Русский ответ

Меня часто спрашивают, почему, возмущённые, не поднимаются русские в Украине, отчего молчат они, отчего не слышен их глас протеста. Подобные вопросы задают и обыватели, и люди, на первый взгляд, чуть более просвещённые.

Я, например, помню один такой разговор с известным писателем в Подмосковье. Мы начали беседу с Крыма, перешли на Донбасс, и он завёл осуждающую шарманку о том, как не поднялись люди Донецка, Луганска, Первомайска, Красного Луча, других населённых пунктов на борьбу с ВСУ и добровольческими батальонами. От таких обвинений кровь в моих жилах стала точно карбид. Ведь я был там, видел, слышал, чувствовал голос, силу русских людей Донбасса — русских не по национальности, но по духу, — а писатель не свидетельствовал ту жизнь, но осуждал.

И это, собственно, тоже проблема: когда вещают, дают оценки, не зная матчасти. Ведь Донбасс — не только кровоточащий, пышущим очистительным жаром вопрос, но и способ подзаработать. А одна из генеральных линий матрицы гласит: русские люди Донбасса не встретили врага достойно. Струсили, убежали. Да, звучит и такое, что весьма грустно.

Однако достаточно приехать, пообщаться с людьми в истерзанных предательством и войной Народных Республиках, дабы понять: там бьются, в основном, местные, бьются, несмотря на обстоятельства и неблагоприятный контекст.

Вот казак Дэн из Ровеньков, раньше у него был строительный бизнес, но он бросил его, дабы защищать свою землю. А вот пожилой поэт, который, несмотря на возможность уехать к дочерям в Швейцарию, остался в Луганске, где провёл жизнь, даря её городу, с коим неразрывно связан. И, поверьте, таких примеров у меня найдётся даже не вагон и маленькая тележка, а длиннющий состав, с грохотом входящий в тоннель новой жизни.

Поэтому оставьте разговоры о людях Донбасса, не давших русский ответ, для кофеен, вы обсудите их в перерывах между щупаньем бледных поэтесс и обсуждением грантов, а пока — тссс. Ибо правду сказал мудрый китаец: кто говорит, тот не знает, кто знает, тот не говорит.

А вот с теми, кто остался в Украине, несколько иная, ветвящаяся деталями история, и тем правильнее подходить к ней без спешки, без огульности мнений и заявлений. Особенно, если делаются они вне места событий, сидя на красивом или не очень холме. Но сотни таких слов не будут стоить и одного шага в сторону площади, где русские люди заявят, задекларируют свой протест.

Подобных шагов, на самом деле, было достаточно. Разве не поднялся Харьков, выражая своё несогласие с теми, кто пришёл к власти в результате государственного переворота? Одесса, Херсон, Николаев? Разве не было там брожений и митингов прошлой весной? Были, конечно, и отрицать их может только глупец или агент, завербованный Псаки.

Но дальше — из громкого, кровь сгущающего — случилось страшное: сожгли людей в Доме профсоюзов в Одессе. А в ответ — вязкая, непроницаемая тишь. Монолитная стена безумия, таранить которую можно лишь единой массой, лишь колоссальной силой, а где взять её, когда все запуганы, поруганы, преданы? Или не ходили родственники погибших в путешествие на край украинской ночи за правдой? Или не требовали они призвать к ответу тех, кто сжёг их родителей и детей? Несомненно, ходили. И верили. И боролись. Но тоталитарная матрица жестока и беспощадна, прежде всего, своим коллективным психозом: она сковывает, подавляет, используя поддержку тех, кого закабаляет. Рабы, довольные своим рабством, топчут и уничижают тех, кто мог бы их освободить.

Дабы вызрела ответная сила, дабы поднялись массы, нужно влияние, воздействие извне. Однако в Харькове или Николаеве его не случилось. Да, Севастополь так или иначе стал бы российским сам, но вот в Симферополе, например, понадобились «зелёные человечки», чтобы зафиксировать, укрепить волю народную. С Харьковом или Одесской всё было гораздо сложнее, неоднозначнее, и за криками «русский город» уже слышались раскаты выстрелов, стоны боли.

Вопрос ведь не в том, чтобы задекларировать отделение, сепарацию, нет, но в том, чтобы иметь право, возможность быть услышанными. Не разорвать Украину, но сделать её такой, какой ей быть должно, какой она, собственно, и могла стать, обретя независимость в 1991 году, а вместе с ней и колоссальное советское наследие.

Его представили лишь с одной стороны — с инфернальной: как детище красного дракона, что на протяжении семидесяти с лишним лет требовал от Украины жертв. Хотя и другое, несомненно, было — великое, мощное, выраженное в заводах и фабриках, портах и верфях, ракетах и танках.

В УССР с 1972 по 1989 год, например, когда первым секретарём являлся Владимир Щербицкий, в 5 раз увеличились объёмы промышленного производства, энергетика выросла в 6 раз, машиностроение и металлообработка — 12. Урожаи зерна достигли рекордных 51 миллион тонн в год. Экономический потенциал республики вырос в 4 раза, а численность населения увеличилась на 9 миллионов человек.

Такое вот страшное советское наследие. Но, как сказано раньше, было и другое — лагерное, шовинистическое, мракобесное, и вопрос в том, почему новые украинские политические элиты решили выпятить лишь жуткую сторону советской ретроспективы. Пожалуй, во многом потому, что сами имели коммунистическое прошлое и хотели единолично пользоваться его плодами.

Идеология в таком случае стала прикрытием, завесой, ширмой, которую нужно и можно было надёрнуть на творимый беспредел, вещая о молодой украинской нации, идущей к даже не светлому, а к ослепительно яркому будущему. Но в конечную точку украинские граждане так и не пришли. Затормозили где-то между пунктами «никуда» и «ниоткуда», так и не выбравшись из навязываемой матрицы однозначности, где вместо логичной корреляции народов и народностей власти предприняли попытку отформатировать всех граждан Украины по одному образцу.

Он был неудачен сам по себе, зачастую находя противление и у русских, и у украинцев. Новые национальные герои вроде Шухевича или Бандеры имели слишком кровавое, чудовищное прошлое, чтобы стать вдохновляющими, собирательными фигурами. И, к слову, совершеннейшая глупость считать, будто этот диктат шёл сугубо с Западной Украины — нет, там легко можно встретить два соседних села, где отношение к ОУН-УПА, бандеровцам и другим «новым украинским героям» будет кардинально разным.

Потому, когда Виктор Ющенко, пришедший к власти в результате «оранжевого Майдана» на волне социально-экономического протеста, принялся за идеологическую компоненту, занявшись переписыванием истории, перепрограммированием информационного пространства и другой геббельсовщиной, Украина оказалась обречена. Тем самоубийственнее для неё стало происходившее на Евромайдане.

И это трагедия, да, но ещё печальнее то, что выводов из неё сделано не было. Украина так и не поняла: она потеряла Крым и часть Донбасса главным образом не из-за вмешательства России, а из-за собственных ошибок — бездарной внутренней политики и дальнейшего, в критический момент, бездействия. Люди в Севастополе и Керчи, Луганске и Донецке вышли, чтобы напомнить Киеву о своём существовании. Напомнить, не услышаться и попрощаться.

То, что происходит сейчас — обстрелы, преследования, аресты — эта агрессивная декларация однозначности, разделение на правильных и неправильных, чистых и нечистых, есть продолжение безумной политики украинской власти по отношению к своей стране. Если всё будет идти, продолжаться так же, как сейчас, то бунт, протест русских украинцев неизбежен. Слишком усердно над ними измываются.

Да, они терпят, молчат, но лишь до определённого момента. Когда он наступит, если, казалось бы, уже должен был наступить? Пожалуй, тогда, когда на государственном уровне задекларируют разделение украинцев на людей высшего и низшего сорта. И к последним отнесут именно русских.

Антиутопия? Возможно, но и нынешние ужасы нового украинского мира ещё несколько лет назад казались чем-то несбыточно-кошмарным; однако ужас материализовался. Беда пришла и разорвала на шматы прежнюю мирную действительность.

Тем более рядом — в Прибалтике — уже есть прецедент, когда русских людей лишили права голоса, сделали их негражданами. О чём-то похожем всё активнее говорят и в официальном Киеве. Учитывая то, что события в бывших советских республиках идут по одному и тому же русофобскому сценарию, стоит ждать аналогичного мракобесия.

Однако кураторы нового постсоветского мира забывают одну важную особенность: русский человек лишь крепнет от обрушивающихся на него испытаний. Слишком важны для него достоинство и воля. Смирить их — значит идти против самого базиса русской жизни, в основе которой лежит хилиастическая традиция о неизбежном торжестве правды как истины и справедливости, как возмездии за поруганную совесть и честь.

Так будет и с Украиной: — здесь не Прибалтика; Крым и Донбасс уже доказали это — если Киев не окстится в своём тоталитарном безумии, то русский бунт сотрясёт стены нового украинского Вавилона. Бунт беспощадный, но не бессмысленный, смывающий всю гнусь несправедливости и угнетения. Украине стоит помнить об этом, глядя, как на горизонте нового мира разгорается зарево Русской мечты.