«Красные Звезды» — одна из самых известных в России белорусских рок-групп. «КЗ» ворвались на олимп отечественного рок-андеграунда во второй половине 90-х. Созданная в 1993 году Владимиром Селивановым и Евгением Беловым группа несколько раз меняла свое название от эпатажного «Хотели Утки Йоду» до пафосно-гламурного «NaRцыSS». Но именно как «Красные Звёзды» музыканты за короткое время стали известны далеко за пределами Белоруссии.
Сегодня на своих концертах «Красные Звёзды» играют все самые лучшие песни, открывая трехчасовое шоу призывом «Дискотека имени Франца Кафки начинается!». Свой стиль сами музыканты теперь называют kick-rock (от англ. kick — удар).
С бессменным лидером «КЗ» Владимиром Селивановым о его политических убеждениях, музыкальных пристрастиях, а также о жизни в Беларуси и России побеседовал корреспондент «Свободной прессы».
«СП»: — Вопрос, наверное, надоевший, но наиболее интересный читателям: ты и политика. Как тебя занесло в эту среду и почему ты отказался от нее?
— Политикой я не интересовался никогда. Мое участие в национал-большевистской партии — не более, чем юношеское увлечение какими-то новыми веяниями. Что такое политика, я тогда даже не представлял. Исключительно в теории. То есть для меня все это было в большей степени флагом, Лимонов — великий русский писатель, и вообще вся какая-то новая движуха после обрыдшего всем «совка». Я это рассматривал больше как молодежный клуб по интересам, в котором мне может найтись место, в котором я могу пригодиться со своими экстремальными песнями. Но когда выяснилось, что нужно таскать газеты, что речь идет о том, что нужно взять власть — это немного не мое все-таки. Я музыкант, я не умею этого делать. Естественно, меня оттуда вышибли с треском. Вот и вся политика, на этом все закончилось.
«СП»: — Как написал журнал «Rolling Stone», «в песнях КЗ осталось воспевание ВСЕПОБЕЖДАЮЩЕЙ СВОБОДЫ — во всех её смыслах и проявлениях». Именно этим словом назван ваш последний альбом. А что лично для тебя это такое? Просто символ или какая-либо идея?
— Это и идея, и символ — то, что ощущает любое живое существо, то, чем хочет обладать любой человек на Земле. В нашем обществе свобода — это дефицитный продукт, дефицитное ощущение. Это как нехватка воздуха, как в подводной лодке сидим. Очень хочется быть свободным, чтобы люди не врали друг другу, чтобы не были люди стеснены всеми этими дурацкими обстоятельствами, в которых мы все оказались. И, конечно, очень хотелось бы, чтобы, наконец, воцарилась искренность и абсолютная свобода суждений и всего, всего, всего.
«СП»: — Во время общения со зрителями на одном из концертов в конце 90-х на вопрос: «Считаешь ли ты себя героем?», ты ответил, что считаешь. Тогда это был политический пафос или нечто другое?
— Разумеется, я считаю себя героем. Каждая человеческая жизнь это, в принципе, геройский поступок. Учитывая, что на протяжении всей своей жизни человек, по сути, борется со смертью. Потому что каждый наш день — это какой-то дикий риск, чудовищный. Спокойно не живет никто, это только такая видимость. На самом деле, каждый из нас постоянно сражается с чем-то. Поэтому, разумеется, я считаю себя героем c самого раннего детства.
«СП»: — Ты всегда исполнял немало песен Владимира Ареховского, а также на стихи Витухновской. Каковы твои сегодняшние взаимоотношения с этими авторами? Есть ли мысли сотрудничать в будущем в плане творчества?
— Тогда, когда были песни на тексты Ареховского, когда были песни на тексты Алины, когда мы все это писали, хотелось создать максимально больше контента. Просто очень много песен нужно было. Просто было много музыкальных идей, и не на все свои музыкальные идеи я успевал писать тексты. Были довольно-таки крутые тексты Вовки и Алины, которые они предлагали в качестве песенной основы. Это было классное сотрудничество, и я им благодарен за это.
Сейчас у нас нет дефицита. У нас и так очень много песен, мы постоянно в работе, пишем практически каждый день новые песни. Сейчас я не думаю, что нам нужно с кем-то сотрудничать. Тогда это все-таки была формация. «Красные Звезды» — это был такой клуб по интересам, у нас очень много людей было, в самой группе и около нас. А сейчас у нас осталась группа из четырех человек. Мы работаем самостоятельно и решили пока не вступать ни в какие серьезные отношения, то есть нам комфортно так.
«СП»: — Тот же «Rolling Stone» написал, что «эйфорически-пафосный панк „Красных Звёзд“ по-прежнему пропитан духом советской песни и детской ностальгией по СССР». А ты ностальгируешь по СССР? Что для тебя Родина и каково твое отношение к тому культурному наследию, что оставил после себя Союз.
— Да это просто мое детство всего лишь. Политическая ситуация не имеет никакого значения. Я никогда не понимал, что такое Советский Союз. Может быть, люди, путешествующие из Таджикистана в Эстонию, понимали, что это какое-то сообщество государств без границ. Я путешествовал максимум по России и по Украине, поэтому для меня Советский Союз заканчивался Россией, в которой я родился. Какие-то детские ностальгические воспоминания о том, что было довольно проблематично в моем городе, например, купить пачку масла.
А так Советский Союз в силу своей закрытости оставил огромное культурное наследие. Потому, что голодные художники, очень экстремально развиваются. Понятное дело, что в основном это было подражание каким-то западным проектам. Но, тем не менее, внутри оно развивалось так красочно, так кайфово, что от этого подражания не осталось и следа. Подражанием был только посыл, а сформировалось все это в свою такую субкультуру. Можно все, что угодно говорить о «Песнярах», говорить об Александре Пахмутовой. Вся эта музыка, она, во-первых, очень пафосная была и довольно героическая. И в любом таком закрытом обществе героизм в качестве примера пропагандируется больше, чем все остальное. Поэтому оно все так и выглядело. Исключительно в силу закрытости советского общества. Поэтому это все очень интересно — большое культурное наследие. Но оно уже как бы… Сейчас уже другие времена. Это можно только вспоминать. Даже на звук тот довольно бессмысленно ориентироваться, потому что сейчас вообще все по-другому происходит.
«СП»: — А из современных деятелей культуры в России: поэтов, писателей, художников, кого бы ты мог отметить? Как ты оцениваешь деятельность таких экстремальных арт-проектов, как «Война», «Пусси Райот»?
— Ну, я не хотел бы говорить об экстремальном искусстве, потому что я в нем совершенно не разбираюсь. Если говорить о вещах, которые работают абсолютно реально, можно обсуждать какие-то проекты, которые являются успешными. Успешными не в плане пиара, а успешными вообще в принципе, то есть, когда люди занимаются тем, что хотели делать. Я бы мог отметить «Ляпис Трубецкой», я бы мог отметить «Гражданскую оборону», я бы мог отметить «Сплин» — это гениальные проекты. И работающие, на мой взгляд, еще не на сто процентов, у них есть запас мощности. И остается ощущение, что они могут большее, а это очень хорошо. То есть мне не кажется, что они взяли и исчерпались. Такого ощущения нет. Ну, если не считать покойного Летова. В данной ситуации как группа одного человека, который являлся стержнем всего-всего-всего, она себя, конечно, исчерпала.
«СП»: — А что ты в целом думаешь о той волне рок-андегрануда 90-х, которая была связана во многом с деятельностью радикальных политических движений, на которой поднялись и вы? Я о такие командах, как «ГО», «Банда Четырех», «Адаптация», а также о сибирской волне андеграунда в целом.
— Я обо всем этом вспоминаю с нежностью. Поэтому в нашем репертуаре есть песни таких андеграундных коллективов, как «Соломенные еноты», «Гражданская оборона». Хотя «Гражданская оборона» это все же не андеграундный коллектив. Это потолок андеграунда. То, чего не удастся достичь никому, как бы ни хотелось. Это потолок, и Летов — самый главный в андеграунде.
«СП»: — А вообще сегодня это актуально?
— Летов?
«СП»: — Летов и прочий андеграунд.
— Я не думаю, что это актуально. Ты же сам видишь, что на концерты приходит все меньше, сами концерты происходят все реже. Общество всегда реагирует, голосует либо рублем, либо вниманием. Вот, а если оно прекратило голосовать? Может быть, и есть смысл этим заниматься, но на мой взгляд, это даже не энтузиазм, это что-то такое очень странное. Хотя… Я же говорю, что вспоминаю об этом с нежностью. Я от всей души желаю успеха всем ребятам, которые до сих пор пытаются что-то осуществить в этом плане. Но таких людей, которым это все надо, их все меньше. И тебе это тоже не особо нужно. Все равно, так или иначе, любое творчество упирается в его окупаемость. Нельзя заниматься музыкой шутя. Музыкой нужно заниматься серьезно. Если ты каждое утро ходишь на завод, а потом играешь песни… Ну, да, в этом есть своя прелесть, свое обаяние, но на этом всё заканчивается. Нужно заниматься профессионально. Как результат всего этого мы видим — гастроли «Теплой Трассы», допустим. Более или менее, насколько я слышал по отзывам, Адаптация работает. Я думаю, что вот у них будет получаться, потому что они стараются быть в тренде. Они стараются давать людям не только то, что считают нужным, но и то, что люди хотели бы услышать. Вот у них будет получаться. А все остальное… ну, на мой взгляд, почему-то угасает. Либо они не хотят фонтанировать новыми идеями, хотят кататься на старом. Но люди же тоже как-то меняются. Те, которые это слушали, им уже за сорок. У них другие интересы, их все меньше и меньше. Некоторые вообще уходят. Кто-то в банк, кто-то на тот свет.
Ситуация в этом плане довольно дерьмовая, и, к сожалению, я просвета никакого не вижу, хотя все безусловно талантливы. Вовка Ареховский — чудовищно талантливый человек. Но нужно еще, помимо таланта, прилагать массу усилий. Это вопрос исключительно мотивации и желания делать что-то. Делать, делать, делать. Причем, делать это каждый день, как ходишь на работу. Если делать нечасто, то внимание публики будет соответствующее. Мне бы хотелось, чтобы это было хотя бы в каких-то клубах на пятьсот-тысячу человек, чтобы была какая-то движуха, а ее нету. Как ни крути.
«СП»: — В своем интервью «Свободной прессе» Владимир Ареховский сказал, что Белоруссия — счастливая страна. Ты можешь с этим согласиться?
— Нет, конечно. Беларусь очень тяжелая страна. Нельзя быть счастливым в стране, где диктатор уже двадцать лет почти. Ничего не меняется. В чем счастье-то? В том, что всё серое? Я не вижу в этом счастья. Стабильность? Да сколько можно прикрываться этой стабильностью? В России все не менее стабильно. И в Москве все не менее стабильно. Хотя бы какая-то видимость, хотя бы какая-то ротация кадров минимальная. У нас ее нету. «Кимченирство» какое-то сплошное, какое-то царство, каменный век. Зачем все это нужно? Понятно, что власть, стабильность — все это здорово, хотелось бы, чтоб и дальше все было хорошо в нашей стране. Хотелось бы, чтоб все было современно, по-честному. Поэтому назвать Беларусь счастливой страной ни при каких обстоятельствах я не могу. Мне там очень грустно. Нет вдохновения. Вдохновение бывает там, где есть какое-то счастье.
«СП»: А нет желания перебраться в Москву или Питер, как сделали многие музыканты с окраин?
— Оно с каждым днем усиливается. Я уже сейчас живу на два города: в Питере и в Минске. Почти одинаковое количество времени провожу. Поэтому назвать Беларусь счастливой страной… Видимо, Ареховскому там хорошо. Я не готов подписаться под этими словами. Вовка парень умный. Возможно, он нашел какой-то компромисс с тем, что там существует. Я не готов на несвободу ни при каких обстоятельствах. Это несвобода. Мы милицию боимся. Нельзя бояться милицию! Мы тут в Москве сегодня заехали под «кирпич» случайно, нас навигатор не туда завез, заплутал. Я спросил у милиционера, речи не зашло даже о проверке документов. Несмотря на то, что мы нарушили правила! Нам вежливо разрешили еще раз нарушить. Еще раз! Сказали, вот проезжайте, ребята, всего доброго. Он не вызывает страха. В Минске так не получилось бы. В Минске милиционер — это синоним ужаса. Это страх в первую очередь. Ни о какой поддержке речи идти не может. И более того, работа милиции зависит только от текущей экономической ситуации месяца. Бывали ситуации, когда обращение в милицию по делу вообще ни к чему не приводило. Просто посылали к черту. Так не должно быть. Это люди, которые должны защищать народ. И это не должно зависеть от каких-то сиюминутных моментов. Насколько я понимаю, у них что-то вроде присяги есть. Так же, как и у врачей. Это не должно зависеть от каких-то текущих ситуаций. А когда зависит — это очень плохо, это диктатура. А так люди в Беларуси хорошие. Только очень терпеливые. Слишком терпеливые. На Украине с этим бы уже давно закончили, а здесь, видишь, терпят…