Руководству ЦБ рано делать харакири

Российская банковская система начала 2015 год с убытков: «жирные коты» потеряли в январе 24 млрд рублей, против прошлогодней январской прибыли в 93 млрд, сообщил ЦБ. А без учета государственного Сбербанка, который несколько скрасил ситуацию, заработав 3,7 млрд, убыток банковской системы был бы еще больше. Но и Сбер в этот раз заработал в девять раз меньше.

Зато просроченная задолженность российских банков поставила рекорды — выросла за январь по кредитам предприятиям на 14,4%, а по займам населению — на 6%, до 1,4 трлн и 0,7 трлн рублей соответственно. Жадность банкиров, которые перед кризисом раздавали кредиты направо и налево, обернулась для них тем, что они должны были увеличить свои резервы на возможные потери на 284 млрд рублей.

И теперь они будут пытаться компенсировать свои убытки за счет заемщиков — граждан и предприятий. Ведь известно, что в кризис банки работают как «насос», вытягивая деньги из обескровленной экономики.

Многие эксперты сейчас сравнивают ситуацию, которая наблюдается в финансовом секторе страны, с дефолтным 1998 годом. И россиян пугают тем, что будет то же самое, или еще хуже. В связи с этим, «СП» обратилась к председателю Наблюдательного совета ВТБ, экс-председателю Банка России Сергею Дубинину, который возглавлял его в то время, с вопросом, насколько нынешняя ситуация похожа на 1998-й год?

— К счастью, ситуация совершенно другая. Ну, во-первых, кризис 98-го года был связан, прежде всего, с государственным долгом, то есть бюджетом. Налоги не собирались, а в Госдуме требовали увеличения государственных расходов. Правительство попыталось заткнуть эту дыру с помощью государственных заимствований, тех самых ГКО — государственных краткосрочных обязательств. Причем, значительная их часть приобреталась на деньги иностранцев. Они вкладывали валюту в российские банки, которые покупали ГКО уже за рубли. Но обязательства перед иностранными инвесторами у них были в долларах и евро. В результате получилась очень тесно взаимосвязанная ситуация между валютным курсом и государственным долгом. И уже где-то осенью-зимой 97-го, в результате мирового финансового кризиса, который получил название «азиатский», иностранцы стали требовать продавать ГКО, и забирать валюту обратно. Происходило давление на валютный рынок и рынок ГКО одновременно. В общем, у нас были все основания для того, чтобы объявит дефолт в ноябре-декабре 97-го года, но решили еще побороться. Продержались чуть больше полугода, но все равно пришли к печальному финалу.

«СП»: — Решение «побороться» принимало руководство Центробанка?

— Нет, это решение принималось совместно с правительством, которое тогда возглавлял Виктор Черномырдин, а потом на смену пришел Сергей Кириенко. Все это обсуждалось каждый день и с министром финансов. Вот такая была ситуация.

Сейчас ничего подобного не происходит. Бюджет устойчив. Да, конечно, он очень напряжен, в том смысле, что правительство хотело бы, в соответствии с планом первоочередных действий, оказать финансовую поддержку многим отраслям, предприятиям или банкам. Но бюджет в состоянии оказать эту поддержку лишь в том объеме, в каком у него будут доходы. Половину бюджета сегодня составляют доходы от налогообложения экспорта нефти и газа, а на них влияет снижение цены на сырье. Но я не думаю, что ситуация с бюджетом будет кризисная.

Если же сравнивать с 98-м годом, то тогда из-за вывода иностранных денег и отсутствия государственных доходов практически все основные банки разорились. Кроме государственных. Сбербанк и ВТБ остались на плаву, и получили значительную долю российского рынка, существенно обогнав все частные банки. И хотя сейчас ситуация несколько другая, но фактически на 20 ведущих банков страны приходится больше половины и активов, и депозитов населения. А Сбербанк — это примерно 18−19% от всего банковского бизнеса страны. Следующие пять банков — со второго по пятый включительно, дают еще примерно 16%. И следующие — до двадцатого, добирают до половины всего банковского бизнеса. Сегодня устойчивость этих 20 банков принципиальна для экономики, и она будет обеспечена.

«СП»: — Кстати, в прошлом году ЦБ поставил рекорд по лишению банков лицензии. В этом году, как заявил зампред ЦБ Михаил Сухов, будет не меньше, а возможно, и больше. Может, имеет смысл оставить вот эти 20 устойчивых банков, ну, плюс еще 20, а остальные просто убрать?

— Ну, зачем же убирать. Если банк выполняет все нормативы и работает в своем сегменте, специализируется по определенному сектору торговли или промышленности, не нарушает ничего, то и хорошо, что он работает. Никто не ставит задачу целенаправленно закрывать банки. Я абсолютно в этом убежден. Банк закрывается в том случае, если он, например, сдает фальсифицированную статистику и становится очевидным, что они «нарисовали» себе капитал, не создали резерва. Но Центральный банк даже в этом случае сначала дает предписание все исправить и перестать принимать вклады населения, чтобы не возникало риска для людей, которые несут свои деньги на депозит. Но в прошлом году целый ряд банков просто-напросто не выполнял предписания Центрального банка, продолжая привлекать депозиты. Называя это каким-то другим словом, например, «продажей сертификатов населению», что, по сути, то же самое. Причем, обещали огромные проценты. То есть, уже начинала выстраиваться такая пирамида «а-ля Мавроди», когда банки привлекали новые деньги, пообещав большие проценты, а этими деньгами расплачивались со старыми вкладчиками. И тогда Центральный банк вмешивался и своевременно закрывал их. Думаю, что и в этом году может произойти закрытие некоторого количества банков, но это не будет каскадное банкротство.

«СП»: — Тот же Сухов объявил, что банки не заработали в прошлом году на девальвации рубля. В 2009-м году они, допустим, хорошо заработали, играя на понижение курса — чуть ли не триллион. Но тогда возникает вопрос: кто играл против рубля на рынке? Может быть, как заявил глава внешней разведки Михаил Фрадков, западные фонды такую диверсию осуществили?

— Не знаю, у меня нет никаких данных про западные фонды, которые осуществляли диверсии. Но могу сказать, что вся реальная экономическая ситуация подводила к этой девальвации. Вопрос был в том, как и когда она начнется. Если бы не было падения цены на нефть, такого обвального и очень быстрого, то я думаю, что осень 2014-го года могла бы пройти под знаком медленной девальвации. А когда сработал фактор санкций, и фактор цены на нефть одновременно, то это вызвало обвал рубля. Причем мы много лет говорили о том, что если нефть станет дешеветь, то для российской экономики это будет очень чувствительный удар. Мы это заранее понимали, но мало что делали. А когда началось падение нефти, то сработал фактор психологического порядка, возникла паника, которая тоже сыграла большую роль.

Кстати, существует одна из легенд, что можно искусственно сдвинуть цену на нефть, чтобы добиться какого-то политического результата. И вспоминают развал СССР. Что, якобы, некоторые хитрые саудовские шейхи приняли решение снизить цену на нефть, и нанести контрудар, когда Советский Союз ввел войска в Афганистан. Когда об этом заговорил один из бывших министров Саудовской Аравии, то тут же появилось с десяток американских бывших ЦРУшников, которые стали кричать: это не саудиты, это мы все придумали, дескать, нам ордена давай. Но понимаете, если на рынке есть спрос на нефть, то цена никогда не упадет. Нечто похожее наблюдается и сегодня.

Сейчас Европа экономически не растет, спрос в Китае тоже стал сокращаться. К тому же Соединенные Штаты, с помощью своих сланцевых залежей, вышли на самообеспеченность по нефти. В результате сложилась абсолютно рыночная ситуация, когда цены на нефть должны были упасть. Они и упали.

«СП»: — И еще один деликатный вопрос. Есть такой западный принцип антикризисных программ, говорящий что команда, которая завела в кризис хоть компанию, хоть Центробанк, не может заниматься выводом из кризиса. Обычно, для выхода из кризиса, меняют команду. Сегодня ряд депутатов и экспертов говорят о том, что нужно сменить команду Центробанка, потому что иначе не получится. Что вы на это скажете?

—  Команду не всегда меняют. По-разному относятся к этой проблеме. Скажем, когда я работал в Центральном Банке, у нас были контакты с Японией, в которой разразился масштабный банковский кризис. У них замедлились темпы роста, значительная часть банков перестала осуществлять реальные операции. Но они банки не закрывали. Мы спросили руководство японского ЦБ: «Почему вы не отзываете лицензии»? А они говорят: «Знаете, у нас такой национальный обычай. Если человек обанкротился, и все кругом об этом будут знать, то ему, кроме как сделать себе харакири, больше ничего не остается — его никто не возьмет на работу». Понятно, что харакири — это преувеличение, но руководитель становится изгоем, он просто никому не нужен.

А в американских учебниках вообще написано, что если человек пытался заниматься бизнесом и обанкротился, то это хорошо. Значит, у него есть опыт, он уже знает, какие ошибки допустил, можно дать ему следующий шанс…

Конечно, поменять команду можно, но вопрос в целесообразности. Если говорить о Центральном Банке, то можно вспомнить историю США. Когда Соединенные Штаты вошли в финансовый кризис 2007—2009 годов, кто был руководителем Федеральной резервной системы? Бен Бернанке. Он весь этот период был руководителем, и благополучно передал свои функции своей же заместительнице Джанет Йеллен, которая была разработчиком той самой политики количественного смягчения. Их не только не уволили, а объявили спасителями за то, что они американскую экономику вывели из кризиса. Так что принципы тут могут быть разные…

Запись беседы на нашем сайте смотрите здесь

Фото: Дмитрий Коротаев/ Коммерсантъ