Всероссийская пыточная

В ближайшую пятницу, 29 ноября, в пресс-центре московского Центрального дома художников (ЦДХ) на Крымском валу широкой общественности будет представлен доклад «Пытки в разных лицах», посвященный проблеме применения пыток в российских полицейских и пенитенциарных учреждения. Это документ — результат двухлетней совместной работы экспертов французской Ассоциации христиан за отмену пыток (ACAT) и их российских коллег из нижегородского Комитета против пыток и Фонда «Общественный вердикт».

«На сегодняшний день в России практика применения пыток стала обычным, привычным и, более того, рутинным явлением, — отмечают авторы доклада. — К пыткам и жестокому обращению прибегают на всех стадиях уголовного процесса, начиная с момента ареста или задержания и заканчивая отбыванием наказания в местах лишения свободы».

Указывая на системный характер пыток в российских правоохранительных органах, правозащитники пытаются также заодно разобраться, почему предложенные правительством реформы оказались беспомощными в предотвращении этой практики.

Как строилась совместная работа? Что послужило материалом для исследования? И во что она в итоге вылилась? Об этом «СП» рассказал председатель межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток» Игорь Каляпин:

— Мы сотрудничаем со многими организациями, которые занимаются юридической практикой в разных европейских странах. И одна из таких организаций-партнеров — это как раз французская христианская Ассоциация против пыток. Наши доклады о ситуации с пытками в России мы на протяжении ряда лет направляли, в том числе и им, обмениваясь, таким образом, информацией. Их представители не единожды приезжали сюда, встречались со многими жертвами пыток, с их семьями и т. д.

По моему глубокому убеждению, одна из основных проблем пыток в России — это отсутствие должной реакции со стороны прокуратуры и Следственного комитета. Несмотря на то, что пытки, как сказано в докладе, чаще всего применяются в полиции и пенитенциарных учреждениях, основными ответственными за пытки, тем не менее, являются прокуратура и Следственный комитет. Сами не пытают, конечно, но попустительствуют. И вот эту проблему безнаказанности, проблему невозможности для жертв найти справедливость мы постоянно в наших докладах поднимали. Французские коллеги услышали этот призыв о помощи. И решили, что необходимы какие-то мероприятия, которые лишний раз позволят обратить внимание на проблему руководства наших правоохранительных органов. Прежде всего, подчеркиваю, речь даже не о полиции и ФСИНе, а о прокуратуре и Следственном комитете.

«СП»: — Получается, весь доклад делался для Чайки, Бастрыкина и их подчиненных?

— Совершенно верно. Мы считаем, что основная причина существования пыток, основная причина того, что ситуация не меняется, именно в том, что бездействует прокуратура и Следственный комитет. Следственный комитет — в первую очередь.

«СП»: — Потому что те, кто пытают, продолжают оставаться безнаказанными?

— Именно. У нас доведено до суда около 70 уголовных дел (я говорю о нашей организации «Комитет против пыток»), 106 сотрудников полиции на сегодняшний день привлечены к уголовной ответственности. Так вот: по всем этим делам, которые мы «дотащили» до суда, Следственный комитет несколько раз — где-то пять, где-то десять, есть дело, по которому двадцать шесть раз — выносились постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. А потом о прекращении уголовного дела.

Вместо того чтобы расследовать, Следственный комитет обычно встает на защиту полицейского, допустившего пытки. Или сотрудника ФСИН. Исполняет роль их адвоката, а не представителя закона, который должен провести полное, объективное, всестороннее расследование по жалобе. Естественно, до тех пор, пока такая ситуация будет сохраняться, сотрудники полиции и ФСИН будут чувствовать себя абсолютно безнаказанными. У нас вероятность того, что сотрудник полиции, который нарушает закон, понесет наказание, примерно такая же, как если ему на улице кирпич на голову упадет. Иначе бывает крайне редко.

«СП»: — На слуху, пожалуй, где-то пять-десять таких историй…

— Можно пересчитать по пальцам. И почти каждое дело о пытках становится сенсацией. При этом ведь в действительности пытки применяют массово. У нас каждый гражданин, если не сам, то, по крайней мере, кто-то из его знакомых в подобных ситуациях бывал и страдал. Каждый пятый городской житель утверждает, что хотя бы раз с пытками сталкивался.

А полицейских, которые привлечены к уголовной ответственности за подобные действия, всего десятки… Может быть, сотня на всю страну. В этом проблема. В совершенно очевидных ситуациях, при очевидных признаках состава преступления уголовные дела не возбуждаются. Несколько раз, бывает, нужно обратиться в суд, прежде чем Следственный комитет соизволит дело возбудить. Но и после того, как дело возбуждено, следователь ничего не предпринимает чтобы собрать доказательства. Юристам нашей организации приходится опрашивать очевидцев, и потом эти объяснения приобщать к материалам уголовного дела.

Нам приходится проводить экспертизы, привлекать специалистов для этого. То есть, делать работу, которую, на самом деле обязан проводить следователь. Но мы — маленькая, крошечная общественная организация, которая работает всего в четырех регионах из восьмидесяти. А что остается делать обычным нормальным людям, которые в такие ситуации попали?

Они обращаются в СК, обращаются в прокуратуру — получают оттуда через две-три недели отписку, что факты не подтвердились, в возбуждении уголовного дела отказано. И человек делает для себя вывод, что плетью обуха не перешибешь. Обычно происходит именно так.

«СП»: — А почему эта «пыточная» практика так широко применяется у нас? Это связано с тем, что российские полицейские недостаточно профессиональны, им проще выбить нужные показания, чем проводить скрупулёзное расследование, искать доказательства? Или здесь истоки другие?

— Они недостаточно профессиональны — это правда. Но их нужно учить. Могу привести пример. У меня был хороший знакомый, который с отличием закончил в Академию МВД, стал оперативником. Через какое-то время узнаю, что он тоже участвует во всех этих допросах с пристрастием, побоях и пытках. Я спросил: «Тебе зачем это нужно? У тебя красный диплом. Ты работаешь по специальности — раскрываешь экономические преступления. Не можешь без побоев обойтись?»

Он отвечает: «Могу. Но я на эту работу потрачу месяц, действуя законными методами. А мой коллега, в соседнем кабинете, который вообще никогда криминалистику не изучал, за одну ночь преступление раскроет». В кавычках, конечно, «раскроет»: у него все к утру сознаются. Вечером он их задержит, по разным кабинетам разведет. К одному ток подключит, другому пообещает какие-то предметы засунуть туда, куда не надо. И еще на видео это снять. «Сознаются» все.

Отсюда возникает вопрос: каким образом мы будем стимулировать полицейских к тому, чтобы они учились работать цивилизованно? Мне и моим коллегам неоднократно доводилось лекции читать в этой самой нижегородской академии МВД. И я вижу на лицах у будущих полицейских вопрос: чего вы нам тут «втираете»? Почему учите работать законно, если незаконно быстрее, проще, за это премии дают?

«СП»: — Отчего же эту «палочную» систему никак не сломают? Из года в год о проблеме говорят, но ничего не меняется…

— На самом деле такой показатель, как количество раскрытых преступлений, — он никуда не денется. Везде существует. Конечно полицейский, который раскрыл сто дел, лучше, чем полицейский, который раскрыл одно. Такое есть везде. Но только везде существуют еще и обязательные условия — раскрывать он должен законными методами. И оценка отношения населения к органам полиции во всех странах является одним из самых важных критериев оценки деятельности полицейского участка.

У нас этого критерии нет вообще. О нем много говорят, но его как не было в официальной отчетности, так и нет.

«СП»: — Конечно, проще запугать обывателя…

— Проще, естественно. Я не хочу делать политических выводов. Но представьте себе, что у нас появилась полиция, которая работает. Не как начальник говорит, а как в законе написано. Нашей сегодняшней полиции можно сказать: «Ребята, с завтрашнего дня у нас начинается компания по отлову педофилов», например. У нас на протяжении года такая компания была — настоящая истерия. В России вдруг появилась куча педофилов, которых задерживали, арестовывали… Пересажали кучу народа.

У меня целая пачка лежит уголовных дел с этими осужденными молодыми людьми. Я не знаю, педофилы они, или нет. Но точно совершенно вижу в материалах дела, что их вина не доказана. Ничего, кроме признаний, которые, я догадываюсь, каким образом были добыты. Зато компания по борьбе с педофилами у нас успешно прошла. Можно завтра объявить новую.

«СП»: — Игорь Александрович, а какие-то пути решения этих проблем вы предлагаете? Или в докладе идет лишь констатация того, что нарушения носят системный характер?

— Путь решения, на мой взгляд, очень простой. Нужно жить и работать по закону. Прежде всего, тем людям, у которых профессия защищать закон. Они — правоохранительный орган. Не силовики, как сейчас принято называть повсеместно, а сотрудники правоохранительного органа. Вот в законе все очень четко написано. Более того, в законе написано, что им должно быть за то, что они этот закон нарушают. Но у нас почему-то никто этот закон не соблюдает. Для меня эта ситуация выглядит совершенно парадоксально.

«СП»: — Судьба доклада. Куда будут дальше направлены собранные материалы?

— Руководителям наших правоохранительных ведомств. То есть, министру внутренних дел, председателю Следственного комитета, Генеральному прокурору. Я как член президентского совета по правам человека предложу все усилия для того, чтобы доклад попал и к президенту.

«СП»: — Вы ожидаете конкретной реакции?

— На самом деле попытка изменить ситуацию была предпринята и в прошлом году. Председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин издал приказ, которого мы очень давно от него добивались — о создании специального подразделения по борьбе с правонарушениями, совершенными представителями правоохранительных органов. В нем дословно были реализованы те предложения, которые мы неоднократно ему направляли.

Дело в том, что у нас есть целая категория уголовных дел (изнасилование, убийства, терроризм и т. д.), которые следователи СК расследуют вместе с полицейскими, осуществляющими так называемое оперативное сопровождение. То есть, несмотря на то, что они носят разную форму, и формально к разным ведомствам относятся, каждый день работают вместе. Когда следователю поступает жалоба на оперативника, что он там кого-то пытает или какое-то другое преступление совершает, эта жалоба направляется в Следственный комитет того самого района, где полицейский работает. И попадает следователю, который, по сути, является коллегой этого полицейского.

Понятно, что рассчитывать на эффективное расследование в этом случае не приходится. Это одна из очень важных причин, почему механизм безнаказанности существует и с ним ничего не удается сделать. Мы неоднократно предлагали Бастрыкину создать некое специализированное подразделение, которое бы занималось только раскрытием должностных преступлений, совершаемых полицейскими. Это было услышано. Приказ Бастрыкин издал. И мы очень радовались и достаточно много ожидали… Но прошло несколько месяцев и выяснилось, что в это подразделение выделено всего 38 следователей. На всю страну. То есть, идея просто умножена на ноль. Получается, что на одного следователя в год приходится несколько тысяч жалоб. Ну, в лучшем случае, он их прочитать только сможет.

«СП»: — У французов, которые с вами работали, какое впечатление от всего, что они здесь увидели и узнали? Там полицейские разве не так работают? В фильмах, во всяком случае, нам показывают, что западные полисмены тоже не прочь приложить подозреваемого…

— Все эти фильмы — в значительной степени некая фантастика. Хотя подобные вещи, конечно же, происходят в любой стране. И в европейских странах тоже. Только там это является эксцессом, ЧП. Там по этому поводу проводят расследования, и полицейских за это сажают с тюрьму.

У нас это обыденность, у нас это, к сожалению, является каждодневной практикой в работе оперативных подразделений МВД. И вопросы, которые французы нам задавали, когда мы им рассказывали о том, как это все выглядит у нас, звучат наивно.

Они спрашивали: «А вы пишете своим министрам? Вы пишите руководству правоохранительных органов?» «У вас есть дело, которое доведено до суда, но следователи районного комитета пятнадцать раз это дело незаконно прекращали. Их же сейчас уволить должны, этих следователей? Вы вашему министру сообщите, он же, наверное, просто об этом не знает». И они очень удивляются, когда я им говорю, что мы дважды в год делаем обобщенный доклад, где анализируем практику работы следственных органов, и направляем его и Бастрыкину, и Чайке, и в Государственную думу, и куда только не направляем. Но, к сожалению, ничего не меняется. Никого не наказывают. Все следователи, которые пачками выносят незаконные решения, вовремя получают повышение по службе и продолжают получать зарплату.

Представляете, какой-нибудь работяга у станка запорол бы подряд пятнадцать заготовок. Его бы дисквалифицировали. Сказали, что не надо тебе у станка стоять, раз ты не умеешь. Иди, поучись для начала. Ему бы не дали дорогостоящие заготовки портить. А у нас в Следственном комитете работают следователи, которые могут на протяжении нескольких лет расследовать какое-то дело, при этом раз за разом выносить незаконные решения по нему, и продолжать получать зарплату и квартальные премии, повышения по должности. И это нормально.

То есть, какой вывод? Только один — всех все устраивает. Все продолжает крутиться. И это непонятно ни мне, ни нашим французским коллегам. Вот они и решили сделать такой доклад и презентовать его именно в России.