Муслим Магомаев считал, что его жизнь не удалась

Удивительный это был человек. Чем дальше будет уходить его время, тем больше мы будем понимать его значимость и роль в российской культуре. Это признак гения: чем дальше, чем больше. К Муслиму этот признак применим как ни к кому.

Мне повезло быть с ним знакомой. Я брала интервью у Магомаева и Синявской в их доме в Леонтьевском переулке. И все, что знаю о нем — из уст его и его жены Тамары Ильиничны.

Он и при жизни был обласкан славой — его в буквальном смысле слова носили на руках — вместе с машиной «Чайкой», в которую он садился, выйдя из самолета где-то на гастролях. Причем его любили и народ, и власти — тоже, прямо скажем, редкое сочетание для советских кумиров. От этой огромной всенародной любви Магомаев оставался как бы в стороне — ему не снесло голову от собственного величия, как это случается у наших звезд на каждом шагу, он не устраивал безобразных пьяных дебошей на гастролях, не завел себе кучу пресс-секретарей и директоров, и при этом мог открыть окно в номере гостиницы — и петь два часа для публики, которая не смогла достать билеты на его концерт в каком-то далеком сибирском городе. Он ушел со сцены в самом расцвете славы — когда одному ему вдруг показалось, что уже не так звучит голос…

Он получил все мыслимые и немыслимые награды и звания в абсолютно молодом возрасте, он был богат и знаменит — и тем не менее чувствовал себя, если не несчастным, то до конца так и не реализованным артистом. Представьте себе, он считал, что его жизнь не удалась! Только личное, семейное благополучие — счастливый многолетний брак с Тамарой Синявской — скрашивал это разочарование.

Муслим Магомаев подарил и подписал мне свою книгу, посвященную жизни и творчеству итальянского певца Марио Ланца. Великий итальянец только потому привлек внимание народного артиста СССР, что его судьба оказалась очень схожей с судьбой самого Магомаева. Обладатель чудного тенора, харизматичный красавец-итальянец стал заложником своей внешности и таланта — был вырван из оперной сцены Голливудом, который нещадно эксплуатировал его до тех пор, пока он тяжело не заболел и не умер в возрасте 38 лет.

Магомаев тоже мечтал стать оперным певцом — и у него к этому были все основания. Великолепный баритон, отшлифованный в Ла Скала, семейные традиции — его дед был не просто композитором-классиком, а основателем азербайджанской национальной музыки, отличная школа, знание языков.

Но он имел несчастье понравиться руководству страны: первая же песня, которую он спел на Днях Азербайджана в Москве — «Бухенвальдский набат», сделала его придворным -прикремлевским певцом, ни один правительственный концерт не обходился без Магомаева, его требовала министр культуры Фурцева, его любила семья Брежнева — о какой опере уже могла идти речь! И тем не менее, удивительно — Магомаев не спел ни одной песни про партию и комсомол, он настолько придирчиво и тщательно относился к выбору репертуара, что, слушая его сейчас, поражаешься — нет ни одной проходной мелодии, каждая — шлягер! Он пел о любви — но пел так, словно это был гимн.

Муслим Магомаев родился в Баку. Но корни его предков уходят не в азербайджанскую, а в чеченскую землю. Сам Муслим Магомедович говорить об этом не любил, а Тамара Ильинична Синявская рассказала мне как-то, что предок Муслима был взят в плен отрядом Шамиля и таким образом попал в Чечню. А вот дед Муслима — будущий классик азербайджанской музыки — родился в чеченском селе Старые Атаги и при рождении был наречен чеченским именем Абдул-Муслим. Первые его музыкальные опыты связаны именно с чеченскими мелодиями — Магомаев-старший является автором знаменитых «Плясок Шамиля».

После окончания училища Магомаев вернулся в Грозный, но не смог устроиться с работой, уехал, теперь уже навсегда — в Ленкорань. Но Магомеда — самого любимого и одаренного из своих сыновей — он послал в Грозный. Там он работал художником в национальном театре, оттуда уехал на учебу в Москву — в ГИТИСе как раз создавали чечено-ингушскую студию. Магомед женился на сокурснице из адыгейской студии Айшет Кинжаловой. В начале войны отец будущего певца добровольцем ушел на фронт.

 — Мой отец погиб на фронте под Берлином за три дня до окончания войны, — рассказывал Муслим Магомедович. — Меня, своего сына, он так и не увидел. Мама — драматическая актриса — кочевала по городам России, поэтому меня оставила на попечении дяди и бабушки.

Дядя певца Джамалдин Магомаев занимал высокий пост в республике. Но в семье всегда существовал культ великого деда, поэтому Муслим рано увлекся музыкой и, по его словам, никакие другие предметы его никогда не интересовали. Он с блеском закончил консерваторию, и опять же по семейной традиции, уехал работать в Грозный.

Муслим рассказывал, что приехал в столицу Чечено-Ингушетии с обшарпанным чемоданом, набитым пластинками любимых итальянцев — Марио Ланца, Энрико Карузо, Марио Дель Монако. Жил в гостинице, за которую филармония платила крайне скудно и нерегулярно, денег не было. Последней каплей стал отказ республиканского отдела культуры послать певца на песенный фестиваль в Болгарию.

В результате, он поехал в Софию в составе азербайджанской делегации, с блеском выступил на конкурсе и получил почетный приз. Больше в Грозный Магомаев не вернулся — приезжал только на гастроли. Тем не менее, чеченцы обижаются, когда в передачах или книгах о великом певце ничего не говорится о чеченских корнях его рода. В «Грозненском рабочем» был опубликован отклик на передачу о Магомаеве, где журналист, тепло отзываясь о творчестве певца, все же дает понять, что Муслим Магомаев — чеченец, в силу обстоятельств ставший азербайджанцем. «Потерянный талант, отданный другому народу», — сетовал автор.

Какая, в конце концов, разница — чья кровь текла в жилах этого человека! Гении принадлежат всему миру — и в этом их удивительная особенность и отличие от нас, простых смертных.