Харьков: февраль, март, апрель 14-го. Как это было

Близится двухлетний срок с той поры, как начались массовые манифестации на Юго-Востоке Украины.

Самыми крупными эпицентрами восстания были Харьков, Донецк и Луганск.

В Донецке и Луганске людям удалось взять власть, в Харькове — нет, хотя некоторое время казалось, что переворот там уже близок.

О событиях той зимы в Харькове мы говорим с одним из антимайданных активистов — Константином Долговым, ныне — официальным представителем МИД Донецкой народной республики.

— Расскажите в двух словах о себе.

— Родился в Харькове, в 1979. В прошлой жизни у меня было свое pr-агентство. В 2012 году появилась тема Таможенного союза. В ее продвижении я принимал участие по идеологическим соображениям: мне это было близко. В плане идеологии я убеждённый человек, если не сказать отмороженный. Впрочем, убеждения сложились уже в 2004 году, когда был первый Майдан, когда началась героизация УПА*. С тех пор «сепаратирую».

— Как у вас в Харькове всё начиналось?

— 22 февраля в Харькове собрался съезд. Главной и, может быть, единственной ошибкой харьковчан, как, впрочем, и жителей других регионов Юго-Востока, была надежда на местную власть. Съезд вполне напоминал сепаратистский. Я там был в рядах зрителей. Все были с Георгиевскими ленточками — Кернес, Добкин и другие ребята. Ждали Януковича, но он так и не появился на этом съезде — просто струсил.

— В кулуарах что говорили?

— Что в стране произошел антиконституционный переворот. Что до наведения конституционного порядка власть переходит к местным советам. Это всех устраивало и в резолюции было отражено. Был проект Миши Добкина, который просуществовал один день и назывался он «Украинский фронт».

Съезд проходил во Дворце спорта, а на улице была собрана сцена, для трансляции этого события. Ещё не успели разобрать сцену, когда в тот же день, вечером, Добкин и Кернес полетели на встречу к Коломойскому, где были приняты диаметрально противоположные решения. Это и понятно — Коломойский был одним из спонсоров Майдана, а Кернес — младший бизнес-партнер Коломойского. В итоге они полностью переметнулись.

Ситуация на тот момент выглядела примерно так: Янукович сбежал, в Киеве происходит что-то жуткое, и что будет дальше никто не знает. К тому же, здание Харьковской гособладминистрации вечером 22-го числа заняли бандеровцы. Часть привезенные, частью местные, 50 на 50.

— Писатель Сергей Жадан был среди них?

— Да. Он ещё в 2004 году был комендантом палаточного городка всей это сволочи…

И 23 февраля мы уже обнесли памятник Ленину своим палаточным городком.

— Кто у вас был за главного?

— Для меня всё происходящее стало очень интересным и уникальным жизненным опытом. Я занимался политконсалтингом и запасы профессионального цинизма во мне были накоплены достаточно серьезные. Проще говоря, я не верил в соотечественников. Я знал, что большой митинг можно собрать только за деньги. Вообще, тот кто проработал в СМИ более пяти лет — это человек с деформированной психикой, циник… И я просто офигел, когда увидел на нашей площади в Харькове (самой большой в Европе, второй по размеру в мире, после Тяньаньмэнь) сто тысяч человек. Люди пришли сами и им никто не платил. И я пересмотрел свои взгляды.

— Сто тысяч?!

— Первого марта был митинг на котором было сто тысяч человек. Люди потому и собрались на площади, что госадминистрацию захватили какие-то бандеровцы.

Добкин с Кернесом пытались перехватить инициативу, поставили сцену с звукозаписывающей аппаратурой и начали такую жвачку, что, типа, нам нужен мир, мы в рамках действующего законодательства призываем вас…

«Бандерьё» почувствовало безнаказанность и стало дерзко себя вести: кидать камни и прочее. Но, представляете, какая-то жалкая кучка и — толпа. Народ пошел на штурм. Кернес это увидел, и они быстро свернулись и уехали. Штурм продолжался минут десять. «Бандерье» выбросило белый флаг. Мы тут же сделали коридор, чтобы избежать физической расправы над ним. Визитёров выводили на эту же сцену — спасибо Добкину и Кернесу, что её построили — заставляли становиться на колени и извиняться перед харьковчанами. Это был порыв души харьковчан, ничего не поделаешь.

Ошибкой было передать этих задержанных в руки милиции, но их передали. После чего визитёров отпустили. И никто из тех людей, что заняли госадминистрацию не были подвергнуты никакому наказанию. В то же время, участники штурма 1 марта до сих пор подвергаются уголовному преследованию: ряд ребят сидит, некоторых удалось обменять. То есть, они считают, что это мы его захватили. А мы его освободили!

В любом случае доверяться милиции было нельзя, хотя низовой состав был там абсолютно за наших.

— Накал не спадал и после 1 марта?

— Каждое воскресенье был митинг. Народ жаждал речей, любил ходить по улицам!

Но очень быстро стало понятно, что мы заложники прежней недальновидной политики. Дело в том, что на одну пророссийскую общественную организацию у нас были тысячи общественных организаций, которые продвигали тему НАТО, гендерное равенство, однополые браки и прочую немыслимую чепуху. Даже помощь бездомным животным — и ту осуществляли организации, которые сидели на грантах. Сотрудничество с пророссийскими организациями явно было не на уровне, и более того носило характер скоморошества.

В итоге: у огромного народного пророссийского движения не было лидеров.

3 марта я понял, что грядут трудные события, которые я не могу предугадать. Обманом я вывез семью в Москву — под предлогом, чтоб они погостили там две недельки. Но в итоге получилось, что уехали даже не берусь прогнозировать на сколько.

У меня встала вся работа в связи с переворотом, но я был достаточно обеспеченным человеком и тратил личные средства на всё происходящее.

Когда мы организовывали сцену, был свободный микрофон, безумный хаос первых митингов, на сцену поднимались городские сумасшедшие, которые несли явную ахинею, боясь при этом, что их привлекут за сепаратизм и призывы к федерализации. По-моему, я был одним из первых, кто вылез на этот «броневичок» и сказал людям то, что они хотели услышать: «Россия, референдум, Таможенный союз».

Люди любят искренность и честность. В Донецке тогда вышел Павел Губарев и напрямую рубанул. Народ, уставший от лжи, ахнул и сказал — ты будешь нашим губернатором. У нас была похожая ситуация. Наметилось несколько лидеров протестного движения, в том числе моя скромная персона. Но у нас не было единого мнения о том, что нам предстоит делать.

Ситуация усугублялась. Сторонники Майдана всё крепче влезали в систему управления. Милиция и высшие чины присягали на верность хунте — «Беркут», в том числе.

14 марта в центре Харькова боевики ультрарадикальной, профашистской организации «Патриоты Украины» во главе с Белецким (командир «Азова»; у них уже тогда было автоматическое оружие) захватили здание в центре Харькова, устроили пальбу из окон, погибло два антифашиста.

Боевиков блокировали сначала обычные харьковчане, вообще безоружные, потом подъехала и окружила здание милиция. Кернес ходил на переговоры. В Сети есть десяти секундное видео, где он заходит, улыбаясь, и держится совершенно свободно. Человек, который идет на переговоры с боевиками так себя ведет — либо он отмороженный и совершенно не дорожит своей жизнью, либо он просто идёт к своим друзьям. Думаю, Кернес финансировал эту организацию. Он просто раскладывал яйца по разным корзинам, и Белецкий — его выкормыш. Кернес зашел и поздоровался с ним как со старым знакомым. Белецкого он вывез оттуда на своем автомобиле. Остальных даже не «запаковали», на следующий день все они оказались в Полтаве. Сейчас воюют в батальоне «Азов», а Белецкий — народный депутат Украины. Никто не понес наказание за убийство двух человек в центре Харькова.

6 апреля у нас проходил очередной митинг, на который вышло 50 тысяч человек. Был погожий хороший день, воскресенье.

Тогда пришли известия из Донецка и Луганска: в Донецке взяли ОГА в Луганске — СБУ. К тому моменту на нашем митинге остались самые стойкие, тысячи полторы человек. Пара человек сразу же восприняли это как сигнал к действию и были готовы идти и немедленно вешать киевскую хунту. Я был против, считал, что нас мало, но у нас решения принимались коллегиально, и я оказался в меньшинстве. Мы вернулись на площадь, подогнали наш броневичок ближе к госадминистрации. Стали звонить всем своим знакомым. Нам удалось собрать 15 тысяч человек, и мы приготовились к штурму. В результате договоренности со средним составом милицейского руководства — милиция была за нас — мы штурм, по сути, имитировали. Кажется, одному курсанту в давке разбили губу локтем — вот и все потери. Мы заняли задние в ночь на 7 число.

На следующий день мы пригласили депутатов муниципального харьковского совета. Мы хотели, чтобы они отчитались перед инициативной группой граждан. Пришло только два депутата. Мы объявили совету вотум недоверия. Тут же мы избрали народных представителей, после чего мой товарищ, Антон Борисович Гурьянов, провозгласил Харьковскую народную республику.

Пошли вторые бессонные сутки: мы только наладили охрану здания, пропускной режим и т. д. и собрался импровизированный «совет в Филях». Я говорю, смотрите, пацаны, силы не равны, завтра сюда приедет два человека с «калашами», у каждого по одному рожку — мы проиграем. Мои оппоненты стали возражать, что мол, нет, нас тут пять тысяч человек, мы не дрогнем. Нет, говорю, нам нужно развивать успех, потому как, по словам Энгельса, оборона есть смерть всякого вооруженного восстания. Прежде всего, нужно блокировать СБУ, телевышку, брать райотдел и вооружаться. Нет, говорят, у нас мирный протест.

Сейчас я понимаю, что часть людей к нам была умело внедрена Кернесом.

8-го утром я уехал немного поспать немного и чудом не под раздачу. В полшестого приехали ЧВКшники под видом украинского спецподразделения. Все как на подбор одинакового роста, в касках и в масках, с автоматами. Произошла зачистка. Взяли сто человек, часть из которых продолжает находиться в тюрьме вот уже с 8-го апреля.

Я сразу же сменил место жительства в Харькове.

Через неделю, 13 апреля, была последняя, к сожалению, неудачная попытка штурма уже горсовета — там, где резиденция Кернеса.

Был митинг, собралось около 50 тысяч человек. Мы прошли от стандартного нашего места сбора — облгосадминистрации — к горсовету. И тут один из лидеров протестного движения (он, кстати, сидит до сих пор) часть людей почему-то увел на СИЗО. Типа протестовать, чтобы отпустили наших ребят. Я с самого начала сказал, что это безумие, что СИЗО — режимный объект, задержанных никто просто так не отдаст.

Мы окружили горсовет, нам удалось ворваться внутрь, Кернес забаррикадировался. Приехал «Беркут», который стал якобы между нами, но на самом деле они были за Кернеса. Возникла патовая ситуация — ни туда, ни сюда. У харьковчан была боязнь Кернеса, как ушлого дельца, к тому же, часть наших людей ушло на СИЗО, часть вошла во внутренний дворик, дальше нас не пускают, всё, персональная ответственность наступает.

Тут Кернес мне звонит: «Что ты хочешь? Убери людей». Нам, отвечаю, нужно официальное решения о том, что вся власть переходит к местным советам, и необходим допуск на телеканалы.

Заходите, говорит Кернес, поговорим. Мы посоветовались, посовещались и зашли вчетвером. Внутри, кстати говоря, я к удивлению своему видел людей, которые были в толпе и умело ее делили. Кто-то из низ кричал — «Бей жидов!», кто-то выкрикивал что-то типа «Да шо ты плетешь!»

Мы составили список наших требований и дали на подпись Керенсу.

Потом вернулись и зачитали ответ: типа, городской голова внял требованиям митингующих, нам обеспечат эфирное время, еще то-то и то-то. Здесь, как на зло, грянул ливень и народ разошелся.

19 числа я вышел на улицу и люди без опознавательных знаков меня заломали, надев мешок на голову. Я оказал сопротивление, думал, что это «правосеки» и меня сейчас в лес отвезут, и с концами. Но повезли меня ко мне домой. Я понял, что все-таки это милиция. Арестован я был по личному приказу Авакова. Там у него есть такой Дмитрий Брук, журналист карманный, который ему писал: «…вот еще имеется пророссийская сука Костик Долгов, который очень умело этих всех гнид организовывает».

Мне подбросили ржавый револьвер еще царских времен. А я на тот момент оружие даже не держал в руках. В украинской армии не служил по принципиальным соображениям: сделал всё, чтобы не присягать ей на верность. К слову, под украинский гимн я не вставал ни разу в жизни и горжусь этим.

Плюс к подброшенному пистолету, нашли у меня около двадцати флагов РФ. Да, я покупал флаги РФ за свои деньги. Для этого я ездил в Белгород и вывозил их на себе, потому что те пятьдесят тысяч, которые стандартно выходили на митинг — каждый раз это были разные люди. Но флаги-то в конечном итоге должен был кто-то купить и привезти. Самая популярная речевка была — «Россия», вторая — «Референдум».

Повезли меня на ИВС, потом в СИЗО. Месяц я провел в тюрьме.

Через месяц я вышел под залог, который внес мой товарищ Олег Царев. 8 мая я вышел вечером, вечером 9 мая я покинул территорию Украины и, надеюсь, когда вернусь, уже не будет территории Украины.

— И ты оказался в Донецке.

— Да, в конце мая мы приехали из Крыма в Донецк. Я помню, как мы переходили границу. Это было ночью, с 23 на 24-е. Над нами кружила «сушка». Почему она нас не разбомбила, я до сих пор не знаю. Можно было всю нашу колонну разнести. Мы провели съезд и создали общественно-политическое движение «Народный фронт Новороссии», где я стал одним из сопредседателей наряду с Пушилиным, Болотовым и еще другими ребятами из восьми областей. Вечером мы должны были уехать, но что-то там не получалось с коридором на границе. Мы залипли в Донецке на 25 мая. Прошли выборы Порошенко, и на следующий день Донецк начинают бомбить. В километре от нашей гостиницы высадился десант нацгвардии. Я так понимаю, судьба его не завидна. Но это я сейчас понимаю.

Нам говорят — прорывайтесь на Луганск к Болотову. Меня смутило слово «прорывайтесь». И мы поехали по пустому городу. Самолеты кружатся, где-то бомбят. Донецк был практически полностью окружен. Я ехал в головной машине, не «броников», ничего. Буквально через десять минут на том же месте, где мы проехали, в районе Макеевки было подразделение нацгвардии с бронетехникой. Через двадцать минут за нами ехал Саша Бородай, ему нужно было в Ростов. Он попал в эту засаду, принял бой. По-моему, у него было четырнадцать «двухсотых». Он не смог прорваться и повернул назад. На его месте могли оказаться мы.

…Потом из Москвы я снова вернулся в Донецк, потому что из Москвы никого не победить.

— Ты анализировал, почему в Донецке получилось, а в Харькове нет?

— Местные элиты предали восстание и там, и здесь. Только отсюда им пришлось убежать. Знаешь почему? Я же по деду своему сужу. Он тридцать лет отработал в шахте, и Великую Отечественную прошел еще. Я его спрашиваю: страшно ли в шахту спускаться. «Да вообще, — говорит, — кошмар». И так каждый день! Особый тип людей на Донбассе. А в Харькове — больше интеллигенты.

— Считаешь, что просто другой контингент человеческий?

— Да, по факту.

Почему тут получилось? Потому что — чем ты можешь испугать шахтера? Чем ты можешь испугать моего деда?..

— Количество задержанных в Харькове ты можешь оценить?

— На сегодняшний более тысячи человек находится в СИЗО, в тюрьмах, в секретной тюрьме СБУ — в самом центре Харькова, в управлении СБУ. Там люди сидят без оформления, родственники не знают, где они. Аналог ЦРУ делало на базе Гуантанамо — пытки, издевательства.

Сколько людей в Харькове просто погибло — до сих пор не могу в это поверить. Нам удалось достать оттуда несколько человек, посредством обмена.

Моё мнение — Харьков на сегодняшний день мировой лидер по количеству политзаключенных в пересчете на душу населения.

Беседовал Захар Прилепин

---

* В ноябре 2014 года Верховный суд РФ признал экстремистской деятельность «Украинской повстанческой армии», «Правого сектора», УНА-УНСО и «Тризуба им. Степана Бандеры». Их деятельность на территории России запрещена.