масках и стреляют друг в друга шариками с краской. До начала военной игры, сразу после инструктора, перед командой «условного противника» выступил и сам именинник. «Предупреждаю — сказал он очень уверенно, встав в решительную пацанскую позу - если в игре кто-то попадет в меня, он будет немедленно с моего Дня рождения удалён!». Дети молча приняли это новое правило к сведению.

В первую же минуту игры обе команды расстреляли желтой и оранжевой краской пораженного именинника, с которым от этого сделалась истерика. День рождения закончился несколько раньше обещанного и всех приглашенных детей охранники быстро отвели в автобус. Плохиш остался на своем празднике один, весь в подарках и слезах. В таком положении ему будет легко раз и навсегда поверить в любимый миф либералов о завистливой и посредственной толпе, топчущей выдающихся личностей. В его высокопоставленной семье решают теперь, стоит ли оставаться в школе со столь неблагодарными и подлыми одноклассниками?

Этот случай кажется мне настолько универсальной отмычкой к пониманию нашей общей социальной ситуации, что хочется бесконечно задавать вопросы и отвечать на них.

Во-первых, почему Плохиш копирует худшие черты взрослых вместо того, чтобы воспользоваться своими редкими стартовыми возможностями и действительно стать тем, кто очевидно «круче» окружающих?

Может быть потому, что он из чиновников, а не из настоящих буржуа? Т.е. источник дохода его семьи есть простая монетизация государственной должности, а вовсе не собственная экономическая креативность.

С либеральной точки зрения во всем виновата именно коррупция, изначально неравные правила игры, которые с рождения известны ребенку и заменяют Плохишу всякую надобность в развитии. Если бы коррупции не было, то учился бы он совсем в другой школе, например, в частной, где все были бы более или менее такие же как он, классово близкие, и конкурировать пришлось бы в спорте, творчестве или учебе, а не в потреблении.

Но можно посмотреть на классовые привилегии и более глубоко и исторично. Так ли уж важно, что Плохиш — отпрыск именно чиновников, а не бизнесменов?

Классовое неравенство появилось не вчера, и все мы привыкли к тому, что одни люди имеют больше возможностей вне зависимости от своих способностей и пользы для окружающих. Откуда вообще взялось неравенство? Что лежит в его корне, власть или капитал? Все ли помнят, что само слово «капитал» происходит от древнеримского понятия «поголовье», включавшего в себя принадлежащих хозяину дома животных, рабов, домочадцев и нанятых охранников?

Это давняя полемика анархистских и марксистских мыслителей об истоках и причинах власти человека над человеком. Те, кому лучше удалось организовать насилие, быстро обросли собственностью и закрепили её в праве наследования или же первичное накопление излишков производства позволило самым бережливым подкупить соплеменников, поставить их себе на службу и выстроить первую иерархию? Вечный спор об этом важен, потому что ответ на него есть одновременно и самый общий рецепт лекарства от неравенства.

Из этой полемики можно выкрутиться, предположив универсальную форму господства, запустившую механизм воспроизводства неравенства и одинаково связанную и с суверенным насилием и с наследуемой собственностью. И тогда власть и капитал есть две стороны одного и того же ограничения элитой нашего доступа к ресурсам и результатам общего труда.

Во-вторых, почему все дети согласились ехать на праздник к Плохишу? Что за плебейское поведение? От пусть маленьких, но умников можно было ждать большего. А именно, вежливого отказа или спокойного «игнора» чужих праздников.

Как обычно в этом классе празднуют дни рождения? Приглашают нескольких близких друзей домой или более широкий круг знакомых в кафе. Одноклассники Плохиша не из нищих семей, их родители — сплошь столичные интеллигенты из среднего класса. Ну кроме, может быть, пары семей хиппи, принципиально отрицающих всё потребительское, но именно их дети как раз и сомневались до последнего, ехать к Плохишу на праздник или нет? Зато палить в именинника краской дети этих аскетичных пацифистов начали одними из первых.

Почему так легко победило радужное сияние халявы? Как так просто включился инстинкт толпы, заставляющий идти туда, где сегодня бесплатно развлекают и угощают, какая разница, кто?

Эти вопросы внушают некоторый антропологический пессимизм. Но, в конце концов, они просто десятилетние дети и у них нет ощущения, что они должны отвечать на приглашение Плохиша какой-то особой и неприятной лояльностью. Они ещё не знают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке или при коммунизме, который, как известно теперь каждому взрослому, есть вредная утопия ленивых и завистливых людей.

В-третьих, как произошел столь быстрый и дружный отказ от предложенного контракта? Ведь никто вслух не возразил Плохишу, когда он вводил новое неписаное правило пейнбола: «В меня не стреляют!».

У них внутри было чувство, что они ничего Плохишу не должны. Скрытое презрение к хозяину положения и ирония к его требованиям никогда не исчезают в нас полностью, всегда хранятся где-то в коллективном сознании. Тот, кто нарушил «правила игры», может получить симметричное нарушение в ответ. Возможность бунта сохраняется всегда и справедливость может быть восстановлена в любой удобный для большинства момент.

Первыми начали стрелять в Плохиша, конечно, «условно чужие» — те, кто по правилам имели на это право, но тут же подключились и «условно свои». Их вело желание не отстать от общего бунта, начатого «той» стороной, понявшей, что победа исключена и соревнование рискует стать охотой Плохиша. Игра в войну между двумя командами детей мгновенно превратилась в другую игру: расстрел того, кто поставил себя выше остальных.

Такое чувство отсутствия обязательств перед самопровозглашенной элитой с точки зрения самой этой элиты есть, конечно, подлая неблагодарность холопов, готовых кусать руку дающего.

Или имело смысл соглашаться с именинником? Играть, делая вид, что он невидимка, раз уж он этого так хочет? Сделала бы такая привилегия его счастливым? Впрочем, это было бы сложно, ведь у него в руках осталось оружие и возможность свободно поражать всех, обеспечивая гарантированный выигрыш «своей» команде. Те из «своих», кто в итоге стреляли в Плохиша, отказались от нечестной победы ради равенства возможностей.

У вас нет шансов победить, если вы примете озвученные только что «неправильные правила», и ваш бунт начинается с отказа играть без расчета на победу.

Чем формальное равенство отличается от равенства реального? Мы все должны делать вид, что ведем себя свободно, не имея такой свободы. Этот вечный зазор между декларацией и реальным поведением даёт нам вечное же основание для бунта. Чтобы начать революцию, часто нужно просто всерьез прочитать Конституцию или другую декларацию собственных прав. Перестаем делать вид, что всё идёт по правилам, чтобы всё пошло, наконец, по правилам. Но по законам диалектики именно в этот момент вся игра и становится принципиально иной и правила изобретаются заново.

Чистое господство элит в традиционных обществах не нуждалось в лукавой имитации свободы граждан и не создавало столь явных оснований для возможного бунтарства. Не было деструктивного зазора между тем, что мы реально делаем и тем, что мы при этом изображаем. Такие общества были гораздо устойчивее, но они не производили личностей и не нуждались в них за пределами 1% господ, принимающих все решения. Рост доступа к образованию стал одним из способов размыть эти границы.

Повели бы себя так же ученики другой школы, дети с несколько меньшим ай кью? Насколько связан интеллект с самоуважением и со способностью к коллективным действиям? И откуда всё же это бунтарское самоуважение вдруг взялось, где оно дремало раньше, когда дети дружно соглашались отправиться на праздник к Плохишу?

Мне хочется думать, что ничего исключительного в таком поведении нет. Нормальная реакция. Был, конечно, тот, кто выстрелил первым, но через несколько секунд, когда стреляли все, этого уже нельзя было установить.

Может быть, нам всем, взрослым людям, поучиться у этих детей и сделать с нашими Плохишами то же самое? Поставить их неуязвимость под сомнение. Или наша игра в пейнбол ещё не началась?

Фото: ИТАР-ТАСС/ Юрий Белинский