Проведать родных

Говорят, Донбасс выпал из фокуса. Или его из фокуса выталкивают. Но это все забавы фокусников.

Для меня там (тут!) земля, не отпускающая мысли и чувства, а по-другому не скажешь. Хочется изъясняться предельно просто, как в школьном сочинении. Родных людей земля.

Я снова в Донецке, где год назад небо раскалывала бесконечная гроза, и на передовой ада, в аэропорту на вопросы вашего военкора ответствовали Моторола и Гиви.

Спустя год в Моторолу и Гиви играют мальчишки во дворах…

Я приехал, приглашенный выступить в Донецкий национальный университет, пообщаться со студентами филфака, кафедра журналистики. Сразу несколько незалежных сайтов анонсировали этот приезд, ссылаясь на разведданные группы украинского военного Дмитро Тымчука «Інформаційний спротив». Даже указали, в каком месте «злочинець» пересечет границу.

«Террористы продолжают русифицировать Донбасс». Звучит волшебно. Вот он каков, настоящий-то терроризм! Это о земле, где все всегда говорили и говорят по-русски. Получается, «антитерористична операція» означает украинизацию.

Всё в рублях

В солнечном городе Донецке цветы и фонтаны. И толпы людей. Как в довоенное время. Молодежь летает на роликах. Проносятся велосипедисты. На дорогах встречаются даже пробки. Кафе заполнены (в пивной-караоке хором поют: «Вставай, Донбасс, ты станешь новым Брестом»). Там и тут женщины с колясками.

— Под обстрелами беременели, — говорит ополченец «Шмель», — Очень много детей родили. Такой закон. Когда много убито, больше рожают.

Он говорит грубо и отрывисто, и следом, сияя глазами, сообщает: у него родилась дочь два месяца назад…

Люди вернулись в дома, потому что прекратились обстрелы. На первый взгляд — картина беззаботная, на самом же деле — живут крайне бедно. С одной стороны, выплачиваются зарплаты, пенсии, стипендии (а этого не было год назад), кое-где и кое-как фурычат предприятия.

В ДНР всё в рублях. Появилась своя мобильная связь под названием «Феникс», постоянно расширяющая «клиентскую базу» (Новороссия — явление широкое).

С другой стороны, в среднем: пенсия — две тысячи, зарплата — пять. Да, проезд в трамвае — три рубля, в маршрутке — шесть. Но в магазинах цены выше московских, продукты в полтора-два раза дороже ростовских! Проблема в том, что компании задирают стоимость перевозимого в фурах через границу.

Зато большинство пенсионеров научились получать деньги еще и с Украины, и теперь старики поддерживают своих взрослых детей.

Но все равно — положение тяжеленное, хорошо тем, у кого есть хозяйство (это выручало и в 90-е, когда месяцами ничего не платили).

А там, где Украина, нельзя сказать, что веселее: та же нищета.

Мужики из Херсона приезжают в Донецк восстанавливать разбитые войной здания: хоть что-то да платят, а у них в городе сплошная безработица.

Универ

Донецкий Университет украинская власть рассчитывала «евакуювати вiд терористiв». Не получилось. Педагоги остались. Остались уникальные лаборатории.

1 сентября набор на первый курс больше, чем в довоенное время — 4800 студентов. Поступают с Украины. Поступили и двести человек из России — из Крыма и не только.

Удалось решить вопрос с дипломами. Их защищают в пяти российских вузах — в Ростове, Воронеже, Симферополе.

Ректор ДНУ Светлана Беспалова, бодрая деятельная дончанка, дочь генерала, в кабинете портреты президента России и главы Республики, рассказывает, как под охраной ополчения под гром войны пришлось вести автобусы с выпускниками в Россию, через отвоеванную границу.

«По результатам приемной кампании мы увидели, например, реальное отношение населения Донбасса к русскому языку», — говорит она. Рекордное количество заявлений было на эту специальность.

Понятны и заботы Универа: нужны преподаватели по истории, праву, необходимы мастер-классы…

Стою перед большой аудиторией полной молодежи. Царапаю мелом на доске свою электронку. Серьезные вопросы и запросы от прошаренных ребят — интересуют сайты, книги, эфиры, диспуты в Фейсбуке и Твиттере… Будут писать для «Свободной прессы» о Донецке и окрестностях. (А на месте между тем стала выходить «Афиша Новороссии», модно-пылкое издание, уже вызвавшее кислую ревность московских хипстеров).

На первом ряду — рыжая миниатюрная красотка, девятнадцатилетний стрелок Лиса. Она переживает, что пропускает пары. Разрывается между однокурсниками и однополчанами.

Из пятнадцати — четверо

С Лисой и ее товарищами полдня трясемся в грузовике на передовую.

Интернациональная Бригада «Пятнашка». Сейчас в ней 270 бойцов.

«Пятнашку» основали пятнадцать добровольцев. В живых из них осталось четверо.

Простой факт.

Осмысливайте сами.

Снайпер Рысь из Кривого Рога. Выросла в Донецке и вернулась сюда — мстить за друзей. В мирной жизни школьная учительница музыки. В свободное от стрельбищ время играет на пианино. Ополченец Механик из Одессы с благообразным бородатым лицом, крестится на каждый купол и крест: «Я единственный из взвода выжил». 16-летний Цитрус — снаряд попал в его квартиру в Октябрьском районе Донецка, и, выскочив на улицу в разных тапках, он прибился к отряду (родители перебрались за город). Проезжаем речку и рыбаков.

— Мужики, клюет? — орет, свесившись, заводной ополченец Шустрый.

В грузовике несколько иностранцев, на вопрос о причинах участия в войне они однотипно называют себя антифашистами. Два добровольца из Финляндии. Ирландец. Шотландец.

— Петри, хау а ю? — окликает финна Лиса.

— Хавает, он все хавает, — встревает Шустрый. — Эй, шотландец, рожа противная!

— Он же не понимает, — смеется Лиса.

— Я знаю, потому и говорю, — ржет Шустрый.

В грузовике среди разнообразного оружия выделяется противотанковое ружье Дегтярева, словно в результате каких-то народных ритуалов густо оплетенное маскировочными травами и листвой. В поселке Нижняя Крынка женщина с обочины бросает нам в кузов большой белый букет. Лиса прижимает цветы к лицу: «Хризантемы мои любимые!», потом кладет поверх трав, укутавших ПТРД.

Лиса постоянно смеется. Она из шахтерского Димитрова, который под «укропами». Там — все ее родные. А она в розыске СБУ. У нее своя метал-группа «Stream line». Украинка, патриотка «русского мира», поет по-английски, не любит Америку. «Stay for me» — песня, которую она посвятила памяти ополченца Севы. Они познакомились перед летним боем за Марьинку.

— Сева говорил: хочу на море съездить, никогда на теплом море не был, только на Белом был. В Крым поеду, говорил. Женюсь, Иринке своей предложение сделаю, пора семью завести… И на следующий день, 19 июня, его миной накрыло. Никогда так не говори, что чего-то не успел… Я заметила, когда так говоришь: то либо убьют, либо ранят.

Лиса рассказывает про братьев-близнецов Чипа и Дейла. Они сфотографировались перед боем. На фото рядом с Дейлом проступил темный силуэт. Дейла убили.

— А где фотография?

— Я ее стерла. На всякий случай…

Саму Лису не убило чудом. От близкого разрыва мины тело покрылось ссадинами, теперь периодически начинает звенеть в ушах — как бы музыка металла…

— Главное в бою, не бояться и идти вперед.

Банальная фраза, но за нею — страшный опыт.

Передовая под Дебальцево. Ротация бойцов. Рощица, костерки, «поле чудес», нашпигованное минами. Поднимаюсь на холм. В бинокль виден коровник с жовто-блакитным флагом. Надо пригибаться. Недавно боец получил пулю в лоб. Другой подорвался ночью — рассказывают, подобралась диверсионная группа, бросили гранату.

В лагере живут кошка и собачка. Им мины не страшны. Это человеку здесь шаг влево, шаг вправо — и привет, а животные чуют, где смерть, и носятся в своем жизнерадостном танце.

Перед обстрелом, говорит Лиса, животные «ховаются, как пророки», и тогда бойцы надевают каски и броники.

На передовой ждут продолжения войны каждую минуту. Слух и взгляд туда — в сторону зловещего коровника.

В возобновление стрельбы Лиса верит гораздо больше, чем в нынешний мир. Мира жаждет, но настоящего.

— Украины здесь уже не будет. Если ей отдадут границу, нас, всех, кто поверил России, вырежут.

Произносит беззлобно и буднично.

… Продолжения ждут везде.

Огород на окраине Донецка вскопан «Градом».

Семья Рябининых не успела в подвал. Укрылась только собака, прорывшая под будкой яму-нору.

Так и легли возле дома в крови: муж, жена, 3-х летняя девочка, ее 5-летний брат, и старший их брат восемнадцати лет.

Если малых просто посекло и раны уже зажили, ему, Александру, повезло меньше всех: оторвало ноги, теперь, после 23 операций, на костылях. С протезом глава семейства Алексей (спасибо за медпомощь Косте Долгову и фонду «Белая книга»).

— А есть осколки? — спрашиваю.

— Выкинули. Нельзя оставлять, притягивает…

Рябинины то и дело смотрят в сторону Красногоровки, откуда прилетел «Град». То и дело прислушиваясь.

— Может, уже и мир, — старший Рябинин грустно улыбается, — а я, наверно, навсегда… — он подбирает слова, — буду на стреме.

P. S. Я уехал, а по Донецку опять долбанули. Обстрел, пожар, убитый… Держитесь. И до встречи.