— Смотри, голая женщина пришла, — сказал я своей подруге Марии Бароновой, когда в ресторан, в котором мы ужинали с Марией и ее маленьким сыном Сашей, вошла новая посетительница. Я слегка преувеличил, голой она не была — на ней было что-то кожаное наподобие купального костюма, то есть кожаный топ, похожий на лифчик, и кожаный пояс, и, по крайней мере, в это время года такой костюм действительно выглядел так, что на него сразу же хотелось показать пальцем. «Смотри, — говорю, — голая женщина».
Голая женщина прошла мимо нас и села за соседний столик, за которым уже сидели крупный мужчина и еще две женщины, обыкновенные. Мы с Марией продолжили ужинать, а сын Марии Саша сначала тихо сидел, стараясь не мешать нам разговаривать, а потом, будучи общительным мальчиком, пошел за соседний столик знакомиться с голой женщиной.
Видимо, они сразу понравились друг другу, потому что между ними завязался оживленный разговор: Саша рассказывал голой женщине и ее друзьям про свою одноклассницу, которая ему, как я понял, нравится, а голая женщина, в свою очередь, спрашивала Сашу о его жизни, и в какой-то момент Саша, маму которого судят по Болотному делу, сказал голой женщине, что его мама целыми днями бывает занята в суде.
— Ой, — сказала голая женщина Марии Бароновой, — я тоже работаю в суде! Я в Басманном помощник судьи, а ты в каком?
Про Болотное дело и свое в нем участие Мария отвечать не стала, сказала уклончиво — мол, хожу по работе и в суды, и еще в Следственный комитет. Тут уже оживился большой мужчина, который сидел за столом с голой женщиной.
— Следственный комитет? — спросил большой мужчина. — Это на Газетном?
Мария Баронова честно ответила, что на Бауманской.
— Ха-ха, — засмеялся мужчина. — На какой Бауманской? Следственный комитет сидит на Газетном переулке.
Тут в разговор вступил и я, сказал, что позвольте, но на Газетном сидит следственное управление МВД, а Следственный комитет, в котором Бастрыкин, и в который ходит по своим делам Мария, находится в Техническом переулке.
Мужчина встал из-за своего стола и подошел к нам. Да, может быть, мы правы — он не вдавался в такие тонкости про Газетный и Технический, он всего лишь командир спецподразделения МВД, задерживающего и доставляющего опасных преступников к месту содержания под стражей. «Я торпеда», — говорит он, имея в виду, что он — всего лишь оружие, которым пользуется Россия в лице вышестоящего начальства.
Начал рассказывать что-то про мэра Махачкалы Амирова, которого он привозил в Москву, потом еще про кого-то известного — кажется, про Билалова. На пьяного он похож не был, но по мере произнесения своего монолога выглядел все более странно, и дело даже не в том, что рассказывать первым встречным незнакомым людям о том, как опасна и трудна его служба — это дурной тон. Нет, сильнее меня смутило то, что если постараться, то и я такой монолог смог бы от своего имени произнести. Несколько сюжетов из новостей (Амиров, Билалов), несколько традиционных для людей этого круга риторических приемов, несколько самых очевидных баек из личного опыта (задрал свитер, показал — под ним шрамы. Конечно, Чечня, конечно, ранение, и, очнувшись в госпитале, обнаружил рядом с собой Рамзана, который, конечно, отдал ему свою четвертую отрицательную, и теперь они братья), несколько популярных городских легенд.
— Мне, — говорит он, — иногда звонят из суда и говорят, что нужен какой-нибудь бесспорный повод для ареста. Мы делаем так: берем левый ствол, нигде не зарегистрированный, и начинаем задержание с того, что из этого ствола стреляем в землю. Гильза есть, а это оказание сопротивления, поэтому мы можем делать что угодно — хоть убивать.
Надо сказать, что пока он все это говорил, в разговоре участвовала и голая женщина, которая, судя по всему, оказалась его невестой — по крайней мере, глядя на спецназовца и обращаясь к Бароновой, она повторяла, что главное в жизни — это любовь, и что надо быть на позитиве. А мужчина рассказывал про свою зарплату в 92 тысячи рублей:
— «Но живу не на нее, сама видишь — вот девочек гуляю, а это тысяч восемь минимум, тапочки „Прада“ купил, а это двадцать. Набегает», — но распространяться, откуда набегает, не стал и заговорил про людей, которые иногда приходят и просят решить за деньги какую-нибудь проблему, но он им отказывает. Баронова спросила голую женщину, не переживает ли та, когда видит, когда кого-то заведомо невиновного сажают в тюрьму, женщина среагировала сразу: «Честно? По-о-о-фиг!», — так нараспев, красиво. Мужчина солидно и обстоятельно подхватил — есть же присяга, приказы не обсуждаются, я торпеда, я оружие в руках родины. Сказал «родина» и замер.
— Родина, — говорит вдруг он. — Да я эту родину… Вот Билалов. Едем на Кавказ, ищем его, находим, забираем, везем в Москву. В Шереметьево нас встречает спецназ ГРУ — теперь это наша юрисдикция, отдавайте. Отдаю, а утром по новостям слышу — Билалов в Лондоне, типа убежал. Ну вот как так?
Тут подошли еще двое моих друзей, и пока спецназовец сокрушается по поводу Билалова, я пытаюсь заговорить на отвлеченную тему со своим другом Ильей, и рассказываю ему, что журнал, для которого он пишет, попросил меня взять интервью у девелопера Полонского. Спецназовец слышит фамилию Полонского и — снова с гордостью — говорит, что Полонского я увижу в аэропорту Домодедово в среду в 11−45 утра, экстрадиция уже подписана, и скоро он, этот спецназовец, полетит за Полонским, чтобы доставить его в Москву.
Врет или не врет? Баронова, у которой на чехле для телефона нарисован Навальный, и которая поэтому боится трогать свой телефон — она ведь делает вид, что не понимает ничего из того, что говорит этот мужчина, — спрашивает его, знает ли он что-нибудь про оппозиционера, которого судили в Кирове. Мужчина даже обижается — как это я не знаю Навального? Да его когда освободили, я его сам в Москву доставлял. На самолете бизнес-классом, — и, в общем, ясно уже, что врет, мы же знаем, что Навальный ехал из Кирова на поезде, то есть про это спецназовец врет и, значит, врет и про все остальное, и уже неинтересно его слушать.
И, кажется, он сам почувствовал, что нам уже неинтересно, и он достает телефон и показывает видео, которое он снял две недели назад на Ленинградском проспекте, когда кого-то — кого, он не скажет, — задерживали. Четырехминутный ролик, полицейская машина останавливает «Мерседес», человек в коричневом пиджаке стреляет из пистолета в землю и бросает пистолет в грязь, потом откуда-то из-за кадра автоматная очередь поверх «Мерседеса», потом люди в камуфляже и масках выволакивают из машины лысого мужчину в костюме, бросают его в грязь и долго избивают ногами. Бьют, бьют, бьют, мужчина в коричневом пиджаке («Это мой зам, — объясняет спецназовец, — а под пиджаком у него бронежилет», и я понимаю еще, что сам мой собеседник стоит рядом с телефоном и снимает происходящее на телефон) наконец показывает жестом, что все, хватит, лысого поднимают с земли и уводят, он весь в крови. Значит, про выстрел в землю была правда, и, получается, все остальное тоже могло быть правдой, черт его знает.
Обменявшись со спецназовцем телефонами, мы уходим. Голая женщина записывает телефон Бароновой — она обязательно ей позвонит, чтобы вместе как-нибудь сходить в караоке. Российское государство в кожаном топике обнимает Баронову на прощание — неважно, правду мы слышали или нет, но это в любом случае было наше государство, смешной большой мужик со шрамами и голая женщина. Главное — любовь и быть на позитиве.