Прозрачная броня Родины

На этой неделе, 10 сентября, московский Научно-исследовательский институт технического стекла отпраздновал юбилей — 60 лет со дня своего основания. За этот период он «остеклил» практически все российские самолеты и вертолеты военной и гражданской авиации, космические и глубоководные аппараты. Мало того, работники института сконструировали и изготовили саркофаги для мавзолея В.И. Ленина и аналогичных сооружений в ряде стран.

Гендиректор ОАО «НИТС» (с 1973 года), вице-президент АИН РФ им. А.М. Прохорова, действительный член Российской Академии естественных наук, член-корреспондент Академии технологических наук, доктор технических наук, профессор Владимир Солинов рассказал «Свободной прессе» об истории института, о работе с Кремлем, а также о возможных последствиях санкций Запада.

Было 1500 — стало 250

— После окончания Великой Отечественной руководство страны четко понимало, что сила государства напрямую зависит от его оснащенности новым вооружением. Поэтому активно проводились работы в ядерной области, создавались новые виды самолетов, оснащенных реактивными двигателями, велись работы по освоению космического пространства.

Возникла острая необходимость в предприятиях, которые бы разрабатывали новые материалы, технологии и внедряли бы их в серийное производство. Поэтому Министерством авиационной промышленности СССР было принято решение о создании нашего института. Сначала он носил название — ГСПКБ по стеклу, ну а в 1963 году, после отказа от совнархозов и возвращению к отраслевой системе управления, был преобразован в «Научно-исследовательский институт технического стекла». Нам удалось тогда войти в состав Министерство авиационной промышленности СССР (в марте 1965 года образовано в третий раз, но уже на базе Государственного комитета по авиационной технике СССР — прим. редакции). Вот этот период — с 1963 по 1985 годы — был «золотым» для развития науки, тогда все ее отрасли щедро финансировались государством. Мы до сих пор пользуемся теми научными заделами, которые были заложены в те годы…

Первый директор института — доктор технических наук, профессор Серафим Максимович Бреховских (мой научный руководитель и друг по жизни) — очень грамотно построил работу, верно определив структуру и научные задачи, которые перед нами были поставлены. При институте были образованы подразделения полного цикла изготовления изделий от КБ, лаборатории, испытательных комплексов до опытного производства. Были созданы два конструкторских отдела: один занимался остеклением авиационной техники, другой — космических аппаратов. И, что немаловажно, была заложена и ясно сформулирована структура исследований: — 30% работы уделялось научному поиску, -50% - опытным разработкам, плюс включение научных подразделений в серийное производство. Такой принцип работы сохранялся до 1985 года.

«СП»: — А после?

— После сами знаете: началась перестройка, к власти пришли либералы с лозунгом: «Мы воевать ни с кем не собираемся, нам армия не нужна». То есть до тяжелой индустрии, а тем более — авиации, им не было дела… К примеру, до перестройки численность института была 1,5 тысячи человек, сейчас осталось только 250.

Сегодня ситуация выправляется. У нас появились новые акционеры, которые понимают, что без поисковых работ у института нет будущего. Сейчас мы совмещаем опытные работы с прицелом на серию, тем более что количество объектов на выпуск не такое, какое было в советские годы. Это оказалось довольно эффективным решением: ни одна наша научно-исследовательская работа не ложится на полку, потому как каждая имеет целевое назначение.

Отмечу, что за время существования института сформировалась новая наука — конструкционная оптика, цель которой — создание изделий конструкционной оптики (ИКО): с одной стороны — это части фюзеляжей самолетов, батискафов, наземных объектов, а с другой — оптическая среда.

В общем, такой комплекс позволяет нам и сегодня создавать изделия, которые по многим показателям превышают мировые. Скажу больше, мы первые, кто сумели использовать высокопрочные силикатные стекла для высокоскоростных самолетов Су-35, МиГ-29КУБ, для истребителей пятого поколения — Т-50. Это притом, что весь мир до сих пор использует только органическое стекло. Да, мы взялись за задачу, которая, на первый взгляд, кажется неразумной, ведь силикатное стекло тяжелее органики в два раза. За рубежом думают: раз оно тяжелое, то будет тяжелым и остекление. Однако там не учитывают, что силикатное стекло прочнее органики в десять раз.

Сейчас делаем объемные - 3-D стекла с высокими оптическими параметрами, обрабатываем их новейшим оборудованием, которое позволяет уйти от ручного труда, используем лазерную терморезку стекла и т. д. То есть к своему 60-летию институт подошел с неплохими результатами. Кстати, мы сами себе сделали подарок: закончили сертификацию изделий для высокоскоростного истребителя-перехватчика МиГ-31, который достигает скорости порядка трех махов. Аналогов этому в мире нет, и это есть результат того, что мы заменили органическое стекло на силикатное.

Конкурентам вопреки

«СП»: — Владимир Федорович, вы сказали о конкурентах… Кто они — ваши основные оппоненты?

— В России, в странах бывшего СНГ и СЭВ их практически нет. Основные наши конкуренты — американская фирма Pittsburgh Plate Glass (PPG), основной разработчик и поставщик стекол для компании Boeing, и французская фирма Suly, работающая с Aerospatiale.

К сожалению, по непонятным причинам (не имеющим отношения к техническому процессу) мы были отстранены от участия в остеклении самолетов Superjet и МС-21, хотя могли бы изделия сделать гораздо интереснее и по ресурсу, и по оптике, тем более, мы были бы защищены от возможных санкций, которые могут быть приняты. Я предлагал в своё время руководству компании «Сухой» такой вариант: часть изделий делаем мы, часть — французы, это позволило бы регулировать и цену, и защититься от форс-мажоров.

«СП»: — Вы производите продукцию на экспорт?

— Экспорт в составе объектов идет только через фирмы. Мы поставляем свои изделия для изготовления того или иного объекта. То есть в торговле не участвуем и, к сожалению, не имеем никаких дивидендов от того, что было реализовано то или иное количество самолетов. Что поделать, так построена эта система в нашей стране, хотя тем самым создается дополнительный барьер, который мешает техническому прогрессу. Нужно стараться, чтобы различных посреднических организаций было как можно меньше.

«СП»: — То есть ваш институт санкции не затронут?

— В определенной степени затронут. Дело в том, что в России начисто «легла химия». Скажем, мы широко пользуемся склеивающими пленками, но получаем их из Америки. Я боюсь, что Штаты сейчас перекроют нам поставки. Поэтому предусмотрительно запаслись нужным количеством пленок, — этого хватит года на два.

Есть еще одна проблема. Все фирмы, в том числе PPG и Suly имеют специальное авиационное стекло для изготовления изделий. Мы в свое время построили завод в Донецкой области — в городе Константиновка. Когда Советский Союз распался, на Украине наступил экономический коллапс, завод, который производил для нас стекло, обанкротился. В общем, мы остались без специального авиационного стекла, и эта проблема актуальна до сих пор.

Сейчас мы используем архитектурно-строительное стекло отечественного производства, но к нему есть ряд нареканий и по оптическим, и прочностным параметрам. В рамках федеральной программы вместе с Саратовским институтом были разработаны составы стекол для авиации, но, как это водится в России, возникли проблемы с финансированием… Нам, конечно, хотелось бы использовать свое собственное стекло для авиации, тем более что даже без санкций ни американцы, ни французы нам такое стекло не продавали. То есть конкуренция идет не только на уровне изделий, но и на уровне материалов.

«СП»: — Оборудование, которое вы использует в работе, отечественного или западного производства?

— Так как мы делаем новые технологии, естественно, используется нестандартное оборудование, которое мы проектируем и изготавливаем для себя и у себя. Раньше у нас был механический цех, в котором работало 120 человек, было два конструкторских отдела. Те технологии и те материалы, которые мы создавали, не имели аналогов.

Сейчас мы вынуждены пользоваться услугами зарубежных фирм. К примеру, недавно закупили четыре печки у итальянцев, сейчас нам нужно срочно покупать вакуумную установку для нанесения различных покрытий на стекла у немцев. Правда, непонятно, продадут ли они нам эту установку? Если нет, то придется искать ему альтернативу. К счастью, наши новые инвесторы идут нам навстречу как с точки зрения создания оборудования в России, так и покупки его заграницей за счет лизинга и т. д. То есть часть оборудования мы продолжаем проектировать и изготавливать сами. В частности, сейчас делаем крупную установку по упрочнению стекла на Ржевском механическом заводе.

Кстати, у нас в институте (на улице Кржижановского) был раньше свой тир, но его закрыли из-за теракта в «Норд-Осте». После трагедии к нам приехали сотрудники ФСБ, проверили оружие, пересчитали все патроны. Забрали все, видимо, руководствуясь принципом: «Проблема есть, изъяли — нет проблемы». Думаю, они искали — откуда боевики тогда взяли оружие… С тех пор я никак не могу добиться восстановления тира.

«СП»: — Из-за сегодняшней ситуации на Украине как строится сотрудничество с концерном «Антонов»?

— Вместе с «Антоновым» мы создавали самолет Ан-70, прошли все виды тестирований, остановились на госиспытаниях. Но пока вопрос с концерном повис в воздухе, хотя с КБ мы работали постоянно, начиная от Ан-124"Руслана". Думаю, если наступят мирные времена, мы вернемся к сотрудничеству, поскольку у нас были очень тесные отношения. К тому же в той же Константиновке все-таки остался островок авиационного остекления — предприятие «Спецтехстекло А». После развала СССР начальник цеха очень хитро поступила: она замуровала производственное помещение. В результате ни одного кирпича не было украдено. Сейчас цех работает, но в данный момент ситуация несколько меняется: ко мне приходят письма от наших ремонтных заводов с просьбами организовать такое производство у себя.

«СП»: — Ваше стекло побывало и в космосе, и под водой…

— Да. Мы остекляли и батискафы, и МКС, поставляли иллюминаторы для орбитальной станции «Мир», межпланетных станций «Венера», «Марс» и «Комета Галлея», многоразового космического корабля «Буран»… Я вхожу в американо-российскую группу по оценке безопасности иллюминаторов при попадании в них метеоритов. Только в июле в институт приезжала делегация иностранцев. На следующий год мы едем в NASA: проводить семинары, анализировать результаты исследований и т. д.

Стекло для Кремля

«СП»: — Интересный факт: ваш институт изготавливал саркофаги для Ленина, Сталина, Хо Ши Мина…

— Да, и для Димитрова, Ким Ир Сена, Ким Чен Ира… Я должен сказать, что работа с Кремлем в истории нашего института — особая строка. Мы остекляли Зимний сад, делали огромную зеркальную стену, которую смело можно занести в Книгу рекордов Гинесса.

Помню, институт принимал участие в конкурсе на лучшие подарки выдающимся лицам, в том числе и Брежневу. Мы сделали фантастически красивую вазу, которую вместе с министром авиационной промышленности СССР Петром Васильевичем Дементьевым поехали вручать Брежневу в его кабинет на Старой площади.

Вторая моя встреча с Леонидом Ильичем произошла совершенно при других обстоятельствах. Мы делали… временную крышку для его гроба. Когда он умер, мне позвонил тогдашний комендант Кремля и сказал: «Есть предложение, чтобы ты изготовил крышку для того, чтобы телевидение могло нормально работать». Скажем, когда хоронили Суслова, его гроб стоял возле Мавзолея, дул сильный ветер, срывал покрывало… В общем, поехали в Кремль. У меня был трусливый шофер, который боялся проезжать сквозь оцепление, опасаясь стрельбы. Пришлось его подгонять. Через Спасскую башню выехали к Мавзолею, откуда я уже пешком пошел к Дому Союзов, снимать мерки для гроба бывшего Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Еще одна интересная история. Должен был открыться зал заседаний ЦК КПСС, и за три дня меня вызвали из Кремле. Захожу в этот зал, рядом со столом президиума пленума стоит полковник и дрожит. Спрашиваю: «Что случилось?». Говорит: «Спасайте». Дело в том, что Брежнев был подслеповатый, ему большими буквами писали тексты и хорошо освещали стол с бумагами. Так вот над этим столом рабочие установили финские светильники, но выяснилось, что они тусклые. Решили усилить свет мощными лампами. Включили и защитные стекла треснули. Осколки упали на стол президиума. Даже сложно вообразить, что было бы, если лампы взорвались во время пленума…

Взорвались защитные стекла потому что, их середина нагрелась до высокой температуры, а края оставались холодными. Я долго думал, что предпринять. Придумал: сделаю экран из кварцевых палочек. Звоню вечером (примерно в 23.00) коменданту Кремля, говорю, мол, надо такое-то количество кварцевых трубок с завода в Гусь-Хрустальном. В 10 утра у меня уже были трубки… После мне директор того стекольного завода долго жаловался, как его с кровати поднимали (улыбается)…

«СП»: — В институте был режим секретности?

— Понимаете, секрет не в технологии производства изделий, а в технических требованиях, которые им предъявляются. Скажем, невозможно определить, почему бронестекло «держит», если его не испытывать. Оно делается из многих слоев, из стекол различной прочности, но какими методами было получено упрочнение не определить ни техническим, ни химическим способом. Так что мы никогда не боялись быть «рассекреченными».

Фото: rt-chemcomposite.ru