А если розгами?

Более половины жителей страны поддерживают всевозможные запретительные законы, принятые российской властью за последние несколько лет, сообщают «Ведомости».

По просьбе издания социологи «Левада-центра» включили в стандартный опросник вопросы об отношении наших граждан к принятым Госдумой в 2012−1013 годах законам, ужесточающим санкции и вводящим различные запреты в общественной сфере.

Принятие этих законов депутатами нижней палаты парламента с последующим, как напоминают эксперты, практически автоматическим утверждением Советом Федерации и подписанием президентом, стало предметом жесткой дискуссии в СМИ и интернете. Госдуму, поставившую подобное законотворчество фактически на поток, стали называть «взбесившимся принтером».

Между тем, исследование общественного мнения показало, что наши граждане в большинстве либо одобряют запретительные инициативы властей, либо относятся к ним равнодушно.

Наибольшее число поклонников — у «антигейского» закона: его одобряют 68%, из них 43% - «определенно «за». Против только 7%. Большинство одобряет и защиту чувств верующих: 55%. Против — 9%. Чуть меньше нравятся ограничения в интернете: 44% против 18%. Меньше всего понятен населению закон об «иностранных агентах»: 57% затруднились ответить, 35% одобряют, 8% - против. Самым непопулярным законом стала норма об ужесточении ответственности за проведение митингов. В ее поддержку высказались 33% опрошенных, 24% выступили против. При этом в Москве против этого закона выступили 48% респондентов.

Комментируя результаты опроса, замдиректора «Левада-центра» Алексей Гражданкин отметил, что основная часть населения консервативна и поддерживает репрессивные меры, видя в них единственную гарантию порядка.

Ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения Элла Панеях дает другое объяснение этому общественному мазохизму:

— Коллеги из «Левада-Центра» очень любят задавать вопросы, на которые у людей вообще нет обдуманного и осмысленного ответа. Ни один из этих законов не принимался с большой общественной дискуссией. Ни у сторонников, ни у противников не было никаких шансов озвучить широкой аудитории (вот той публике, которая попадает в опросы) свои позиции. И дело не только в том, что такой возможности не было у противников законов. Поскольку нет дискуссии, поскольку возражения не слышны, то и у тех, которые вносили эти законы, не было никакого стимула понятными словами объяснить рядовому обывателю, чего они в результате хотят добиться. В связи с этим спрашивать людей о чем-то, что не отражается на их повседневной, обыденной жизни, о чем-то, о чем они формируют свое мнение, просто сталкиваясь с этим ежедневно, бессмысленно.

Вот спросите людей, к примеру, можно ли пиво в ларьках продавать? У них сразу про это без всякой общественной дискуссии будет свое обоснованное мнение. Потому что кому-то хочется покупать пиво близко к дому, а кому-то, понятно, хочется, чтобы люди с пивом не сидели вокруг каждой остановки. И это все — это их непосредственная жизнь. Но вот вы спрашиваете у людей: «Надо ли защищать чувства верующих?» У них в повседневной жизни (у подавляющего большинства) нет ничего, что совмещается с этим законом. Они не слышали его изложения понятным языком. И, естественно, никто не сидит и не читает эти законы. Они не знают, зачем это принимали. Не знают всех аргументов тех, кто считает, что принимать было нельзя.

«СП»: — Тем не менее, большинство такие законы все-таки одобряют…

— Да. Но в этой ситуации цена одобрения или неодобрения, как показателя настроения людей, очень-очень низкая. Эти ответы просто отражают готовность людей согласиться с тем, как называются конкретные законы. А поскольку название закона тоже написано не на их обыденном языке… Ну — закон, ну, принят,… Значит, наверное, хороший. Запрещает что-то, что нам может не нравиться. Одобряем… Не надо такие опросы проводить — вот, что я хочу сказать.

«СП»: — То есть, результаты эти не объясняются тем, что гражданская активность общества дошла до крайней нижней точки?

— Результаты таких опросов, я думаю, никак не отвечают на вопрос об активности или пассивности граждан. Когда тот же «Левада-центр» спрашивает людей, а готовы ли они за свои убеждения выйти на митинг, то довольно приличное количество говорит: «Да, готовы». Но, понимаете, таких «готовых» никогда не бывает 70% общества. В данном случае, почему эти законы не вызывают отторжения? Да, просто не являются какой-то важной частью в жизни большинства людей — вот и все. Это не опрос про пассивность. Даже не опрос про агрессию и готовность защищать. Это просто опрос об отношении к чему-то, неизвестно чему, на который люди отвечают так, как им свойственно отвечать на вопросы по безразличным им темам.

Руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений (ИГСО) Василий Колташов, напротив, считает, что полученные социологами данные свидетельствуют, насколько наши люди пассивные и насколько они далеки от общественной жизни, как таковой:

— Остановлюсь подробно на каждом упомянутом законе. Что касается сексуальных меньшинства, к примеру, то о них большинство россиян имеет представление как об инопланетянах. И поскольку все, что связано с инопланетянами, кажется людям ненормальным, противоречащим устоявшимся нормам отношений, нормам патриархальных отношений, в каком-то смысле, то они, конечно, относятся к этой проблематике, к этому явлению крайне настороженно. Но это не означает, что они поддерживают репрессивные практики. Скорее, лишь опасаются, как бы в России не стало, как в Европе. Как в Европе, которую они представляют из репортажей ведущих российских телеканалов, — с бурными шествиями представителей сексуальных меньшинств. Про митинги скажу: большинство населения никогда не принимало участие в подготовке и организации массовых акций и вообще не имеют представления о том, как они проводятся за границей. Этот опыт, который был очень развит в начале ХХ века — он утерян. И утерян в результате доступности «растительного» образа жизни в российском обществе.

С интернетом все тоже довольно сложно. Для молодежи, для среднего возраста, для мало-мальски образованных групп населению, получивших хотя бы среднее образование, этот закон абсолютно неприемлем. Компьютеризация у нас находится на очень высоком уровне — она очень широко прошла по России, и очень легко была воспринята. В отличие, даже от некоторых европейских стран, таких, как Греция, например, где общество достаточно консервативно восприняло компьютеры и очень медленно их осваивало. Но в то же время и у части наших людей старшей возрастной группы, в основном, с компьютерами связана масса мифов. В частности, о том, что интернет, развращает и разлагает.

Такое восприятие вполне отражается в одобрении закона против интернета — именно против свободы обмена информацией. Потому что большинство людей не только не понимают, что это за информация, но и как осуществляется этот обмен. Они просто очень-очень далеки от всего этого. И в силу того, что они еще и достаточно пассивны социально, от них не стоит ожидать ни бурных протестов, если эти законы вдруг будут отменены, ни бурной поддержки этих законов. Есть более серьезная проблема…

«СП»: — Поясните…

— Наше население проигнорировало куда более важные законы. Фактическую ликвидацию Академии наук и всей научной системы страны, например. Потому что ее демонтаж запущен. Несмотря на то, что ученые сплотились и выступили с протестами, они не были поддержаны обществом. Общество просто проигнорировало это, как нечто его не касающееся. И это признак как раз «растительного» бытия. Такого вот существования в особом внутреннем мире, в который… Ну, не хочется, чтобы вторгались сексуальные меньшинства, ну, и не хочется, чтобы надругались над верой. Потому что религия — она ведь тоже воспринимается людьми, как способ какого-то убежища.

Вот таким убежищем для российского обывателя никогда не станет общественная жизнь. Он просто испытывает ужас перед общественной жизнью. Я наблюдал в Греции, какими глазами наши туристы смотрели на огромную профсоюзную демонстрацию. Они были поражены: а зачем эти люди вообще что-то делают, зачем выходят куда-то и что-то предпринимают? То есть, у россиян пока отсутствует такой элемент, как понимание своих коллективных интересов. И результаты опросов это доказывают. Наши граждане смотрят на все эти проблемы и эти движения властей не с точки зрения каких-то общих проблем, а с точки зрения того, как это касается меня лично.

«СП»: — Так и будем дальше жить: каждый в своих рамках?

— Дело в том, что на старых рельсах Россия развиваться не может. Но поскольку экономика становится все больше консервативной, то появляется все больше и больше реакционных законов. Я хочу сказать, что у этой политики есть пик. И мы можем увидеть его на примере таких стран, как Пакистан, к примеру. Где убивают врачей и учителей, чтобы, собственно, учителя никого не учили и не сеяли никаких сомнения. Убивают врачей, чтобы просто сбить рост рождаемости, чтобы дети умирали больше. То есть, степень падения в пропасть неолиберальной, неоконсервативной экономики очень глубока.

Фото Алексей Даничев/ РИА Новости