Смотрю сериал «Крик совы». Пускепалис говорит Мерзликину: «Мне кажется, это начало новой серьезной дружбы», — почти дословная цитата из «Касабланки». А вот они же едут в машине, и камера снимает обоих через лобовое стекло, Пускепалис держит руль — стандартный хичкоковский кадр. А вот старый бандит говорит старому чекисту: «Вы такие культурные, милиции бы у вас поучиться», а чекист серьезно отвечает, что, мол, когда-нибудь мы и милицию обучим вежливости. И это уже не Голливуд, а явный современный социальный заказ, тоже забавно.
Об этом можно написать в рецензии, но, кажется, сериал все-таки не стоит рецензии, даже несмотря на Пускепалиса. Это обычный сериал, совершенно стандартный для России нулевых и десятых. И вот его стандартность — это как раз важно. Когда в масскульте что-то повторяется два, три раза — это штамп. Когда десятки раз — это уже канон. Псевдосоветский псевдонуар — кажется, это единственный сложившийся в нынешней России оригинальный и канонический жанр массового кино, которого нет на Западе и не было в СССР. Это кино придумали при Путине.
Маленький русский город или он же, но замаскированный под послевоенную Москву, или Одесса (ее в таких фильмах мало, но она есть в образцовой для жанра «Ликвидации»). Убийство или ограбление, оказывающееся не просто убийством или ограблением, а первым звеном длинной цепочки, в конце которой на свет будет вытащен наш советский профессор Мориарти, криминальный гений с обязательной антисоветской идеей, которой он верен с детства, с той самой минуты, когда пришли за отцом — в таких сериалах всегда приходят за отцом. Сюжеты пятидесятнической «Библиотеки военных приключений» плюс адаптированная для современного зрителя почти архипелаггулаговская правда (у кого-нибудь обязательно кто-нибудь сидел или сидит, ну и советская власть далека от идеала, и даже антисоветского бандита «можно понять») плюс какое-то количество голливудщинки. Так было в «Ликвидации» и «Апостоле», так было в «Черных волках» с Безруковым, так было в «Мосгазе», и даже в «Круге первом». Так наверняка будет (сериал еще не закончился) в «Крике совы», так было и будет еще в десятках сериалов, уже показанных по телевизору и еще не снятых. Десять лет назад издательство «Ад Маргинем» провалилось с серией «Атлантида», в которой выходили послевоенные советские трэш-романы. Сейчас, я думаю, такая серия продавалась бы неплохо, ведь майор Пронин ожил и появился в прайм-тайме федеральных телеканалов.
Советской военной формы послевоенного образца российские сериальные костюмеры сшили явно больше, чем советские за всю историю советского кино. Старая «эмка» стала самым востребованным для съемок в России автомобилем. Шляпы и патефоны, швейные машинки и магазинные вывески — за десять лет их сделано столько, что наверняка можно построить целый советский город, хотя слово «можно» здесь лишнее, он же и был построен в Харькове для съемок знаменитого «Дау». Большой фантастический мир, неиссякаемый источник вообще всего на свете.
Это наш вестерн. Советские ковбои в синих милицейских шинелях или элегантных чекистских шляпах гоняются за антисоветскими ковбоями, надевшими те же шинели для маскировки. «Крик совы», например, начинается с того, что раненый милиционер в бреду по-немецки зовет маму. Бородатые индейцы и их жены в старушечьих платках крестятся, наблюдая за перестрелками из окон своих изб. Местная красотка, потерявшая мужа в лагерях, в конце концов полюбит шерифа в штатском. Официант в пивной «Синий платочек» окажется гомосексуалистом. После финальной перестрелки загнанный в угол злодей вытрет окровавленное лицо и признается, что ненавидит советскую власть.
Если много лет делать одно и то же, само повторение станет самостоятельным действием. Это низкий жанр, это трэш, это дешевка, но количество всегда переходит в качество — сто фильмов с одинаковыми костюмами, интерьерами и сюжетами образуют язык, на котором будут говорить даже те, кому он не нравится. Потом придет Тарантино и скажет на этом языке что-нибудь совсем новое и получит каннскую пальмовую ветвь, а город Остров Псковской области станет нашим советским Твин Пиксом.
Я не уверен, что даже мне это нравится, но отрицать глупо — постсоветская Россия уже изобрела свой национальный эпос. Он вот такой — с чекистами, шпионами, антисоветскими подпольщиками, женщинами в ситцевых платьях. Наверняка все ждали другого эпоса, но, кажется, ему просто неоткуда взяться — родословная постсоветского человека уходит в прошлое не глубже, чем на шестьдесят лет, когда его бабушка впервые соврала в анкете, отвечая на вопрос «Жили ли вы на оккупированной территории».