Море, которое всегда с тобой

Сегодня как никогда необходимо говорить о гуманизме. Именно на фоне точечных ударов российских воздушно-космических сил по террористам в Сирии (по всем террористам, и «неправильным», и «правильным», пусть их Госдеп сортирует), именно на фоне головокружительных атак забетонированных бандитских схронов крылатыми ракетами из-за всех мыслимых и немыслимых горизонтов. Необходимо говорить. И именно о гуманизме.

Потому что если кто-то думает, что битва сегодня ведётся за цены на нефть, влияние на Ближнем Востоке, плацдарм для ВМС России в Средиземноморье, повышение рейтинга Путина или даже прорыв международной изоляции и победоносное возвращение России в недружную семью напуганных террористами и потрёпанных мигрантами европейских народов — тот глубоко ошибается. На кону нечто большее. Война идёт за представление о человеке и человечности. То представление о человечности (гуманизме), что сформулировали две c лишним тысячи лет назад Аристотель и Цицерон, то наследие и квинтэссенция античности, что во времена общеевропейской дикости и варварства, хранил для всего человечества именно Восток, а точнее Сирия и Персия (современный Иран). Именно там (если кто забыл) были переведены и стали предметом изучения философские тексты античности, в то время как на средневековом Западе была утрачена большая часть основных сочинений Аристотеля, философских и даже логических.

На кону сегодня то самое представление о человеке и человечности, что столетие назад вернули псевдоевропейской цивилизации лавочников и мануфактурщиков Толстой и Достоевский; та неуместная человечность, за постоянное напоминание о которой на фоне тотальных политических репрессий в США был доведён до самоубийства Хемингуэй (ФБР спустя 50 лет рассекретило документы о слежке и давлении на писателя), наконец, это то самое человекооправдание и человеколюбие, что ещё совсем недавно, в эпоху «конца истории», казалось напрочь погребённым под терабайтами глобалистской риторики и новоэкономического расизма.

Говоря сегодня о гуманизме, мы должны решительно отделить от него «трансгуманизм» и его активных адептов, видящих будущее человечества в разноцветно-маргинальном сборище получеловеков (киборгов), междучеловеков (ЛГБТ-особи) и послечеловеков (двурукие и двуногие флэшки с увеличенной оперативной памятью вместо души). Именно в их мире возможны «гуманитарные бомбардировки» и «гуманитарные интервенции» — ради легализации и торжества трансгуманистических ценностей.

В мире гуманизма возможна только одна война: за право оставаться человеком. И как раз сегодня эта война идёт, и вовсе не против ИГ*, а именно против «трансгуманизма», где ИГ — всего лишь клонированная средневековая мутация агрессивных недочеловеков на службе пресыщенных и торжествующих послечеловеков. Направленная против человеков.

Весточку о том, что Иран в этой войне будет с Россией и на стороне России, мы получили задолго до появления русских самолётов в небе над Сирией, задолго до известий о гибели иранских бригадных генералов на нашем общем поле боя против новых варваров. Из сферы никак не связанной с пороховой гарью и данными радиоперехватов. Из самого что ни на есть открытого и мирного источника — минувшего XXXVII-го Московского международного кинофестиваля. Именно там необычайно громко прозвучало (во всяком случае, для внимательных экспертов) заверение о том, что Иран — с нами.

Я говорю об одном из самых неожиданных открытий конкурсной программы кинофестиваля — иранском фильме «Море и летающая рыба» (2015) режиссёра Мехрдада Гафарзаде.

И характерно, что именно Иран. Как раз в то время, когда традиционные центры гуманизма (Старый Свет, в первую очередь) за последние двадцать лет проделали такой путь в никуда, ухнулись в такую чёрную дыру трансгуманизма, что сегодня, в общем-то, мало чем отличаются от своих же выкормышей в масках ИГ. Это хорошо можно увидеть на примере культового режиссёра и продюсера конца девяностых — начала двухтысячных Люка Бессона. Его путь от отчаянно цепляющихся за человеческое в нечеловеческом уже мире «Никиты» и «Леона» до окончательно постчеловеческой «Люси» с USB-разъёмом между ног — более чем показателен.

На этом фоне пронзительный гуманистический месседж молодого иранского писателя и начинающего режиссёра («Море и летающая рыба» его вторая работа в кинематографе) Мехрдада Гафарзаде, не сомневаюсь, должен быть услышан (мировая премьера фильма 15 октября) теми, кому он адресован. То есть всеми нами.

Фильм рассказывает о битве за человечность в месте, где её меньше всего ожидаешь встретить — в колонии для малолетних преступников, затерянной в песках материкового Ирана. По мере развития действия понимаешь, что в эту битву вовлечён не только главный герой фильма — глухонемой подросток Эхсан, но и множество других действующих лиц: от малолетних стукачей и, напротив, не по возрасту авторитетных уже рецидивистов до охранников и воспитателей (в том числе, единственной женщины-воспитательницы в колонии для мальчиков). Эхсан, попавший по ложному обвинению в эту зону, оказывается заключён дважды — помимо стен колонии его отделяют от мира людей непреодолимые стены артикуляции. Единственное существо, которое его понимало — младшая сестра, и та вскорости должна быть насильно выдана замуж, чтобы оплатить свободу отца.

О напряжённой внутренней драме невиновного заключённого руководство колонии и его товарищи узнают из таинственных рисунков, появляющихся каждое утро на стенах тюрьмы. Это, как правило, рассерженные летающие рыбы, норовящие проглотить реальные амбарные замки, висящие на дверях камер, или быстроногие кролики, бегущие вдоль стен до зарешёченного окна с выбитым стеклом — чтобы там «выскочить» на волю.

Так Эхсан пытается заговорить, даже не с людьми, скорее — с миром. Но услышат-то его именно люди. Накануне приезда проверяющих (с иностранными, конечно же, наблюдателями) нужно срочно что-то сделать с безрадостным интерьером этого недетского детского учреждения. Эхсану доверяют роспись центральной стены, да вот беда — сын рыбака и сам рыбак, он упорно говорит, что слышит за стеной море. Больше того, сколько не забеливают стену, на ней регулярно появляются подтёки, будто и впрямь не мертвенные пески, а живое, несмолкающее море бьётся по ту сторону колючей проволоки.

Собственно, вся жизнь, весь смысл борьбы Эхсана и его невольных союзников после этого сосредотачивается вокруг одного — высвободить заключённое в стене, заключённое в каждом из нас море, выпустить его на волю. Работая без перерыва на еду и даже ночью (при свете софитов), маленький глухонемой художник заканчивает к утру свою картину. Для кого же он это делает? Точно не для проверяющих.

Для прижавшихся к прутьям решётки его товарищей, для воспитателей, поверивших в него и в своё дело, в себя поверивших. Для директора колонии, который ещё не знает, что уже отстранён от руководства (за непозволительно гуманистические методы работы). Для всех нас, наконец. Потому что есть в человеке море, которое нельзя окружить стенами, затоптать ногами, загадить плевками и окурками. То, что делает нас человеками и позволяет ими оставаться в самых нечеловеческих условиях.

Отрадно, что эта пронзительная гуманистическая притча пришла к нам не с апокалиптического, закатного Запада, а с Востока, из современного Ирана (наследника средневековой Персии). Значит, не только временный союз против новых безжалостных варваров нас сегодня объединяет, а что-то действительно большое. Как море. Которое невозможно истребить в каждом из нас по отдельности, но за которое необходимо теперь встать всем вместе.

---

* Движение «Исламское государство» решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года было признано террористической организацией, ее деятельность на территории России запрещена.