Корсиканские трудодни русского гастарбайтера- 3

(Окончание. Начало здесь и здесь)

Курортный роман

Вечером после работы к Халялю, незадолго до облавы, приехала его любовница. Он работал летом в отеле в прибрежном городке, она ещё дорабатывает там сезон. Оказалась, что русская, из Таллина, бойкая бабёнка. Халяль — молодой арабский мужик, пусть не очень красивый, но коренастый, полный жизни и оптимизма. Он похож на классические персонажи советских фильмов про трактористов-передовиков. Но его внешность портит отсутствие двух передних зубов, одного наверху, другого внизу.

Группу девушек наняла в Таллине для работы на Корсике какая-то тамошняя посредническая фирма. Но здесь они получают две трети минимальной зарплаты, которую им обязаны платить по французским законам. Получают от этих самых посредников, которым хозяин отеля перечисляет, кроме оговорённых посреднических услуг, и их зарплату, причем в полном размере. Хозяин отеля и сам в недоумении о странных порядках, которые посредники ввели в его заведении: как такое вообще возможно? Более того, их надзиратель здесь, на Корсике, из этих денег лично себе требовал ещё по сотне евро с каждой. В конце сезона, впрочем, до девочек дошло, что он-то деньги берёт с них просто так. Они пригрозили сообщить в полицию, и надзиратель притих.

Кстати, французская полиция утверждает в интервью для здешней прессы, что пресловутая русская мафия — миф Голливуда. Реальная русская мафия выглядит вот так — русский мужик из Эстонии сосёт деньги «на дурняка» у глупых русских же простушек.

О сельском хозяйстве

Реальное сельскохозяйственное производство Франции полно маразмов. Масса заброшенной когда-то обрабатываемой земли. Запущенные оросительные каналы. Лоскутная чересполосица участков, купленных в разное время, иногда отстоящих друг от друга на десятки километров, масса усилий тратиться на перегон тракторов и транспорта. Техническое оснащение хозяйств, в среднем, невысокое, а сравнивать его с нынешней Белоруссией вообще смешно.

Но самый убийственный для частного владения землей является вопрос наследников и вообще наследства. Мне приходилось работать в хозяйстве, где формальный владелец был законченным алкоголиком, а все дела вела его семья и формальная как бы жена. В другом месте и хозяин, и его отец были не вполне психически нормальны, соответственно, так и вели хозяйство. В третьем месте — наследники, на виду у нас, почти пятидесяти сборщиков, сцепились, как гиены в африканской саванне, из-за доли в наследстве ещё живого и вполне бодрого старика. Любая замена руководителя, явно не умеющего управлять хозяйством, без особых проблем проходит в коллективном хозяйстве, но при частной собственности она невозможна.

В хозяйстве, где я работал, было заметно, что техника используется лишь на малую долю своей производительности. Много единиц угробленных за последние десятилетия машин и оборудования валяется рядом на свалке и нет сомнений в том, что большую их часть при не слишком больших затратах можно было бы вновь пустить в дело. Ситуация со свалками брошенной техники весьма характерна для Франции.

Наш хозяин явно не умел общаться со своим небольшим коллективом. В совестких совхозах и колхозах любой бригадир делал бы это лучше, чем он. Неудивительно, что уважением своих постоянных работников хозяин не пользуовался — похожие истории взаимоотношений барина и ловких приказчиков хорошо известны из русской классики. Они вели себя с ним нагловато, а он этого даже не замечал. Постоянного коллектива сборщиков винограда, которые бы вновь и вновь возвращались сюда, тоже не было, каждый год — новые люди, поэтому, собственно, меня и взяли. И это несмотря на ужасающую французскую безработицу.

Как-то после работы ко мне, широко раскрыв глаза, подошли двое мальчишек, один лет тринадцати, другой ещё меньше. Оказалось, дети хозяина. Они пришли смотреть на экзотику — на настоящего, живого русского, то есть на меня. Старший учит в школе китайский язык. Приятные ребята, но с умением общаться с малознакомыми людьми у них проблемы, как и у их отца.

Хозяйство, ведущееся при полной и вопиющей бесхозяйственности, в полном надругательстве надо всем тем, что понималось в СССР под выражением «рачительный хозяин», держится на единственном факторе — здесь делают хорошее вино. Жена хозяина — дипломированный дегустатор. Сахаристость винограда, хорошо вызревающего в субтропическом климате, высокая. На стенах дегустационного кабинета масса всяких наград на конкурсах.

Чтобы получить маркировку «appellation contrôlée» (марочное вино) здесь на Корсике, как мне объяснил Али, нужно иметь сахаристость, которая позволит получить крепость в 13 градусов, срок выдержки при этом может быть и меньше года. Многолетнюю выдержку они делать могут, но сейчас на это нет заказов. Технология здесь выдерживается строго. Корсика — это не Божоле, где делают, как известно всей Франции, вина класса «клопоморов», которые продают по всему миру лишь благодаря особо агрессивной рекламе. Рядом с нашим производством расположен приморский курортный городок, откуда зазывают на дегустацию и поражают воображение стенами, обвешанными золочёными дипломами. Некоторые туристы могут оказаться оптовиками или их родственниками.

Но я свидетельствую: вина здесь делают, называть ли их марочными, или нет, действительно хорошие. И их сбыт «вытягивает» в финансовом отношении все грехи производства. Пока вытягивает.

Расчёт

Первый день после окончания работы. Пошёл искупаться в прибрежный туристический городок, согласовав это с Надиром: ничего с утра не предвидится? Возвращаясь пешком в обед, увидел встречную машину — хозяйка. Оказывается, внезапно, без предупреждения, она с утра раздавала деньги — расчёт, 60 евро за 8-часовый рабочий день Мы едва не разминулись.

Спрашиваю: почему всё так внезапно? Дела. А сейчас она срочно уезжает, чтобы успеть отвезти старшего сына в бассейн. На сегодняшнем празднике окончания сбора винограда её не будет. Адрес электронной почты и телефон, чтобы связаться, если надумаю снова приехать на следующий год? «Ах, да, я совсем забыла вам их дать, запишите, приезжайте, конечно, если будем такая возможность».

Думаю, на следующий год, при таком подходе, это хозяйство в сезон снова будет лихорадочно искать сборщиков.

На мой взгляд, мальчишке, вместо бассейна, этим вечером надо было бы посидеть на нашей «корпоративной вечеринке», вместе с арабами, пообщаться. Чтобы через несколько лет не смотрел с вытаращенными глазами на каждого незнакомца, который придёт к нему наниматься. И, кроме китайского, не мешало бы ему подучить и две сотни слов магрибского диалекта арабского языка. Иначе его, как наследника, вскоре ждут большие проблемы.

Праздник прошёл тускло. Много жареного мяса, бисквиты, мороженное. Но огонёк традиционного французского праздника окончания сбора урожая, какой я видел в Божоле и Эльзасе, отсутствовал. Халяль, «ушедший в подполье» после объявления об угрозе возможной облавы, появился, трое друзей с Бастии — нет.

Потратить деньги

Жители Франции, как коренные, так и нелегальные мигранты, живут как воробьи: клюнул здесь, отщипнул там, где-то схитрил. Три недели на винограде, месяц на сборе оливков, потом киви, затем цитрусовые, чернорабочий на стройке чьей-то дачи, подменил в магазине заболевшего друга… Тот, кто в течении ряда лет стабильно работает так в год хотя бы восемь месяцев, может считаться удачливым, трудолюбивым и состоявшимся человеком. И тут Франция неожиданно поворачивается к ним своей очень симпатичной и демократичной стороной.

Сытно и вкусно пообедать в недорогой парижской харчевне — десятая часть дневного заработка.

Посидеть вечером в фольклорном бразильском ресторанчике с замечательной программой, по минимальной, конечно «схеме», с вином и закуской — лишь треть дневного заработка.

Хотите посмотреть всемирно знаменитое шоу в «самом известном кабаре мира» — «Мулен Руж», по минимальной, опять-таки, схеме? Заработок двух с половиной рабочих дней.

Поставить зубную пломбу без всякой страховки у хорошего частного дантиста? Неполный дневной заработок. «Понимаете, медицинской страховки у меня нет, документов тоже. И адреса для заполнения вашей анкеты нет — палатка в поле. Но деньги — есть, плачу наличными, так что в этом смысле будьте спокойны». Врач понимающе улыбается — вы у него такой не первый.

Надир комментирует мои планы поехать в Аяччо в посмотреть музей Наполеона: «Это же развлечения только для богатых. А ты разве богат?»

Где нелегалу жить хорошо?

Хорошо мигранту там, где на законность его пребывания в стране смотрят сквозь пальцы. В этом смысле во Франции жить можно. В маленькой сельской гостинице на Корсике у меня вообще не требовали паспорт, главное, чтобы платил. В дешёвых гостиницах класса хостель в Париже паспорт просят, но давно просроченная Шенгенская виза персонал не волнует, я специально уточнял: «это дело полиции, а не наше».

Главная предосторожность нелегального мигранта во Франции — всегда покупать билеты на поезд, автобус и поезд. Даже на одну остановку — именно на этом их, в большинстве случаев, и ловят. И это при том, что коренные французы сплошь и рядом ездят «зайцем».

Полиция во Франции малочисленна, не агрессивна и ловит нелегалов, в основном, по доносам или явным нарушениям порядка. У неё и без этого слишком много забот.

Зато когда нелегальный мигрант, получивший расчёт, сидит за столиком ресторана на открытом воздухе и смотрит зажигательное бразильское шоу, с танцующими девушками и красивыми огнями, он чувствует себя хозяином жизни. Еще бы, за оградой тусуются коренные французы, которые и хотели бы зайти в заведение, но денег сесть за столик нет. Поэтому смотрят издалека.

Чуть приодевшись, с какими-то деньгами в кармане, арабы-нелегалы выходит на прогулку на бульвар. Почти непьющие, физически здоровые, в отличие от многих местных рахитов, умеющие и желающие работать. Естественно, что местные француженки на них засматриваются.

У Франции сегодня большие социальные проблемы глубинного характера. Всё больше и больше коренных французов бродит по стране с собакой и кружкой для милостыни, иногда даже не понимая, какие именно шаги необходимо предпринять для получения хоть какой-то социальной помощи. А на мигрантах, как нелегальных, так и легализованных, держится весь реальный сектор экономики. Они составляют, в частности, 90% строителей автострад. И чем мигрант более «дикий», чем меньше он понимает французский язык и французское телевидение с его гламурными тенденциями и маразмами, тем больше он сохраняет традиционные человеческие трудовые и иные навыки. И тем больше пользы он приносит Франции.

Французское общество, как и везде в Европе, больно. И его мигранты — это не причина, а симптом болезни.