Американский «корпоратив»

Несколько лет назад был такой курьезный эпизод: бельгийский журналист выставил на интернет-аукционе eBay… свою страну. А в качестве бесплатного приложения пообещал отдать покупателю бельгийскую королевскую семью. И честно предупредил покупателей: страна подержанная и в долгу как в шелку: ее задолженность составляла тогда более $300 млрд. Несмотря на это, желающие нашлись: цена Бельгии быстро дошла до миллиона евро, но потом компания eBay решила все-таки снять это необычное объявление и положить конец одиозным торгам.

В другой раз, помню, на этом же интернет-аукционе владелец многоквартирного жилого дома в одном из неблагополучных районов Нью-Йорка выставил свою собственность на продажу за один доллар: кто больше? Никто. Почему? Потому, что живут в этом доме одни люмпены-неплательщики, дом находится в запущенном состоянии — кому он нужен?

Бельгия — нужна, а дом в Южном Бронксе — не нужен. Если представить невозможное — что Бельгия действительно продается, — ее бы купили: даже если страна не в самом лучшем состоянии, ее экономический потенциал велик. А потенциал дома в районе обитания деклассированной голытьбы даже не нулевой — минусовой.

«Заботливый капитализм»

Когда кто-то хочет купить корпорацию, он тоже смотрит не только на нынешнее состояние, но и на перспективы этого бизнеса. А перспективы зависят от многого — не только от чисто финансово-экономических показателей, но и, к примеру, от давности существования и известности торговой марки; от репутации компании; от степени ее пользы или вреда для общества (в зависимости от этого государство может поддержать или не поддержать компанию в трудную минуту).

Быть хорошим выгодно. В последние 20 лет в мире растет и крепнет движение за «корпоративную социальную ответственность» (КСО). В его основе лежит идея, что корпорация должна не только обеспечивать прибыль акционерам, но и быть «хорошим корпоративным гражданином». Сторонники КСО требуют, чтобы все компании соизмеряли свои финансовые цели с долгосрочными социальными и экологическими последствиями роста, чтобы они думали не только об интересах своих хозяев, но и о трудовом коллективе, местных жителях и стране в целом.

Англо-американская корпоративная модель менее благоприятствует достижению этих целей, чем континентальная европейская. Корпорации Великобритании и США действуют в условиях развитых, сильных финансовых рынков; большинство крупных компаний котируют свои акции на бирже, и собственность рассредоточена между значительным количеством держателей акций. Для континентальной Европы и Японии более характерна высокая концентрация собственности внутри компании — там даже крупная компания часто принадлежит какой-либо семье, или банку, или акционеру, который контролирует доминирующий пакет акций.

Перед менеджерами англо-американских компаний стоит одна главная цель: чтобы компания была прибыльной для акционеров. Менеджеры европейских и японских компаний в большей степени должны думать об интересах служащих, местных жителей и т. д. Во многих европейских странах существуют законы, которые предписывают корпорациям вести себя соответствующим образом. В Америке компании становятся «хорошими корпоративными гражданами» чаще всего добровольно — заставить их бывает трудно.

У государства — мощные рычаги, но…

Американский капитализм жестче европейского: работать приходится много, отдыхать — мало, в любой день хозяин может выставить за дверь без выходного пособия. Но уж если выберешься в верхний эшелон, то будешь жить так, как европейским, японским и прочим бонзам и не снилось. Будешь жить, как российский олигарх. Хотя это вряд ли — привычки разные…

Для жителей Нового Света стремление к наживе — положительное качество, которого лишены только «лузеры»; жесткая конкуренция в борьбе за власть и богатство — необходимый и нужный процесс. Для европейцев эти вещи — пережитки далекого прошлого, начала ХХ века; в школах детям разъясняют их пагубность для общества.

Обуздать жадность и заставить богатых делиться может только государство, перераспределяя общественное богатство с помощью налогов и социальных выплат. Европейцы не возражают против высоких прогрессивных налогов, которые в некоторых странах достигают 70%; американцы (которые платят значительно меньше) люто ненавидят и налоги, и государство. В США есть десятки миллионов людей, которые даже думать не хотят о бесплатном медицинском обслуживании (в США, в отличие от Европы, его нет). Они не требуют, чтобы государство пресекло безудержный рост стоимости образования (в лучших вузах страны стоимость обучения достигла $60.000 в год). Они лишь хотят, чтобы государство оставило в покое их и их деньги и пошло куда подальше, — они сами о себе позаботятся. Менталитет первопроходцев — кольт под подушкой, деньги в горшке под полом, и не подходи к моему дому…

Соответственно, в Америке трудно ожидать принятия каких-то революционных законов, ограничивающих погоню за прибылью любой ценой. Даже «Великая рецессия» 2008−2009 годов, которую породила безответственная жадность денежных воротил, привела к принятию (в 2010 году) лишь довольно беззубого закона о регулировании финансовой отрасли. Он не закрывает лазейки, через которые банки и дальше спекулятивно рискуют деньгами розничных вкладчиков в одном котле со своими собственными активами. Вообще-то это запретили еще в 1933 году, в разгар Великой депрессии (причиной которой была все та же необузданная жадность), но вновь разрешили в 1999 году…

Однако у государства, любимое оно или нет, есть мощные рычаги, способные заставить корпорации проникнуться сознанием необходимости КСО. Пример — авария на нефтяной платформе компании BP в Мексиканском заливе в 2010 году, которая привела к разливу около 5 млн баррелей нефти. Компании и ее менеджерам ныне приходится отвечать за смерть 11 рабочих, за загрязнение окружающей среды, за ущерб интересам инвесторов (акции компании, естественно, после аварии покатились вниз) и т. д. Все это отразится на финансовых результатах корпорации.

И все равно: менеджеры слишком часто поддаются соблазну — во имя быстрой и высокой прибыли (за которую им платят высокие зарплаты, премии и опционы) они пытаются скрыть имеющиеся у компании проблемы.

Бывает и по убеждению…

Один из ведущих экспертов в области корпоративной этики, профессор факультета бизнеса Гарвардского университета Линн Пэйн в своей книге «Смена ценностей» указывает, что отношение к КСО меняется в лучшую сторону не только под воздействием государственного «кнута» и уроков финансовых потерь. Все больше корпоративных менеджеров проникается сознанием того, что высокие этические стандарты в бизнесе дают в долгосрочном плане материальное и моральное удовлетворение, улучшают перспективы компании (и лично ее менеджеров) на будущее.

Линн Пэйн пишет, что «хорошие корпоративные граждане» появляются даже в самом безнадежном окружении — в качестве примера она приводит… Нигерию, одну из самых коррумпированных и зараженных мошенничеством стран мира. Она рассказывает о нигерийском банке Guaranty Trust Bank, который предлагает своим клиентам сервис высшего класса, обеспечивает своим служащим отличные условия труда, помогает местным органам власти, занимается благотворительностью и т. д. И, что важно, у этого банка замечательные финансовые результаты. Если его захочет купить иностранная — к примеру, американская — корпорация, ей это недешево обойдется.

Госпожа Пэйн описывает в своей книге и противоположный пример. В середине 90-х она изучала проблематику бизнес-этики в Аргентине. Незадолго до ее приезда в эту страну там разразился скандал: американскую корпорацию IBM обвинили в даче взяток руководству государственного банка Banco Nacion с целью получения контракта стоимостью $250 млн. Аргентинская публика была удивлена и шокирована, что такая компания мирового класса, как IBM, оказалась замешана в коррупции. Скандал со взятками негативно сказался на бизнесе корпорации в Аргентине и на стоимости акций компании на Нью-Йоркской бирже.

Американо-японское исследование, проведенное несколько лет назад, показало, что бизнес-этика играет решающую роль с точки зрения потребителей: в США респонденты поставили ее на первое место, а в Японии — на третье среди девяти параметров, которые позволяют считать компанию «хорошей» или «плохой».

Помогают «борьба трудящихся» и боязнь менеджеров

Бывает, и очень часто, что компания меняется в лучшую сторону не по собственной воле, а под воздействием акций протеста, забастовок, блокад и прочих действий, которые в советское время называли «борьбой трудящихся за свои права». (Собственно говоря, в этой терминологии нет ничего неправильного…)

Вот лишь один пример. В настоящее время в Америке кассиры супермаркетов и прочих магазинов начали бороться за то, чтобы им было разрешено сидеть за кассой. В Европе и других частях света это — стандарт: попробуйте провести на ногах восемь часов… Варикозное расширение вен — лишь самое безобидное последствие ежедневного многочасового стояния, есть много других. Почему американских кассиров заставляют стоять? Чтобы не расслаблялись. Чтобы в сон не тянуло. Ну и, наверное, чтобы работодатель не тратил лишних денег на стулья-табуретки. Хотя мог бы и потратиться, с учетом крайне низкой зарплаты кассиров. В результате текучесть кадров среди кассиров превышает все разумные пределы. Есть данные о том, что крупные сетевые магазины несут из-за этого довольно ощутимые потери: новичков надо учить (а это — человекочасы), и неопытные продавцы постоянно делают ошибки. Ошибка в пользу покупателя — убыток для магазина. А в пользу магазина — тоже плохо: многие покупатели проверяют чеки, находят ошибки и, когда это повторяется еще и еще раз, перестают ходить в данный магазин.

«Плохая» корпорация, пренебрегающая КСО, находится под давлением со многих сторон: ее нынешние служащие и бывшие работники, регулирующие госорганы, акционеры, инвесторы, аналитики, пресса, торговые партнеры, общественные организации, местные муниципальные власти — эти и другие группы давления создают для «плохой» корпорации дурную славу, которая неминуемо снижает стоимость компании. Приговоры с двухзначными тюремными сроками, вынесенные по итогам корпоративных скандалов последних лет, обострили у корпоративных менеджеров инстинкт самосохранения: стали больше бояться. Бывают, кстати, и трехзначные: в 2009 году финансового махинатора Бернарда Мэдоффа отправили за решетку на 150 лет…

Нематериальное — материально

Американские экономисты отмечают тенденцию: так называемые нематериальные активы составляют все бóльшую часть стоимости корпораций. По мнению Баруха Лева, профессора факультета бизнеса Нью-Йоркского университета, от половины до двух третей общей рыночной стоимости любой компании открытого типа отражают стоимость нематериальных активов компании: ее брендов, репутации, интеллектуальной собственности, научного потенциала, методов ведения бизнеса, отношения общества к данной компании и т. п.

Идя от противного, английские экономисты выявили, что, если говорить о ведущих компаниях, включенных в лондонский биржевой индекс FTSE 100, их бухгалтерский баланс не отражает примерно 60% их стоимости. А это, как говорит Аллен Уайт, вице-президент находящегося в Бостоне Института Теллуса, означает, что инвесторы не получают информации о компаниях, которая нужна для принятия квалифицированных решений. Уайт применяет к этой ситуации термин «дефицит отчетности».

Сознавая растущую важность восполнения этого «дефицита отчетности», эксперты готовят все больше отчетов и исследований, касающихся КСО. Если в 1990 году во всем мире было произведено лишь 70 таких документов, то в 2011-м — более 5000. Среди компаний, опубликовавших в последнее время отчеты по КСО, — канадская авиастроительная корпорация Bombardier, один из крупнейших в мире банков Deutsche Bank, гигант хайтека Apple, самая большая розничная сеть планеты Walmart, Датский институт моды и многие другие компании из десятков разных стран и отраслей. Даже китайские фирмы и органы власти вовлечены в эту деятельность в рамках сотрудничества с некоммерческой организацией «Бизнес за социальную ответственность» — Business for Social Responsibility (BSR), — штаб-квартира которой находится в Сан-Франциско.

У нас тоже в последние годы среди крупных компаний возник интерес к продуманной политике социальной ответственности, стратегии участия корпораций в жизни общества. В 2004 году была принята Социальная хартия российского бизнеса. Сегодня социальные отчеты публикуют российские «дочки» западных компаний, «ЛУКойл», Банк «Уралсиб», другие крупные корпорации. До тех, кто поменьше, пока не дошло, что хороший «корпоративный гражданин» имеет больше шансов на финансовый успех, чем плохой.

Нью-Йорк