Покойник говорит

В минувшую пятницу в Ростове-на-Дону журналистам и телезрителям был предъявлен для опознания труп украинского президента Виктора Януковича. Поскольку в биологическом смысле Виктор Фёдорович вполне себе жив, процедуру опознания всё-таки провели в формате пресс-конференции, на которой было задано много серьёзных вопросов, ни на один из которых в силу изложенной выше причины не был получен вразумительный ответ.

Диковинная специфика мероприятия, разумеется, не могла не отразиться и на его организации: о проведении встречи с Януковичем большинство ростовских журналистов узнали накануне вечером из Фейсбука. Наутро в редакции местных газет с неведомых адресов начали поступать сообщения о предстоящем событии, при этом сообщалось время, но не указывалось место. Позже сарафанное радио донесло: встреча пройдёт в Техническом университете (ДГТУ). Информацию косвенно подтверждали студенты, радостно сообщавшие в социальных сетях, что занятия отменили, а универ зачистили и оцепили. Но встреча прошла совсем в другом месте — в выставочном центре «Роствертол», разместившемся на бывшей территории Ростовского вертолётного завода. Ожидавшие начала пресс-конференции журналисты, шутя говорили об отвлекающем маневре — но, думаю, причина перемены места проведения другая: в зал выставочного центра можно попасть, проехав по закрытой территории завода прямиком от посадочной вертолётной площадки. Судя по тому, сколько раз и в каких неожиданных контекстах Янукович упомянул службу безопасности, свою безопасность, гарантии безопасности, условия безопасности — уже подготовленный для встречи ДГТУ с помпезным колонным залом забраковала охрана: слишком открытое место, до входа метров сто по открытой площадке.

Президент Янукович начал с того, что решил притвориться живым:

— Настало время сказать, что я решил продолжить борьбу за будущее Украины. Против тех, кто страхом и террором пытается оседлать власть. Никто меня не свергнул. Но я был вынужден под угрозой жизни моей и моих близких покинуть страну.

Кое-что из сказанного могло бы прозвучать веско — скажи это настоящий живой политик:

— Нужно провести расследование актов насилия под общим контролем оппозиции, власти и представителей Совета Европы.

Но говорил это Виктор Янукович.

Когда вступительная часть была окончена, его спросили об уволенных Радой судьях Конституционного Суда. В ответ он долго сокрушался о том, что поверил в добросовестность западных посредников, которые гарантировали ему выполнение соглашений оппозицией.

— Вопрос был про судей, — напомнили ему с мест, и Янукович пожалел судей:

— Беспрецедентный случай в мире, — огорчился он и резонно заметил. — Когда уничтожается Конституционный суд — уничтожается государство.

— Скажите, — спросил его Колесников из «Коммерсанта». — Вам не стыдно за то, что произошло в Украине?

— Стыдно, — признался Янукович. — И я хочу извиниться. Прежде всего перед ветеранами. Перед всем украинским народом. За то, что не хватило сил остановить насилие.

Сидевший рядом украинский журналист, не отрываясь от планшета, пробурчал что-то нервное.

— Я не бежал, — снова и снова настаивал Янукович. — Но были условия безопасности… Я отправился в Луганск, чтобы объяснить народу происходящее. Но военные диспетчеры предупредили, что если мы не свернём, они поднимут истребители. Вертолётчики дисциплинированные ребята, они развернулись и посадили вертолёт в Донецке.

— Но почему мы в Ростове сейчас? Не в Москве? Не в Крыму, наконец.

Янукович ответил, тяжко растягивая слова:

— В Ростове потому, что недалеко от Ростова проживает мой друг. И я приехал к нему, чтобы найти у него временное убежище.

— Но как вы всё-таки очутились в России?

— Благодаря, скажем так, патриотично настроенных офицеров.

— Вы встречались с Путиным? Что вы с ним обсуждали?

— Нет, с Владимиром Владимировичем Путиным я не встречался.

— Соглашение с оппозицией никто кроме вас давно не вспоминает. Вам не кажется, что вас просто обманули?

— Меня цинично обманули. Весь украинский народ обманули.

— Даже Партия регионов отвернулась от вас.

— Пусть господь бог их рассудит — кто как ведёт себя сейчас, — вздохнул Янукович. — Но я не осуждаю тех, кого под дулами автоматов заставляли принимать решения. Кое с кем из них я разговаривал по телефону. То, что я услышал от них — это был ужас.

— Вы говорите, что будете бороться. Но как? Возглавите правительство в изгнании? Что вы собираетесь делать?

— Как только будет гарантия моей безопасности… я вернусь… во всём виноват Запад…

Отрываясь от записей, сотни журналистов недоумённо смотрели на вчерашнего руководителя 45-миллионной страны.

Проводивший встречу Юлий Гусман профессионально улыбался, иногда улыбался и труп — но зрелище было шокирующее. Рассуждать о том, что теоретически Янукович всё ещё президент и украинцам следует вернуть его в Киев, бессмысленно. Достаточно хотя бы минуту понаблюдать за этим человеком — потерянным и насквозь напуганным, выслушать хотя бы несколько его пассажей, чтобы понять: он не может править страной. И дело не в том, что Виктор Фёдорович неизменно заговаривал о вчерашнем — давным-давно упущенном: нужно соблюсти подписанное оппозицией соглашение, Евросоюз гарантировал — а теперь самоустранился, бандеровцы сорвали процесс урегулирования. Дело не в том, что юлил и уходил от ответов про дефолтное состояние страны, которой поуправлял, про арестованные швейцарские счета. Пару раз он таки не удержался и сказал, что хотел. Ох, лучше бы он юлил. Собирался сказать: «Россия всегда будет нашим стратегическим партнёром», — а сказал: «Украина всегда будет…». Совсем, совсем заблудился человек в странах, в стратегии, в сторонах света.

И потом вдруг:

— В сложившейся ситуации Россия может и должна действовать, — при этих словах, кажется, не у меня одного перехватило дыхание; Янукович продолжил. «Зная характер Владимира Владимировича, — помедлив, он договорил-таки полную формулу: Путина… я удивляюсь, почему он до сих пор бездействует».

— Но это же ответ провокатора, — тихо ужаснулся я.

У Януковича переспросили.

— Каких именно действий вы ждёте от России?

— С моей стороны было бы некорректно, — ответил человек, которого Гусман по просьбе вышестоящих товарищей выдавал за президента Украины. — Говорить, что следует делать России. Но Россия не может оставаться безучастной.

Я спросил его про российских военных, по слухам, уже успевших разместиться на нескольких объектах в Восточной и Южной Украине.

— Какие военные? — удивился Янукович. — Мне ни про каких российских военных неизвестно, — и тут же пустился в рассуждения о том, что как только на Востоке остановятся заводы и шахты, вот тогда поднимется Донбасс, и так называемой новой власти мало не покажется.

— Провокатор, форменный провокатор, — ужасался уже кто-то за моей спиной.

Пресс-конференция закончилась, и в сопровождении контрастно бодрого Гусмана политический покойник двинулся к двери, ведущей в задние помещения — туда, в сторону огороженного завода, в сторону прекрасно охраняемой вертолётной площадки.

— Теперь вы понимаете, почему мы не могли его терпеть и за что мы его ненавидим, — сказал мне украинский журналист.

Ответа он не ждал.

— А вы понимаете, что здесь, в России, многих из нас, меня лично, отталкивает от вашего Майдана то, что там первую скрипку играют националисты?

— Это и большинство из нас отталкивает, — ответил мне украинский коллега. — Но там, чёрт возьми, не из кого выбирать.

Он торопился: не дожидаясь, пока Янукович покинет зал, журналисты кинулись разбирать со стола свою аппаратуру.

А с Путиным покойник, думаю, и вправду не общался: уж слишком печально звучал его голос при упоминании Владимира Владимировича.

Фото ИТАР-ТАСС