Петр умер

«Надо будет дождаться нового Петра Первого с его принудительными проевропейскими реформами», — это Виктор Ерофеев в своей программной статье, такое продолжение латынинской мечты о русском Ли Куан Ю или, если из совсем раннего, постперестроечный культ Пиночета, тоже одно время свойственный многим нашим авторам. То есть жива, оказывается, мечта об авторитарном модернизаторе, который однажды пострижет всем бороды, запретит харкать на тротуары и расстреляет коммунистов на стадионе.

И получается, что никто не заметил, что эта мечта, в общем, давно сбылась, и если кто-то ждал большего, то, видимо, зря. Путинская авторитарная модернизация — скорее всего, это был максимум, который Россия в начале XXI века могла себе позволить.

Пятнадцать лет — достаточный срок, чтобы делать выводы. Россия пятнадцать лет назад и Россия сейчас — какая из них больше похожа на Европу, а какая на Африку или Индию? Черты, которые уже ушли в прошлое, почему-то не вспоминаются вообще, но все-таки. Это было совсем недавно. Общедоступная водка, а после нее еще долго — пиво в любом уличном киоске, и распитие на каждом углу. Игровые автоматы и массовая игромания. «Вещевые рынки» как главный элемент потребительского бизнеса. До самого последнего момента — всеобщее курение везде, а еще десять лет назад, и об этом забыли вообще все, поштучная продажа сигарет (я так и начинал курить, покупал сигареты поштучно). Множество элементов бытовой дикости, каждый из которых в разное время уничтожался волевым авторитарным решением, невозможным в демократии. 2010 год, первая собянинская осень, когда в Москве каждую ночь топор коммунального рабочего превращал в груду мусора очередную сотню ларьков — стоит вспомнить те ночи теперь, когда те же, — то есть персонально те же, поименно, — чиновники, которые когда-то гордились, что «мы не в Европе» (и дальше рифма), гордятся теперь «самыми большими в Европе» пешеходными маршрутами. Всего несколько лет — может быть, самая быстрая и самая эффективная вестернизация в истории. Она стала возможной только потому, что ее осуществлял беспощадный авторитаризм, не прислушивающийся вообще ни к кому.

Представьте, как выглядел бы снос московских ларьков или разгром «Черкизона» в демократическом обществе — бесконечные судебные процессы, протесты, дискуссии. Если бы дело дошло до референдума, то народ, конечно, сказал бы «нет» и сносу ларьков, и запрету курения, и много чему еще. Нынешним обликом Москвы и догоняющих ее российских городов мы обязаны именно отсутствию в нашем обществе самой символической демократии. Был бы сейчас во главе России Петр или даже сам Пиночет — они бы просто не придумали ничего лучше. То, что мы видели и видим в России в последние годы — это максимум, на который способна авторитарная модернизация.

И это, наверное, уже плохая новость для тех, кто надеялся на то, что Россию можно силой переформатировать в нормальную европейскую страну. Силой можно только состричь бороды или поломать ларьки. Вся остальная вестернизация возможна только при участии всех граждан, даже тех, которые вам не нравятся. То есть вот тот человек, которого силой отогнали от игрового автомата, человек, у которого отобрали бутылку пива, человек, которого заставили тушить окурок перед входом в кафе — никакой Европы не будет, пока именно этот человек лишен возможности влиять на принятие решений, от самых высоких политических до самых мелких жилищно-коммунальных.

Неприятной особенностью современной России уж не знаю по каким причинам стало то, что в современной России вообще никак не накапливается опыт, вообще никак не рефлексируются исторические наблюдения, не делаются выводы вообще не из чего. Между тем главный опыт последних пятнадцати лет заключается именно в том, что мечта о авторитарной модернизации оказалась несостоятельной. Россия перестала пить пиво у метро и курить в кафе, это прогресс, но цена этого прогресса — гигантский административный и силовой аппарат, превращение общества в класс бесправных квартирантов, смерть всех общественных институтов и новое, гораздо более трагическое, чем пиво на улицах, одичание. Этих пятнадцати лет достаточно, чтобы навсегда забыть мечту об авторитарной модернизации. Она невозможна, Петр умер. Европейское будущее России может быть связано только с демократией.

Фото: Геннадий Гуляев/Коммерсантъ