«Никто не умел ни готовить перевороты, ни противостоять им»

В одной из своих книг Эдуард Лимонов так характеризует этого человека: «Олег Бахтияров — хороший мужик, психиатр и боевик, участник войны в Приднестровье и взятия мэрии в 93 году, киевлянин, один из лидеров организации «Славянское Единство»… Ну боевик — не боевик, это мы не знаем, но психолог, специалист по экстремальным ситуациям точно. В 1994 году Олег Бахтияров был подписантом воззвания «Революционной оппозиции» вместе с такими яркими фигурами, как Егор Летов, Эдуард Лимонов, Александр Баркашов, Александр Дугин и другими. Как появилась «революционная оппозиция» и что этому предшествовало в 1993 году, «Свободной прессе» рассказал Олег Бахтияров.

«СП»: — Как вы вспоминаете сегодня о тех событиях 20-летней давности в октябрьской Москве 1993 года?

— В те дни я часто повторял про себя тютчевские строки:

«…прощаясь с римской славой,

С Капитолийской высоты

Во всем величье видел ты

Закат звезды ее кровавый!..".

В 1993 году был задан вопрос — действительно ли мы присутствуем при конце русской истории и прощаемся с отечественной славой, или это всего лишь завершение одной из глав. Мы все еще находимся в промежутке между этим вопросом и ответом на него, ответом, зависящим только от нас — сегодняшних русских. А ответа все еще нет… Те события были на удивление символичными. В здании Верховного совета тогда собрались представители всех сторон общественной мысли — православные формирования, монархисты, коммунисты, казаки, Союз офицеров… Были представители несостоявшихся, но потенциально возможных линий движения — РНЕ* и близкие им формирования. Была совершенно экзотическая организация — «Братство кандидатов в настоящие люди» из Харькова. Все эти люди представляли разные грани русской истории. Истории, которая сопротивлялась своей гибели.

«СП»: — Как проявляли себя лидеры этих разношерстных «фракций»?

— Люди проявляли себя по-разному, кто-то тяготел к активным наступательным действиям, как Станислав Терехов, кто-то был осторожен и пытался удерживать ситуацию в контролируемом режиме, кто-то выстраивал стратегию, кто-то был тактиком, кто-то вел себя как профессионал, кто-то как поэт-идеалист. И я не могу сказать, что кто-то был прав из них, а кто-то неправ — проявлялись разные аспекты очень сложной ситуации. Неправы были только те лидеры, кто, почувствовав запах неизбежной крови, покинули здание ВС. Главное, чем запомнились те, кто остался — это своей готовностью идти до конца. Перечислять, кто запомнился и чем — значит выйти за рамки жанра интервью и написать том воспоминаний. Ограничусь маленьким эпизодом. Я был ранен под Останкино, почти не мог двигаться. Меня вытащил паренек. В очках. С интеллигентным лицом и говором. Я отдал ему свой автомат и магазины и попросил только об одном — отдать его Макашову. И он вернулся в Белый дом и отдал все Макашову. Вытащить раненого в той ситуации не было чем-то из ряда вон выходящим. Но выполнить просьбу отдать оружие… В этом нет прагматики, это и есть чистый идеализм. И еще один эпизод, уже не этика, а эстетика. Наш отряд (а это пятнадцать-двадцать вооруженных людей) движется к эфирной студии. К нам подходит Эдуард Лимонов и просит дать ему автомат… Кадры из фильма гениального режиссера.

«СП»: — А Сергей Бабурин?

— В те время это был порядочный и смелый, хотя и осторожный человек. Попытку его расстрелять он встретил с улыбкой. Стойкость человека перед лицом смерти для меня важнее идеологических воззрений. И последующая его жизненная история была достойной, в т. ч. и в качестве ректора. Он сумел проявить себя как во внесистемных, так и в системных действиях.

«СП»: — Кстати, упомянутый выше Лимонов, пишет о вашем участии в штурме мэрии…

— Штурм мэрии… Скорее, это был захват мэрии. Когда 3-го октября народ прорвался к «Белому дому» и разблокировал его, со стороны мэрии раздались выстрелы и появились первые жертвы (мэрия Москвы в 1993 году находилась на Новом Арбате в высотке напротив Белого дома, — прим. ред.). Тогда Руцкой скомандовал: «Взять мэрию!». Я в это время находился в составе личной охраны генерала Макашова и мы вместе с отрядом РНЕ бросились туда. Кто-то подогнал грузовик к дверям мэрии, пытаясь их протаранить (потом этот прием был повторен в Останкино), но водителя обстреляли и он отошел подальше. Мой товарищ из Киева — Николай Крестинин, он был первым раненым в Останкино, потом трагически погиб в 2001 году — попытался поджечь грузовик одиночными выстрелами по бензобаку, но, к счастью, это не удалось — сопротивление со стороны мэрии прекратилось и поджигать ее уже не было необходимости. Тут подошел Макашов и сказал свое знаменитое: «Выкинуть всех чиновников!!!», что мы и сделали. Был еще небольшой напряженный момент на входе в мэрию, но когда мы во главе с Макашовым вошли внутрь здания, то потом уже сопротивления не было. Мы прочесали этажи (я дошел до 13-го), прозвучала команда «На Останкино!» и начался уже другой эпизод.

«СП»: — Что же там случилось в Останкино?

— События под телестудией Останкино детально разобраны в десятках работ и публикаций. Тут я ничего не добавлю — была попытка выйти в эфир и объявить о свержении ельцинского режима, шли переговоры Макашова сначала с руководством Останкино, потом с охраной. Тем временем произошла переброска в эфирную студию отряда «Витязей» (спецназ МВД), попытка протаранить двери студии грузовиком, безрезультатные переговоры Макашова внутри студии, первый выстрел изнутри здания со стороны «Витязей», которым был ранен подполковник Крестинин (выстрел был изнутри — я почувствовал запах пороха), непонятный взрыв — то ли выстрел нашего гранатометчика, то ли выстрел по нему, массовая бойня в основном безоружного народа (нас, вооруженных, было не больше двух десятков человек и наши потери — убитый прапорщик Журавский и человек шесть раненых, все остальные — полсотни убитых и полторы сотни раненых (по официальным данным) — это невооруженные гражданские активисты, попытки поджечь здание… Чем я занимался в те дни? Сначала входил в состав группы защиты 20-го подъезда (формирование Союза офицеров), потом меня перевели в отряд личной охраны генерала Макашова. Должность — рядовой. Был командир нашего отряда — Евгений Штукатуров, морпех (умер), его заместитель Андрей Маликов (тоже умер). Остальные, независимо от званий (были и подполковники, и полковники) — были рядовыми бойцами.

«СП»: — Чем объясняется активное участие в тех и последующих событиях таких высокопоставленных армейских фигур, как Альберт Макашов и Евгений Морозов? Их личной активностью и взглядами? Или же они были надводной частью айсберга неких сил, которые так и не рискнули перейти к активным действиям?

— Это были честные люди. До определенного времени их удерживали от активной политической позиции соображения военной дисциплины, но когда все развалилось, они начали действовать по совести. А подводная часть айсберга тоже была, но не все участники тогдашних (и последующих) событий готовы говорить об этом открыто. Впрочем, осторожные воспоминания уже начинают появляться…

«СП»: — Позже, в 1994 году, вы были в числе подписантов Заявления «Революционной оппозиции России». Однако революции ни социальной, ни национальной Революционная оппозиция так и не совершила. Почему?

— Революции не происходят по желанию людей и социальных структур. За исключением «цветных» — но это не революции, а целенаправленные и контролируемые управленческие действия. Революции развиваются по своим законам и приводят к непредвиденным результатам. В Октябрьскую революцию 1917 года внесли свой вклад и германский генштаб, и американские банки. В результате через 28 лет советская армия вошла в Берлин, а через полвека США были на грани проигрыша в холодной войне.

В 90-е годы революционная оппозиция была романтична, идеалистична, часто жертвенна, но технологически совершенно безграмотна. В отличие от «оранжевой» (либеральной) оппозиции, патриотическую никто не консультировал и не обучал, все учились на своих ошибках. Активисты наивно полагали, что воспроизводя внешние формы успешных в прошлом движений, они добьются таких же успехов. А им противостояли профессионалы, умеющие раскалывать организации и при необходимости дискредитировать и даже устранять противников. Вспомните хотя бы убийство генерала Рохлина… Говорят, Россия — литературоцентричная страна, но патриотическая оппозиция была литературоцентричной в квадрате.

«СП»: — Тогдашняя спайка националистов (Баркашов) и левых (Лимонов) была тактическим, вынужденным альянсом или вполне гармоничным союзом?

— Лимонова нельзя назвать левым. НБП (ныне запрещенная, — прим.ред.) была синтезом большевизма и национализма. Мы все понимали, что и Баркашов, и Лимонов воплощают в себе разные грани будущего возрождения России. Но в политике гармоничных союзов не бывает. Политика — это «технология власти», а власть всегда достается кому-то одному.

«СП»: — Из всех «революционных» героев тех дней в оппозиционной политике до наших дней дожил лишь Эдуард Лимонов, да присутствующий на этой фотографии напротив вас Алексей Широпаев, но и они толком ничего не добились, по большому то счету… Борьба была, а результатов как не было так и нет. Почему ваше поколение пламенных революционеров проиграло серой массе «демократов» и конформистов?

— На фотографии, кстати, есть еще и Иванов-Сухаревский, героический и пока мало оцененный человек… Во всякой войне есть победители и проигравшие. Мы проиграли, но сумели сохранить определенный анклав национальных сил и он послужил основой современных движений. А о причинах проигрыша я уже говорил: никто не умел ни готовить перевороты, ни противостоять им.

«СП»: — Что за собрание на этом фото?

— Это перед президентскими выборами 1996 года. У Лимонова эти заседания неплохо описаны… Тогда националистические организации решали, за кого голосовать. Появилась странная идея (в националистической среде агентура ФСБ и СБП безусловно присутствовала) — призвать голосовать за Ельцина. Это вызвало интенсивные и злобные дискуссии (в конце-концов затея провалилась и в качестве предпочитаемого кандидата выбрали Юрия Власова). Лимонов был, конечно, против Ельцина и я тоже («Это безумие, народ нас не поймет — сказал Бахтияров», пишет Эдуард Лимонов в главе «Правые союзники» книги «Моя политическая биография» о реакции Олега Бахтиярова на предложение поддержать Ельцина, — прим. ред.). Вообще, то был чрезвычайно насыщенный событиями и возможностями период. Все готовились к очередному раунду серьезной схватки, очень серьезно готовились…

«СП»: — То есть, официально поддержав Юрия Власова, неофициально радикальная (как теперь говорят — несистемная) оппозиция готова была дать бой за Зюганова?

— Важны не люди, а позиции и динамика событий. Заявление Зюганова о победе на выборах дало бы толчок активным силам патриотической направленности, и его «коммунистичность» была бы не более, чем элементом. Важно было положить начало новой динамике. Но, откровенно говоря, теперь я думаю, что мало что тогда бы получилось. Потому, что по большому счету, все закончилось 4 октября 1993 года… Новая динамика будет какой-то совершенно иной — и идеологически, и стилистически.

«СП»: — Спецслужбы вас потом не преследовали за участие в событиях 93 года? Или «Революционная оппозиция» после разгрома в 1993 году больше не рассматривалась ими как угроза конституционному строю?

— В ельцинские времена преследовать было сложно и некогда — была атмосфера вседозволенности, позволявшая делить госсобственность. Спецслужбы как организованные структуры были в раздрае, личные и клановые отношения были важнее интересов правящего слоя. Да и что такое был тогда этот самый «конституционный строй»? Политическая «многовекторность»…

Вообще, спецслужбы не нужно демонизировать. Это не политическая, а государственническая элита. Строй и политическая идеология изменятся, а спецслужбы и их кадровый состав останутся и так же будут служить новой власти, как и сейчас. Я бы сказал, что спецслужбы и экстремистский мир — два полюса одной метасистемы, не системы (экстремизм контрсистемен), а именно метасистемы.

«СП»: — Национал-патриотической оппозиция сегодняшнего дня отличается от того, что она представляла собой в 90-е?

— Есть одно важное структурное отличие. Возникло более сложно организованное сообщество. Не отдельные группировки, а система, включающая в себя и умеренные, и радикальные звенья, и те, что действуют в оппозиции, и те, что взаимодействуют с властью. Раньше, например, системной правозащитной деятельности у националистов в не было и в помине. Сегодня правозащитные организации обеспечили интеграцию в единое сообщество и активистов, и политзаключенных, и интеллектуалов. Благодаря такой деятельности, попадая в неблагоприятные условия, люди все равно остаются в сообществе. Это прогресс.

«СП»: — Когда, на ваш взгляд, теперь ждать нового пассионарного толчка?

— Это не мной одним отмеченная закономерность: смотрите, интеллектуальный авангард, если говорить о политической философии, идеологии — Сергей Переслегин (1960), Вячеслав Моисеев (1965), Сергей Бабурин (1959), Дмитрий Корчинский (1964), Александр Дугин (1962) и многие другие, реализовавшие в себя в науке, методологи, философии, политике в постсоветское время — почти все они около 1960 г. р. Есть представители и других поколений, но в процентном отношении их значительно меньше. Заявившие о себе активисты современных радикальных формирований — в основном 1980 — 1985 г. р. Диссиденты в Советском Союзе — большей частью родились около 1940 года. О причинах такого распределения в двух словах не скажешь, это отражение больших процессов. Деятельность поколения насыщает собой определенную сферу социальной, культурной жизни и становится основой для перехода деятельности этого поколения на новые «территории». Видимо, следующее поколение, которое оставит свой яркий след, будет после 2000-го года рождения, то есть это сегодняшние школьники.

«СП»: — А пока в России «революционерами» зовутся всякие клоуны-хипстеры с радужными флажками и айфонами…

— Нового революционера еще нет, но скоро будет. Сейчас время зарождения фундаментальных основ той новой идеологии, которая станет основой и оправданием больших перемен. А новая идеология создаст и новую стилистику.

«СП»: — И все-таки, кто делает революцию — народные массы или активное и структурированное меньшинство?

— Активное меньшинство пользуется большими процессами, чтобы завоевать в них свое место. Технологии обеспечивают либо локальные изменения, либо захват позиций внутри спонтанного процесса. Но большой процесс идет сам по себе, используя и массы, и активное меньшинство для своих, внечеловеческих задач…

«СП»: — И что там по плану у «большого процесса» в отношении России?

— А вот этого нам и не дано знать. Мы должны действовать по совести и убеждениям. Верность своим убеждениям и следование им — это результат для нас. Исход событий — дело этих самых «Больших процессов». Иногда наши действия идут против этих процессов, но это не повод предавать свои убеждения и опускать руки.

* Региональные отделения общероссийского патриотического движения «Русское национальное единство» (РНЕ) признаны экстремистскими решениями Верховного суда Республики Татарстан 21.05.2003 (вступило в силу 5 июня 2003), Железнодорожного районного суда г. Рязани от 12.02.2008 и определением Железнодорожного районного суда г. Рязани от 24.12.2009., Омского областного суда от 10 октября 2002, Приморского краевого суда от 21 октября 1999.