Нужны переговоры

Когда я заседал в оргкомитете первой Болотной, на заседаниях регулярно поднимался вопрос, кому и как надо будет вести переговоры с властью, то есть, грубо говоря, кто придет в Кремль к Путину и станет обсуждать с ним условия сдачи — так, мол, и так, вот вам пожизненная охрана, два человека, и вот дача в Петрове-Дальнем, ваши внуки смогут поступать в вузы без экзаменов, а основанную вами школу дзюдо никто не закроет. В популярном фильме «Срок», в самых скучных его сценах, когда Ксения Собчак с Алексеем Венедиктовым ужинают в ресторане, Венедиктов рассказывает, что чем-то таким интересовался и сам Путин, то есть не условиями сдачи, конечно, а лидерами Болотной, с которыми можно разговаривать. По версии Венедиктова, закончилось все тем, что Путин решил, что разговаривать там не с кем, и успокоился; дальнейшее развитие событий показало, что сделал он все правильно, а, напротив, какие-то намеки на переговорный процесс, случившиеся в тот веселый период, воспринимаются теперь как грустный анекдот из далекого прошлого — как иначе смотреть, например, на оставшуюся от тех времен фотографию Сергея Удальцова с Дмитрием Медведевым и Вячеславом Володиным?

Путин в 2011 году был прав, разговаривать было не с кем и не о чем, и до сих пор не с кем, не о чем и не кому разговаривать. Государство потратило последние два с половиной года на производство всевозможных искусственных и стимулирование застарелых конфликтов, украинские события вывели это производство на промышленный уровень, и теперь в России не просто никто ни с кем не разговаривает, но даже по сравнению с временами Болотной все усилилось до такой степени, что каждый общественный спор на любую тему подразумевает, что каждая сторона в таком споре мечтала бы о том, чтобы оппонента не существовало вообще. То есть конечная цель — не переспорить, не убедить, а уничтожить. Чтобы не просто телеканал «Дождь» извинился за тот опрос, но чтобы в студию «Дождя» въехал «Лайфньюс»; «Лайфньюс», может быть, и не хочет никуда переезжать, но надо, потому что «Лайфньюс» патриоты, а у патриота всегда есть патриотический долг, в данном случае — попрыгать ногами по лицу поверженного противника, потому что если не попрыгать, то противник может не почувствовать всей горечи поражения.

Пример с «Дождем» — он мне просто нравится, он яркий, но таких примеров — куда ни плюнь. Портреты на полу в туалете Киевского вокзала все уже обсудили, до портретов была выставка про «бесов», и вот еще Удальцову восемь лет обещают, и Гаскаров сидит, и Коровина судят, и список можно продолжать; наступят выходные, и по НТВ покажут новый фильм, из которого страна узнает, кого еще нужно считать ее врагом. Я не знаю, как это выглядит на самом деле, но если фантазировать, то вот есть камера НТВ или «Вестей недели», и к ней выстроилась такая длинная и покорная очередь из людей, которым нравится быть врагами, которые не мыслят себя вне противостояния с остальной страной и с радостью покупаются на очередное приглашение к вражде по какому угодно поводу — хоть по религиозному, хоть по гейскому, хоть по национал-предательскому, хоть по украинскому. Получается, что все при деле, а дело — ну вот такое дело, враждовать и ненавидеть. Вот как вооруженные силы в мирное время непрерывно готовятся к войне, проводят всякие учения, осваивают новые образцы вооружений, так и российское общество находится в состоянии непрерывных учений — как будто готовится к гражданской войне, чтобы, когда наступит время, пойти и начать всех резать согласно утвержденным спискам.

Как-то надо с этим что-то делать; звучит смешно, но нужны переговоры — наверное, не такие, о каких мечтали в оргкомитете 2011 года, то есть не за столом с Путиным, тем более что он за стол и не зовет никого, а вот так чтобы образовалось в России хоть какое-то количество людей, готовых хотя бы стремиться к тому, чтобы сосуществовать внутри одной страны с теми, кого они сегодня считают врагами. Спросить у себя, чем персонально ты готов пожертвовать, чтобы отойти на миллиметр дальше от гражданской войны. Торговаться — давайте я перестану болеть за украинскую армию, а вы не будете клеить мой портрет на полу в туалете. Давайте я закрою свой и так уже полузадушенный телеканал, но вы верните студию шоколадной фабрике, мне будет обидно, если мое место займет Арам Ашотович. И кстати, отпустите Удальцова, он поедет в Донецк и бросится со связкой гранат под украинский танк, ему такое нравится больше, чем домашний арест. Давайте так? Нет? А почему? — вот примерно в таком духе стоило бы вести эти чертовы переговоры, а то ведь невыносимо уже, слишком много врагов в такой маленькой (а Россия гораздо меньше, чем кажется) стране.

И то, что такие переговоры сейчас некому и не с кем вести — это не проблема, которая исключает возможность таких переговоров, а всего лишь препятствие на пути к ним.

Фото: Коммерсантъ/Дмитрий Лебедев.