![](/p/persons/107/s-107.jpg)
Величайший русский режиссер Андрей Тарковский был похоронен 3 января 1987 года. Но двадцать семь лет назад об этом печальном событии, даже спустя несколько дней, укромно сообщили лишь два-три советских издания. И виной тому были не только новогодние праздники. За два года до этого Тарковский публично отказался возвращаться в Советский Союз из Италии, где он работал. Тогда такие решения приравнивались к предательству Родины. Он объяснял, что поступил бы по-другому, если бы был востребован в Москве. Но, на все его обращения, власть отвечала молчанием.
…В советское время я подрабатывал студентом в массовках на «Мосфильме». Платили гроши, но тогда на жизнь хватало и этого. А в тот раз меня пригласили для съемок в эпизоде фильма «Дульсинея Тобосская». За три смены — 21 рубль. Это было очень-очень много, как мне тогда казалось. Двадцать один советский рубль.
Андрея Тарковского увидел в мосфильмовском переходе между павильонами… В длиннющем, неказистом коридоре, выкрашенном невзрачной охрой. Он стоял и смотрел в никуда. Там из окна просто некуда было смотреть. А он стоял и смотрел. Величайший режиссер.
Я хотел с ним поздороваться и, даже, приготовился что-то сказать о его удивительных фильмах, которые всматривались в человека и негромко спрашивали: «А душа-то тебе зачем»? Но подойдя ближе…
У него было абсолютно безжизненное лицо. Мертвый взгляд. Неподвижные руки. Черные грубые волосы пронизывала редкая седина. Это была оболочка, без человека.
Увиденный Тарковский никак не состыковывался с тем образом, который жил в моем представлении. Тогда я подумал, что это и есть та отрешенность художника от мира, из которой и рождается одухотворенное кино. Никакого другого объяснения увиденному у меня не было.
И только недавно прочитал его дневниковые записи, относящиеся именно к тому периоду времени. Он уже снял фильмы «Иваново детство», «Андрей Рублев», «Солярис», «Зеркало», «Сталкер». У него уже было полтора десятка престижных наград различных кинофестивалей. А у меня был 21 советский рубль…
Вот эта запись из его дневника:
«3 апреля 1981 г., пятница. Москва. В доме ни копейки денег. Вчера приходила женщина из Мосэнерго и требовала оплаты счетов за электричество.
Завтра мой день рождения — Лариса обзванивает всех знакомых с тем, чтобы не приходили, т.к. празднование отменяется…
…Из Стокгольма непрерывно звонит София в полном отчаянии…
В газетах пишут о непременном моем приезде, а мы, конечно, никуда не едем. Госкино ответило шведам в посольстве в Москве, что мы не едем оттого, что я не желаю…
…Сейчас пришли из «Мосэнерго» и отключили электричество.
24 июля 1981 г., Москва. Ксения рассказала, что на пресс-конференции во время фестиваля Ермашу (председатель Госкино СССР. — О.Н.) задали вопрос: а правда ли, что Тарковскому не разрешают снимать для RAI (итальянская телерадиокомпания. — О.Н.) из-за невозможности отпустить его с ребенком за границу. Ермаш сказал, что он против этой постановки по той причине, что «такому режиссеру, как Тарковский, дают слишком мало денег для съемок фильма». Подонок!"
…О судьбоносном периоде своей жизни он впервые расскажет в беседе с немецким журналистом: «В свое время я пережил очень трудный момент. В общем, я попал в дурную компанию, будучи молодым. Мать меня спасла очень странным образом — она устроила меня в геологическую партию. Я работал там коллектором, почти рабочим, в тайге, в Сибири. И это осталось самым лучшим воспоминанием в моей жизни. Мне было тогда 20 лет… Всё это укрепило меня в решении стать кинорежиссёром».
По молодости и меня судьба забросила в те же суровые сибирские места на севере Красноярского края. Ходил с геологами «в маршруты». Таскал тяжеленные «образцы» в рюкзаке. И нигде больше я не видел такого озверелого гнуса, висящего вокруг тебя черными тучами, как там. Этот жалящий «коктейль» из комарья, мошки и слепней донимает круглосуточно. Под ногами — мох и болотистая жижа, распластанная на вечной мерзлоте. Снег выпадает уже в августе. Житье в брезентовой палатке оставляет неизгладимые впечатления…
Тарковский в эту дикую Сибирь уезжал разгульным стилягой и картежником, а вернулся в Москву уверенным в дальнейшей жизни человеком. И эта уверенность прошла через все его фильмы. В одном из интервью французскому телевидению он скажет: «Режиссер должен морально отвечать за те действия, которые он переносит на экран. Художник должен принадлежать искусству, а не наоборот».
Вспоминая, что сегодня подъем разводного моста с нарисованным фаллосом или пригвождение мошонки к брусчатке Красной площади объявляется верхом современного искусства, мне хотелось бы знать ответ на один вопрос… В советское время с фильмов Тарковского уходила примерно треть зрителей. Подобное кино им было неинтересно. А сколько народа осталось бы после такого сеанса сегодня?