Ходорковский живьем

В истории с освобождением Ходорковского на первый взгляд поражает стремительность, с которой все произошло. В пятницу днем Путин объявил, что подпишет указ о помиловании, а в субботу Ходороковский уже на свободе. Журналистам объявили, что з/к № 1 выйдет в 13:30, но судя по всему, колонию в Себеже он покинул еще раньше, иначе трудно представить, как уже в четыре часа он оказался в Берлине.

Однако подумав чуть дольше, понимаешь, что освобождение Ходорковского и не могло выглядеть иначе. Представьте, что дата была бы известна заранее — хоть за неделю или, еще лучше, за много месяцев, если бы его додержали до самого последнего дня в августе. Все знают, какая большая, мощная и дорогая машина пропаганды все эти годы работает на одного-единственного заключенного (теперь уже бывшего), — можно представить себе, какой сногсшибательный спектакль сумели бы устроить в этом случае вокруг освобождения лучшие деятели культуры и пиара. Начиная с обратного отсчета дней и часов на всех неполживых сайтах, продолжая бесконечными комментариями и прогнозами всех рукопожатных и заканчивая толпами ряженых, которые встречали бы ясно солнышко с караваями и блинами на выходе из колонии.

Позволить команде Ходорковского разыграть эту карту было бы ошибкой, и Путин этой ошибки не совершил. Память интернет-хомячка недолгая — сегодня объявили о помиловании, завтра вышел, послезавтра дал интервью — а на следующий день фейсбук о нем забудет, как вот забыли уже Евромайдан, которым были заполнены все ленты еще за пару часов до путинской пресс-конференции.

Только так — стремительно, не дав никому опомниться — и нужно было освобождать Ходорковского, причем сам-то Путин, похоже, выжал из этого своего козыря ситуативный максимум, одновременно и убрав из повестки дня Евромайдан (что в обществе спектакля равносильно его разгону), и подкинув кость любителям прав человека в преддверии Олимпиады, и продемонстрировав окончательную моральную победу над самим Ходорковским.

После провала Болотной революции, нескольких убедительных побед в международной политике, с мандатом, срок которого истекает только через пять лет, Путин чувствует себя, надо думать, как никогда уверенно, и освобождение Ходорковского, безусловно — жест силы.

Речь идет о публичном унижении, потому что прошение о помиловании было? — было, — и только буйные головы могут за большие деньги фантазировать, как вся президентская рать на коленях стояла, умоляя Ходорковского его написать.

Другое дело, что держать Ходорковского взаперти можно было бы и дальше — и в этом не было бы ничего ни удивительного, ни зазорного. Но отпустить оказалось выгоднее. Путин много раз демонстрировал особенный пиетет к процедуре, порядку — и отпуская Ходорковского, он развеивает миф о «личной ненависти» к «главному политзаключенному»: порядок и ничего кроме порядка — суд вынес приговор, наказание исполнено, прошение написано, точка. Ходорковский лишается трагической маски мученика: свой срок отмотал — на свободу с чистой совестью. Ходорковскому, наконец, придется теперь словом и делом подтверждать или хотя бы поддерживать легенду о себе как о большом мыслителе, крупнейшем интеллектуале, моральной и нравственной недосягаемой величине — легенду, созданную за десять лет его пиар-командой. А поскольку фантазия работников этой команды прямо пропорциональна их гонорарам, легенду они создали такую, которую не провалить будет уже невозможно, ибо подтвердить ее мог бы только человек, соединивший в себе и Солженицына, и Брэда Питта, и Эйнштейна.

Ему придется теперь доказывать, что все, что писали о нем все эти десять лет на неполживых сайтах, правда — а там чего только ни писали. И что он главный соперник Путина, и что он главный политик страны, и что если бы были у нас свободные выборы, то - ну, вы знаете, кто бы на них победил с громадным отрывом, даже не выходя из тюрьмы. Обо всем об этом было легко фантазировать, пока главный мыслитель столетия шил варежки, а статьи за его подписью, а также переписка с такими всемирно известными интеллектуалами, как Борис Акунин и Людмила Улицкая, — за его подписью — выглядели посланиями с той стороны. Не угодно ли теперь поразить публику сеансом живого мудрствования? Возглавить «Гражданскую платформу»? Поучаствовать в выборах мэра Москвы? Или, страшно подумать, вступить в Координационный совет оппозиции?

Что Ходорковский сейчас ни сделай, окажется, что до образа, который все эти десять лет рисовали на страницах московских журналов, ему как до Луны пешком. И главное — что решительно никто, кроме авторов этих журналов и нескольких их читателей, не воспринимает созданный образ всерьез.

Ходорковский был политической фигурой лишь ситуативно — постольку, поскольку сидел в тюрьме. Теперь его могут только использовать. Блогеры и журналисты, работающие на него, — убеждая не прекращать финансирование. Политические силы на Западе — делая вид, что верят в сказку о главном противнике Путина. Путин — как живое напоминание о том, что законная процедура для него превыше всего.

И возможно, самое разумное, что он может теперь сделать, — это взять себе спокойную должность профессора в американском университете и тихо провести еще десять-двадцать лет, с ностальгией рассказывая студентам об особенностях шокового введения капитализма в стране непуганых идиотов. Лет через двадцать американской экономике, как тому волку из сказки, придется подъедать собственные кишочки, и на лекции к Ходорковскому будут ходить все меньше и меньше, — но ведь можно оставить при себе штат блогеров и журналистов, которые будут с важным видом доказывать, что весь мир ловит каждое его слово из полупустой аудитории.

Фото ИТАР-ТАСС/ Михаил Почуев