Мир Николая Расторгуева

В предперестроечной советской поп-музыке главной иконой была, разумеется, Пугачева, а из певцов-мужчин — очевидно, Валерий Леонтьев, о котором новое поколение знает, прежде всего, благодаря газетному заголовку, что Леонтьев сделал себе операцию по отбеливанию ануса, и это, в общем, исчерпывающий заголовок; о позднейшей советской эстраде достаточно знать, что именно с нее в СССР началась массовая гей-культура, и в открытую Леонтьевым дверь в конце восьмидесятых шагнули десятки нежных юношей с непривычными советскому уху голосами и почему-то детскими именами — Вова Пресняков, Женя Белоусов, Дима Маликов и прочая группа «На-на». Это уже потом, года через два или три, на русском языке будут изданы учебники, в которых написано, что если рынок чем-то перенасыщен, то продавать надо что-то другое — такое очевидное правило, но в 1989 году не было вообще ничего очевидного, и максимум, что можно было сделать — это угадать.

И Игорь Матвиенко (клавишник не самых популярных ВИА, ничего интересного) угадал. Выпустил на заполненную сладкими юношами сцену подчеркнуто несладкого парня (вокалист тех же ВИА, тоже ничего интересного), слова «натурал» тогда, кажется, еще не было, не изобрели.

Я со своим 1980 годом рождения немного опоздал к эпохе киосков звукозаписиси, и единственное мое соприкосновение с тем миром — это был первый альбом «Любэ» — приносишь в киоск чистую аудиокассету, платишь рубль и через сколько-то дней получаешь свою же кассету с пиратской записью. Понятно, что никаких обложек тогда не было, и выходные данные альбома Расторгуев проговаривал голосом между песнями, и я запомнил наизусть — «Хочу представить группу „Любэ“: Вячеслав Терешонок, гитара, Александр Николаев, Бас-гитара». Было два хита, прогремевших на телевидении — «Атас» и «Батька Махно», а остальные песни, которых сейчас уже никто не помнит, это была такая группа «Дюна»: «Жил да был на свете дядя Вася, дядю Васю знала вся округа, и до недавних пор выпить мог любую дрянь — политуру, лак, одеколон». Но чем-то это все-таки завораживало, и сейчас я, кажется, даже понимаю — чем. Титульная песня альбома была про город Люберцы, который в те времена как раз был такой советской Вандеей. Даже в моем Калининграде знали, что в Люберцах, в том самом ПТУ, которое когда-то закончил Гагарин, есть простые русские парни, которые утром ходят в качалку (слово «качалка» уже было), а вечером садятся в электричку, едут в Москву, идут на Арбат и бьют всех этих панков-металлистов-неформалов; тех парней называли люберами, а сейчас украинская история принесла новое слово — «титушки». Вот это были наши советские титушки. Потом из них, между прочим, вырастут братья Якеменко и их нашисты, но кто ж тогда мог знать.

Дискография «Любэ» — это вообще-то готовый киносценарий. Лирический герой Николая Расторгуева (музыка Матвиенко, стихи Шаганова) сначала просто гулял ночами «по дороге да по кольцевой», потом сел в тюрьму — в 1992 году был очень интересный альбом «Зона Любэ», в котором нет ни слова ни про тюрьму, ни про преступления, но воспринимается все вполне однозначно, человек поет про сестренку свою младшую — ну да, скучает по сестренке, а почему он по ней скучает? Вот именно.

Потом парня забрали в армию. Альбом «Комбат» — это вообще, может быть, величайшее озарение в русской поп-музыке. Несколько песен на армейскую тему и одна песня, переворачивающая весь альбом и превращающая его из скучной дембельской эстрады в пронзительное высказывание о только начавшейся первой чеченской войне. Смешно, но песня «Комбат» — это вообще-то дежурное изделие к памятной дате, песня к 50-летию Победы, и Матвиенко ничего не имел в виду. Но война в Чечне уже шла, и «комбат-батяня» абсолютно без участия авторов из героя Отечественной войны превратился в мужика с площади Минутка с орденом Мужества на мундире грачевского образца, и весь альбом зазвучал иначе; «Мы туда колесили с потехами, песни пели, снимали кино, а когда мы обратно ехали, только молча смотрели в окно», — да могут ли быть сомнения, что это о Чечне? Даже если песня написана до войны.

С тех пор «Любэ» — главная группа про армию, про родину, про все такое. «Давай за них, давай за нас, и за десант и за спецназ», — это уже хит второй чеченской кампании. А когда героем Кавказа в массовом сознании стал уже не срочник, а взрослый спецназовец, Расторгуев запел с настоящими ветеранами «Альфы» на бэк-вокале. И тот же трюк, что и когда-то с тюремными песнями — ни слова про войну, но почему-то сразу все понятно.

И в годы зрелой стабильности, в середине нулевых у «Любэ» была симпатичная попытка выйти за пределы схемы «прямо в поднебесье вознеслись, как их деды под Берлином». Был альбом «Рассея» (почему-то с двумя С). Я писал о нем тогда, что парень из Люберец вырос, стал читать книжки и обнаружил, что русская история не исчерпывается рассказами советских ветеранов — в альбоме «Рассея» были белогвардейские, эмигрантские и казачьи песни, и даже была песня «Сестра» — удачно перепетый Расторгуевым давно известный городской романс про «австрийскую каску из Львова», кажется, единственный постсоветский эстрадный хит про первую мировую войну.

В 2008 году после президентских выборов Путин и Медведев выходили на Красную площадь под песню «Любэ». И как раз после этого начало что-то ломаться, в моду вошел постшансон, Стас Михайлов, Лепс, Ваенга, и у «Любэ» был альбом «Свои», титульную песню в котором Расторгуев пел дуэтом с Лепсом, но теперь ее чаще поет сам Лепс, которому Расторгуев оказался не нужен. «Понимаешь, брат, ты все понимаешь, брат, без своих нам здесь всем хана», — человеку, которого американцы обвиняют в принадлежности к братве, не нужны любера на подпевках.

Свое 25-летие «Любэ» встречает с новой песней — «Мы будем петь, будем гулять за тебя, родина-мать»; как будто сознательная пародия на комсомольскую абракадабру, с которой в своих ВИА начинали и Матвиенко, и Расторгуев. Под такое уже не поплачешь и не напьешься, это надо петь с постным лицом на концертах-телесъемках в дни государственных праздников, чем Расторгуев, в общем, давно уже и занят. Двадцать пять лет создавали легенду, строили идеальный мир постсоветского патриота, и сами построили себе тюрьму.

Фото Евгений Биятов/ РИА Новости