С Сербией за спиной, с Донбассом в сердце

Гражданин США Зак Новак признается: ему нередко советуют написать книгу. Настолько богатой на события выдалась его жизнь. Война в Донбассе для него уже вторая по счету. И, возможно, не последняя. Но обо всем — по порядку.

О своих родителях Зак рассказывает с большой теплотой, а фотографию матери всегда держит при себе. Их история не менее интересна: в поисках лучшей жизни они пересекли сербскую границу полвека назад, чтобы найти друг друга в США. Отец был монархистом и недолюбливал Тито. Он часто говорил: «Всё брошу и отправлюсь в Америку».

— Многие ему не верили, но он это сделал! — говорит Зак. — Военные стреляли в него, когда он пересекал границу с Грецией. А оттуда американские волонтеры помогли ему пересечь океан.

Матери было проще. Член коммунистической партии, она могла свободно путешествовать по миру. Нужно было только решиться. И — решилась…

Американский патриотизм проснулся в мальчике раньше, чем заиграла кровь непокорных сербов.

— Когда я рос, я смотрел много фильмов, — вспоминает Зак. — Моим героем был Оди Мерфи. Бравый солдат! И я хотел быть похожим на него, на американского патриота. Что касается истории, я любил читать о Джордже Вашингтоне, который вышвырнул англичан из нашего государства.

Со временем патриотизм начал выходить за пределы разумного. Зак говорит, что превратился в настоящего фанатика. Поддерживая политику американского истеблишмента, он хотел нанести физический вред некоторым политикам, которые приезжали с визитом из Центральной Америки.

— Был такой момент в моей жизни, — признается Зак. — Да, я хотел сделать что-то плохое. Во имя своей страны! Но потом я начал обращать внимание на деятельность различных партий Центральной Америки. Оказалось, что это отличные ребята. Я увидел марионеточные правительства, увидел лагеря, в которых США тренируют военных для операций по всему миру. Мои глаза начали открываться.

Одна история до сих пор не оставляет его равнодушным: несколько лет назад в одной из латиноамериканских стран поймали офицера США. В конечном итоге он угодил за решетку. Но он говорил, что гордится своим поступком: взял студентов на самолет и выкидывал их за борт! Улыбался, когда рассказывал.

— Моя кровь закипала, — говорит Зак. — И настолько же, насколько я раньше гордился Америкой, теперь я её отчуждался. Мое психологическое состояние было очень неустойчивым.

— Югославия стала поворотным моментом? — спрашиваю я.

— Я бы сказал, официальным поворотным моментом, — уточняет Зак и добавляет с улыбкой. — Это всё из-за моей мамы. Когда в 1992-ом году в Боснии началась война, мы смотрели CNN. И первые кадры, которые мы увидели, запечатлели беженцев. Море сербских беженцев! И тогда мама ударила рукой по столу и сказала: «Отправляйся помогать своим братьям и сестрам!»

Недолго думая, Зак собрал вещи и отправился в Боснию. Одним из первых людей, с которыми он познакомился, был Драган Василькович по прозвищу Капитан Драган — прославленный сербский командир.

— При Капитане я занимался сбором средств, выполнял гуманитарную миссию, — продолжает свой рассказ Зак Новак. — Но однажды я сказал: «Этого мне недостаточно». Тогда Капитан привел меня в военный госпиталь, показал искалеченных людей: одноруких, одноногих. И спросил: «Зак, ты действительно хочешь воевать?» Я ответил: «Да».

Увиденное на фронте Зак описывает одним словом: безумие. В исторических книгах он читал, что во время Второй Мировой река Дрина была красной от крови: нацисты сбрасывали в воду тела убитых сербов. Очутившись там, Зак увидел, что в некоторых местах Дрина снова была красной. История повторялась. Зак твердо решил: если сербы опять становятся жертвами, то он должен быть рядом с ними. Помогать своему народу, чем сможет.

Первый день на фронте был чересчур богат на события. Освобождения города Киселяк, обрадованные женщины, засады и расстрелы пленных…

— Пленный кричал: «Воды! Воды!», — вспоминает Зак. — Тогда один из наших парней сказал: «Вот твоя вода», и выстрелил ему в голову. Безумие! Я смотрел на все это и думал: «Что за чертовщина? Что я здесь делаю?»

На смену потрясениям пришли военные будни, жестокость стала обычным явлением. Со временем Зак опять превратился в фанатика. На этот раз — религиозного, готового убивать во имя христианства. Это казалось правильным. Через некоторое время он вернулся в США, собрал средства, обзавелся новыми контактами и снова ринулся в бой.

— На этот раз я попал в Сараево. Сараево тогда было на экранах телевизоров по всему миру. Меня пригласили встретиться с воеводой Славко Алексичем. Четник с пышной бородой, похожий на льва. Но он был настолько отличным парнем, настолько добродушным! Всегда говорил с людьми и выслушивал их. Всегда навещал родственников погибших солдат. Его обожали! И для меня было большой честью находиться рядом с ним.

Зак утверждает, что у него было два учителя: Воевода и Капитан Драган. Последний привил ему воинскую дисциплину, воспитал характер. Он говорил: «Когда ты вернешься домой, не дерись со своими врагами на улице, не дерись по дороге домой. Я знаю, жестокие вещи происходят не только в Боснии, но и в Нью-Йорке. Но ты должен быть джентльменом».

— И его слова помогли мне, — уверен Зак. — Капитан Драган всегда со мной.

В декабре 1995-го в Париже ратифицировали Дейтонское соглашение. Войне в Боснии был положен конец. Зак Новак вернулся домой, но адаптироваться к мирной жизни после трех лет войны оказалось нелегко. Остались в прошлом боевые товарищи, перестрелки, засады, репортеры, объективы телекамер. Исчезло волнение, поблекли краски жизни. К тому же, Зак находился под серьезным психологическим давлением. Многие американские журналы опубликовали фотографии, запечатлевшие Зака во время войны в Боснии.

— Мои друзья говорили мне: «Зак, мы дружили долгое время, но теперь мы боимся ходить с тобой по улице». Они отвергали меня. Я терял друзей, это было тяжело. Не могу сказать, что у меня появились суицидальные наклонности, но я находился в депрессии.

Что-то нужно было менять. И он поменял — занялся новым делом, стал инструктором по вождению.

— Я обучал студентов, — с улыбкой рассказывает Зак. — Они любили меня, мы отлично проводили время: слушали музыку, смеялись, ездили по городу. Это мне очень помогло. Затем я стал тренером по футболу, получил официальную лицензию.

В первый день тренировок к Заку подошла женщина. Когда они разговаривали, мимо пробежал мальчик.

— Промчался, как ракета. Затем он пробежал мимо нас еще раз, и я разглядел его футбольную форму. Чертов красно-белый флаг! Я ненавидел этот флаг всем сердцем. Под этим флагом убивали моих товарищей. Но женщина сказала: «Это мой сын». И он подбежал ко мне, обнял меня. Я был потрясен. Я рассказал это маме. Она ответила: «Видишь, как оборачивается история? Турецкий мальчик, сын народа, с которым ты воевал, обнимает тебя». Родители говорили: «Мы знаем, кто вы, знаем, что вы делали в Югославии. Но вы все равно тренируете нашего сына. Спасибо вам». Это было что-то невероятное!

Зак признается: он всегда плачет, когда рассказывает об этом. И сейчас его глаза тоже становятся влажными.

История с мальчиком заставила его работать усерднее. В футбольной команде Зака были дети разных народов: курайшит, албанец, турок, американец, испанец. Все они были одним дружным коллективом.

— И мы были лучшей командой! — с гордостью вспоминает Зак.

Когда детей снимали для командной фотографии, они не улыбались. Тренер велел не делать этого, быть серьезными. Подобным образом они вели себя и в жизни. Родители возмущались: «Что вы сделали с моим ребенком?»

— Это забавно, утром они спускались на завтрак и говорили: «Доброе утро, отец, доброе утро, мать», — лицо Зака на мгновение становится наиграно-серьёзным, но он тут же заливается звонким смехом. — Да я сделал из них настоящие машины! Наверное, все это отпечаток войны. Дисциплина, капитан Драган в моей голове…

После этого Зак работал инспектором в аэропорту, где обзавелся новыми друзьями. Он называет их своими революционными братьями: поклонники Че Гевары, пророссийски настроенные. Все они любили свою страну и свой народ, но ненавидели правительство.

Зак уверяет, что таких людей на самом деле немало.

— Я подчеркивал это в своих предыдущих интервью: Обама начал бояться. Он был напуган повторением революции 1860-ых годов. Протесты на Уолл-стрит были сильным движением! Мы с моими друзьями из аэропорта ходили на Уолл-стрит после работы, проводили там ночи напролет, блокировали дороги. И Обама испугался. Ему нужно было что-то предпринять. Тогда он начал стрелять в чернокожих. Потому что черные и белые к тому моменты сблизились. Черные и белые, аргентинцы и испанцы — все были заодно! Но многие чернокожие были убиты за последние годы. Это начало разделять нас. Ты когда-нибудь слышал, чтобы Обама извинялся за действия полиции? Нет, никогда. Потому что он контролирует этот процесс.

— Думаешь, в США люди все-таки знают правду? — интересуюсь я.

— Конечно, пропагандистская машина хорошо работает. Но в США есть активисты, протестующие. Их на самом деле немало! На митингах можно часто увидеть плакаты с надписями: «Путин — наш президент, долой Обаму», или что-то в этом роде. Многие люди в Америке понимают, что Путин — настоящий лидер. Он действительно невероятный человек. Путин сделал важную вещь: остановил националистический экстремизм в России. А в США вы можете прийти в любой книжный магазин и купить «Майн Кампф». Люди говорили мне: «Зак, „Майн Кампф“ просто книга, ты читал её?» Нет, я не хочу читать её! А президента Путина я буду поддерживать до конца своих дней.

Когда на территории Донбасса разгорелась гражданская война, жизнь Зака уже вошла в колею. Он наконец-то обрел спокойствие. Больше не было общественного давления, не было суицидальных мыслей. Он наслаждался работой детьми и временем, проводимым с друзьями из аэропорта.

Но в августе 2014 года умерла его мать. Для Зака это было ударом. Он снова впал в депрессию. И только к зиме взял в себя в руки и сказал: «Нет, Зак, так дело не пойдет. Тебе есть чем заняться».

— И я снова собрал чемодан. Пришлось оставить свой дом, свою машину. О моем решении отправиться в Донбасс знали только два самых близких друга. Я помнил: многие русские добровольцы приезжали в Боснию помогать сербами. Настала моя очередь им помочь.

И слезы матери тоже не давали Заку покоя. Она крайне болезненно воспринимала новости о Донбассе. Плакала, когда узнавала об убийствах мирных жителей.

— Она очень любила Россию и русский народ, — говорит Зак. — Возможно, события в Донбассе окончательно её доконали. Но всё это время я чувствую, что она где-то рядом. Слышу её слова: «Отправляйся помогать своим братьям и сестрам».

Но перед поездкой в Донбасс ему нужно было кое-что сделать.

— Моя мама не хотела быть похоронена. Я привез её прах и прах отца в Скопье, столицу Македонии, на прекрасную реку Вардар. Там я развеял их прах. Мне кажется, теперь они дома.

На очереди была Сербия. Зак решил посетить историческую родину, повидаться с родственниками. Конечно, его пытались уговорить остаться.

— В Сербии у отца был недостроенный дом. Родственники говорили: «Оставайся, закончи отцовское дело, будешь жить в этом доме». Но я ответил: «Нет, позвольте мне уехать. Для этого я покинул Нью-Йорк». В итоге они меня отпустили.

Самолет в Ростов, такси до Донецка… Зак был сильно напуган, что люди ополчатся на меня, потому что я американец.

— Я был уверен на 99%, что меня изобьют! У меня были заранее заготовлены объяснения, что мои родители из Сербии, что я не враг русским. Но этого не понадобилось. На блокпостах меня останавливали и говорили: «Американец, иди к нам!» Я говорил: «Откуда вы знаете?» Они: «Нас предупреждали». И они обнимали меня. Невероятно! Гостеприимство, дружелюбие, признательность — я почувствовал все это с первого дня.

— Было волнительно снова оказаться на фронте, — продолжает Зак. — Но я не настолько солдат, насколько мне хотелось бы. Я был в отряде «Русич». Сейчас работаю в информационной сфере. Это тоже очень интересно: радио, статьи, интервью. Помогаю гуманитарному батальону Екатерины Губаревой. Работать с такими людьми, помогать детям — это невероятно. Воевода и Капитан Драган мои герои навсегда, но мои новые герои — Екатерина и Павел Губаревы. Я буду предан им до конца.

В одном из интервью Зак говорил, что война в Боснии была более жестокой. Спрашиваю его, с чем это связано.

— Война была бы такой же жестокой, если бы «Правый Сектор» * или «Азов» были при власти, и население поддерживало их идеологию (как это было при Анте Павеличе, например). Но этого нет. И мне кажется, одна из причин — Европа. Я вижу, как европейцы начинают умывать свои руки от Украины. Потому что они видят, какая грязь там происходит. Я не верю, что война здесь может быть такой же жестокой, как в Боснии. Я вообще-то надеюсь, что боевые действия не возобновятся. Некоторые говорят: «Зак, война продолжается!» Я говорю: «Продолжается не война, а провокации». Вы не видите наши танки, которые отправляются к линии фронта. Да, Порошенко будет продолжать провоцировать нас. Люди будут умирать. Но украинская армия тоже будет нести потери, потому что их действия контрпродуктивны. Они потерпят крах в конечном счете. У нас отличные солдаты, грамотное руководство. Захарченко — сильный лидер. Каждый делает свою работу. Мы соблюдаем минские договоренности, играем по правилам.

Заку трудно определиться со своими политическими взглядами. Себя он называет прежде всего революционером. Но признается, что тяготеет к монархизму. Российская империя, по его словам, была прекрасной монархией.

О возвращении в США он не помышляет. Зато планирует побывать в другом месте — в Сирии.

— Я контактирую со многими хорошими парнями оттуда. Хочу к ним присоединиться. Они говорят: «Нет проблем, мы дадим тебе сигнал». Но это очень деликатный вопрос. Они тщательно отбирают добровольцев.

В любой момент Зак может получить зеленый свет. И тогда — новое путешествие. Новая война. Но и в Донецкой республике ему есть чем заняться. Через пару часов он отправится на встречу с детьми — будет помогать им с изучением английского. Местные депутаты обещали подыскать Заку место футбольного тренера в детской команде.

Жизнь продолжается.

---

* В ноябре 2014 года Верховный суд РФ признал экстремистской деятельность «Украинской повстанческой армии», «Правого сектора», УНА-УНСО и «Тризуба им. Степана Бандеры». Их деятельность на территории России запрещена.