Не секрет, что сегодня так называемая элита — класс чиновников и политиков, — вызывает отнюдь не самые положительные эмоции у большинства россиян. Налицо разделения общества на тех, кто правит, и тех, кем правят. Рейтинг недоверия в опросе, проведённом в октябре ВЦИОМ, предсказуемо возглавили именно чиновники и политики.
Насколько уникальна Россия в этом плане и что можно сделать для того, чтобы изменить ситуацию?
— Я бы разделял бюрократию и правящий класс, — рассуждает директор Центра политологических исследований Финансового университета Павел Салин. — В глазах населения роль бюрократии, как правящего класса преувеличивается. Подлинный правящий класс у нас несколько иной, он, скорей, связан с некоторыми членами кооператива «Озера». При этом далеко не всегда люди, принимающие важные решения, занимают бюрократические должности. Скорее, они являются «успешными» предпринимателями, близкими к власти. Но в глазах большинства россиян чиновничество действительно символ власти. Неслучайно соцопросы показывают, что большинство молодёжи мечтает о карьере госчиновника, либо служащего госкомпании, что практически одно и то же. Принадлежность к бюрократии сегодня — символ успеха.
С другой стороны, есть разрыв между возможностями и желаниями. Многие люди, в том числе молодые, понимают, что им по ряду критериев, связанных, как с качеством полученного образования, так и с наличием «нужных» связей, никогда не стать чиновниками. И это противоречие порождает неприятие и порой даже ненависть большинства к более удачливому меньшинству. Это, конечно, создаёт почву для социальной нестабильности. В результате, даже небольшой инцидент может привести к глобальным последствиям.
Ситуация эта была во многом характерна и для России начала 20-го века.
«СП»: — А как мы смотримся в этом смысле на общемировом фоне?
— В России тяжело изживается культура мессианства. Сначала считалось, что мы должны быть «впереди планеты всей», а потом в 90-е годы стали говорить, что Россия всему миру подаёт пример, как не надо жить. На самом деле мы вполне укладываемся в общемировые процессы. Отчуждение между большинством населения и элитой — характерно сегодня для многих стран. Раньше, к примеру, в годы Холодной войны, удавалось поддерживать некоторую степень единения между населением и элитой. В СССР это было связано с проектом построения коммунизма. На Западе в пику Советскому Союзу создавали государства всеобщего благосостояния. А сейчас всё отчётливее видно, что элиты во всём мире живут сами по себе, зачастую только ради своих интересов.
Даже в США, где манипулирование общественным сознанием со стороны истеблишмента достигло наиболее совершенных форм, началось брожение и нарастание недовольства рядовых граждан своими элитами.
«СП»: — Есть ли ещё страны, кроме России, где чиновники воспринимают свою должность, как возможность быстро обогатиться?
— Это явление называется «системной коррупцией». Когда в государстве имеет место «несистемная коррупция», человек приходит на должность управленца без всяких «левых мыслей» и его с разной степенью успешности пытаются развратить нехорошие коррупционеры. У нас же нередко человек приходит на госслужбу, изначально зная, сколько ему надо заплатить за своё место, и сколько он сможет получить за время работы сверх «трудовых доходов».
В разных странах коррупционные процессы идут по-разному. Россия не относится к странам с западным типом демократии. Поэтому у нас гораздо меньше условностей, гораздо тоньше флёр, который прикрывает злоупотребления госслужащих. В последнее время есть основание предполагать, что маскировочная завеса над коррупционными делами будет расти. На это будут брошены лучшие профессионалы.
«СП»: — Насколько долго продолжится тенденция расхождения народа и элиты? Что может её остановить?
— Многие левые мыслители хотели бы это изменить, что было бы справедливо. Но пока я не вижу предпосылок для серьёзных изменений. Современные коммуникации позволяют элите управлять практически любой страной, даже не находясь в ней. Яркий пример для России — яхта Абрамовича. Человек управляет огромными активами, в том числе и в России. Между тем, он значительную часть жизни находится в международных водах, которые практически не регулируются никакими международными конвенциями. У Абрамовича своя «армия» из десятков бывших спецназовцев. Примерно в таком же виде функционируют многие представители мировых элит. Они вахтовым методом управляют своими странами. А в остальное время пребывают в неких экстерриториальных образованиях с высоким уровнем комфорта и безопасности. Таким образом, физически происходит разделение общества и его элиты.
— Коррупция среди чиновников и политиков, пожалуй, главная причина, почему их не любит остальной народ, — считает депутат Госдумы от КПРФ, директор Центра исследований политической культуры России Сергей Васильцов. — Коррупция, к великому сожалению, это вещь, которая в той или иной форме присутствует в любой стране. Но когда её становится слишком много, это угрожает уже самим основам государства.
В России коррупция уже где-то зашкаливает. Встаёт вопрос, как с этим бороться. То, что сегодня у нас выдаётся за борьбу с коррупцией, имеет мало смысла. Надо, прежде всего, бороться с тем состоянием общества, которое порождает подобные явления в среде чиновников. Наши «борцы с коррупцией» во властных верхах считают, что несколькими показательными судебными процессами можно победить это зло. Не получится. Надо менять социальную основу общества. Пока у нас через СМИ, через масс-культуру популяризируется идея о том, что прав тот, кто ловчее украл, вовремя смылся, победить коррупцию, а значит, и добиться доверия общества по отношению к чиновникам не удастся.
— Существует два типа обществ. Экономически дифференцированные и политически дифференцированные, — говорит руководитель Центра изучения элиты Института социологии РАН Ольга Крыштановская. — Если на Западе «водораздел» между разными группами общества обычно обусловлен уровнем доходов, то у нас социальное разделение очень связано с политикой. Уже много веков в России правящая элита находится в противоборстве с простым народом. Это принимало разные формы, но совсем никогда не прекращалось.
Иногда были обострения в виде революций и крестьянских войн, иногда были периоды относительной стабильности.
Сегодня, на мой взгляд, идёт процесс демократизации, который связан с преодолением закоренелого антагонизма между обществом и властью. Чем больше будет прозрачности в действиях власти, тем меньше будет противоречий. Именно в связи с тем, что стало больше открытости и мы больше можем знать о злоупотреблениях чиновников, нарастает напряжённость в отношениях между народом и властью.
В советское время об этом было не принято говорить. Социологам даже запрещалось проводить исследования об отношении народа к своим правителям. Я лично подписывалась под таким внутренним приказом.
У нас никогда не было контроля за расходами чиновников, который начинает налаживаться сейчас. Мы никогда не знали, где они учат своих детей, где покупают недвижимость. Впервые за всю российскую историю начался процесс «расколдовывания элиты». Сейчас люди видят, как богаты наши политики и чиновники. И дело тут не только во взятках и откатах. Они — лишь маленькие сегменты богатства элиты, возникшие в условиях частной собственности. Главная причина, что люди как бы приватизируют свою государственную должность. Это явление корнями уходит в систему кормлений, созданную ещё при Иване Грозном. С той поры оно в том или ином виде существовало всегда.
«СП»: — Однако в советское время чиновники, как известно, жили гораздо скромнее нынешних и не рисковали «кормиться» с подведомственных территорий…
— Да, внешне они жили скромнее. Идеология советского государства провозглашала аскетизм нормой жизни. Некоторые чиновники были идеалистично настроены, другие со времён Сталина банально боялись репрессий.
Но процессы обогащения чиновников подспудно всё равно шли.
Фото: ИТАР-ТАСС