Это было давно и неправда

Если бы я вел в «Свободной прессе» рубрику о забытых страницах истории, то в этой рубрике обязательно была бы статья о кровавом диктаторе Горбачеве. Нет, это совсем не игра в альтернативную историю — это было на самом деле, и этого, что поразительно, не помнит никто вообще. К Горбачеву у нас относятся, мягко говоря, по-разному, но эти разности связаны только с эмоциональной оценкой, то есть для одних роль Горбачева в крушении советской империи — это всемирно-исторический подвиг и несомненная заслуга, для других — преступление и предательство, но ни те, ни другие просто не помнят того короткого периода, когда Горбачев был почти настоящим диктатором. Нормальное свойство человеческой памяти — то, что не укладывается в сложившуюся картину мира, немедленно забывается. «Это было давно и неправда».

Осенью 1990 года Горбачеву дали Нобелевскую премию мира. Поехать за ней он не смог, отправил вместо себя дипломата и поэта-песенника Ковалева, а сам до Осло добрался с нобелевской лекцией только через полгода, в мае девяносто первого. Нобелевскую премию присуждали человеку, остановившему холодную войну, демонтировавшему Варшавский блок, ликвидировавшему тоталитарную систему в своей стране. С нобелевской лекцией в Осло приехал человек, подавивший танками борьбу за независимость в Литве, установивший на обломках тоталитарной системы свое узурпаторское правление, человек, вводивший войска в Москву (тоже забытый день — 28 марта 1991 года, когда очередной съезд народных депутатов РСФСР и антигорбачевский митинг на Манежной совпал с началом «совместного патрулирования» города милицией и военными) и растерявший доверие всего прогрессистского большинства, сложившегося к тому времени в стране.

Мы помним Эдуарда Шеварднадзе как неудачливого грузинского президента. Для перестройки этот человек был совсем другим символом — министр иностранных дел, превративший советскую дипломатию из оружия сталинского-брежневского империализма в инструмент, как тогда говорили, нового мышления. Демонтаж коммунистических режимов в Восточной Европе, новые добрые отношения Советского Союза с Западом — это все он, Шеварднадзе. В декабре 1990 года он подал в отставку, объявив с трибуны Съезда народных депутатов, что страну ждет диктатура. Шеварднадзе позвали на телевидение в эфир программы «Взгляд». «Взгляд» был не просто популярной телепередачей, это был символ нового свободного телевидения, символ свободы слова. И программа с участием Шеварднадзе в эфир не вышла, «Взгляд» закрыли. Через три недели были танки в Вильнюсе. Среди прочих последствий танковой атаки на независимую Литву стоит выделить коллективный демарш советской творческой интеллигенции — под сотню писателей, актеров и режиссеров, именно те люди, которых до того момента называли прорабами перестройки, те, кто поддерживал Горбачева во всех его демократических начинаниях, публично отвернулись от него. В «Московских новостях» (тоже важнейший перестроечный символ, самая лояльная Горбачеву газета) вышло открытое письмо «Преступление режима, который не хочет уходить со сцены». Эльдар Рязанов, Элем Климов, Михаил Ульянов, Григорий Бакланов и еще многие (да почти все) вчерашние союзники Горбачева потребовали его отставки и объявили бойкот советскому телевидению — и, между прочим, честно его соблюдали, перестали ездить в Останкино. Еще один некогда самый близкий к Горбачеву идеолог перестройки Александр Яковлев вышел из КПСС, через несколько месяцев он и Шеварднадзе создадут антигорбачевское «Движение демократических реформ».

И тогда же, в начале девяносто первого, у Горбачева появились новые союзники. Ультрасоветские радикалы из Верховного совета, группа «Союз» — представители антиперестроечных «интердвижений» из союзных республик, отставные военные, прежде всего знаменитый тогда Виктор Алкснис, консерваторы из КПСС (место Яковлева на Старой площади занял сталинист из Красноярска Олег Шенин, которого потом посадят в тюрьму по делу ГКЧП). Той весной основными союзниками Горбачева стали идейные противники перестройки — Александр Невзоров с ленинградского телевидения, писатели, группировавшиеся вокруг газеты «День», и прочие люди, которых раньше называли, самое мягкое, «соловьями генштаба». Сейчас действительно никто этого не помнит, но последние несколько месяцев своего царствования Горбачев был вынужден опираться, — в парламенте, в прессе, в творческих кругах, в регионах, — именно на идейных противников той политики, которую он проводил предыдущие пять лет и которая обеспечила ему то место в истории, которое он занимает. Сторонник Горбачева в 1991 году — это сторонник жесткой руки, сторонник сильной власти, противник любой демократии. Наверное, так же сейчас выглядят сторонники Путина.

Эта странная история продлится до августа, а потом Горбачев вернется из Фороса уже таким королем Лиром, никому не нужный, никем не поддерживаемый. Из актуальной политики он уйдет в историю, и его роль в истории так и останется спорной — для одних великой и положительной, для других преступной и предательской. Но ни те, ни другие уже не вспомнят того Горбачева-диктатора, каким он казался многим в последние месяцы своего президентства. Я вспоминаю диктатора Горбачева, когда смотрю на сегодняшнего Путина. Мы до сих пор не знаем, кем он войдет в историю. Весна 2014 года, которая нам кажется поворотной весной в новейшей истории России, может очень скоро забыться навсегда, как навсегда забылась та «диктаторская» весна Горбачева.

Фото: Андрея Соловьева /ФотохроникаТАСС.