Что на самом деле происходит в Турции?

Я совершенно убежден, что бурные события, сотрясающие Турцию уже не первый год, кульминацией которых оказался недавний несостоявшийся военный переворот, не могут быть сведены нацело к «обычным» мотивам — внутриполитическим, экономическим, геополитическим и даже идеологическим. В основе событий, происходящих в Турции, лежит сюжет, достойный трагедии Шекспира — многолетнее противостояние двух общественных и политических деятелей исламского направления, противостояние двух бывших друзей и соратников. Но чтобы попытаться рассказать вам об этом, я должен сначала описать сцену, на которой произошла завязка этой драмы.

Восемьдесят лет Турция была страной победившего кемализма. Кемализм это, конечно, в первую очередь, проект авторитарной модернизации. Диктатура развития с демократическим фасадом. Это режим «ограничений, гарантированных армией». Довольно мягкий госсоциализм с ограничением рынка. Многопартийная демократия со свободными выборами, но с ограничениями политической деятельности. Режим, формально гарантирующий права человека, но фактически накладывающий серьезные ограничения как на свободу, вероисповедования, так и на права национальных меньшинств.

То есть, стоило только парламенту или правительству допустить больше рынка, больше религиозных свобод или больше свобод нацменьшинств, чем это считали нужным кемалисты, как немедленно производился военный переворот. Парламент распускался, правительство уходило в отставку. После короткого военного правления объявлялись новые выборы, демократически избранный парламент демократически назначал правительство, и оно приступало к управлению государством. В полном соответствии со своими полномочиями, но с оглядкой на военных.

При этом надо понимать, что речь идет о серьезных и жестких ограничениях. По крайней мере, в сфере религии и прав нацменьшинств. В экономике режим с каждым десятилетием становился все более мягким, и все более рыночным.

А вот в «национальном вопросе» и в «вопросе о религии» кемалисты вполне могли посоперничать с нашим «развитым социализмом» и даже в этом соперничестве победить. Гонения на религию были вполне сопоставимы со знаменитыми «хрущевскими гонениями», а в чем-то их даже и превосходили. Нет. Храмов в Турции во времена зрелого кемализма уже не закрывали. Но «закон о религиозной одежде» действовал до недавнего времени. За хиджаб вас в тюрьму бы не посадили. Просто не дали бы учиться ни в школе, ни в университете. А вот за феску или чалму — вполне могли бы посадить.

То же самое с национальными правами. Длительное время в Турции курдский язык и курдская литература были просто запрещены. За курдскую речь на улице вы реально могли загреметь в тюрьму. Закон «о трех буквах», запрещающий использовать в письме буквы, присутствующие в курдском алфавите, но отсутствующие в турецком, между прочим, действуют в Турции до сих пор. Несмотря на всю либерализацию. И когда нужно прижать какого-нибудь «слишком зарвавшегося» курдского деятеля, нынешние уже антикемалистские власти без колебаний прибегают к «закону о трех буквах».

То, что кемалистам в течение восьмидесяти лет удавалось проводить свою политику, на мой взгляд, выглядит довольно загадочно. Во-первых, семьдесят, а то и восемьдесят процентов населения Турции — верующие мусульмане. Совершенно непонятно, каким образом правящему режиму удавалось в течение почти столетия нейтрализовать негодование мусульман насчет нарушения их прав. Ведь армия состоит отнюдь не только из неверующих или религиозно индифферентных генералов и старших офицеров. И как кемалистам удавалось заставлять верующих солдат исполнять приказы офицеров-безбожников, направленные против их верующих братьев?

Во-вторых: нацменьшинств, прежде всего, курдов, в Турции около трети населения. К тому же, они живут не в рассеянии, а компактно, на юго-востоке Турции. И совершенно непонятно, как режиму удавалось удерживать такой воинственный народ, как курды, в повиновении почти сто лет. И, наконец, в-третьих — совершенно непонятны мотивы режима. Формально их логика действия абсолютно ясна. Основоположник режима «Отец Нации» Кемаль Паша заповедал придерживаться светского государства. И его последователи добросовестно исполняли указания основоположника. Но, честно говоря, зная, что турецкая военная элита состоит из умных людей, трудно поверить, что они придерживались исключительно принципа «мама сказала: „в бидоне!“ — значит, в бидоне!».

Тем более, что в других отношениях, военно-кемалистская верхушка «когда надо» проявляла значительную гибкость. В геополитике Турция сначала ориентировалась на Советский Союз, потом — на нацистскую Германию, а, в конце концов, после войны, стала верным союзником США и членом НАТО. В экономическом отношении Турция, несмотря на все, прямо скажем, противоположные этому заветы основоположника, переориентировалась от госсоциализма к рыночной экономике. А вот в религиозной и национальной сферах кемалисты, так сказать, «держались до последнего».

Ответ на второй вопрос очень обидный для кемалистов. По словам азербайджанского публициста Фарида Багирлы, единственная причина, по которой большинство курдов Турецкого Курдистана не примыкало и до сих пор не примыкает к курдскому революционному национально-освободительному движению, это влияние суфийского тариката Накшбандия. Руководители тариката, по сути, являющиеся реальной властью в Турецком Курдистане гораздо большею, чем турецкое правительство в Анкаре, не желают разрушения территориальной целостности Турции. Недавно на одном курдском форуме я прочел, как один молодой курд из Петербурга в сердцах обозвал семьдесят процентов населения Турецкого Курдистана «предателями». Он сказал: «Они все исламисты, и не желают бороться за свободу нашего народа».

Турецкая военная элита, придерживающаяся идеологии кемализма, считала и, кстати, до сих пор считает своей обязанностью ограничивать религиозные права верующих. Она считает, что недостаточное развитие науки, образования и культуры вместе с недостаточной обороноспособностью в последнее столетие Османской Турции связано с «засильем ислама». Ислам — это «застой», «невежество» и «мракобесие». И только проведение политики ограничения ислама позволило и позволяет Турции развить науку и образование и создать современную мощную армию. Они считают, что любые «послабления» исламу быстро приведут к разгрому современных науки и образования, к введению «страшного шариата» с отрубленными руками и головами, женщинами, запертыми в серале, и публичными порками за употребление ракии или за курение в дни поста. Уверенность в первых двух пунктах побуждает военных считать, что, проводя политику ограничения ислама, они уберегают страну от гражданской войны. Ведь «светские двадцать процентов» не потерпят «шариатского насилия». А, следовательно, при попустительстве исламу гражданская война неизбежна.

Эти опасения военных имеют под собой некоторые основания, но, в целом, крайне преувеличены. Ислам в Анатолии всегда был очень умеренным и буржуазным. Но именно таковы взгляды значительной части турецкой военной элиты. Такие взгляды разделяются и большинством из «светских двадцати процентов». Они стали основанием для базирующихся на недоверии к исламу действий, и, в конечном счете, основанием для «самосбывающегося прогноза». То есть, речь идет о хроническом кризисе доверия между светской и религиозной частями турецкого общества.

И это недоверие секулярных турок к туркам-мусульманам в какой-то момент стало для верующих турок тем, что Арнольд Тойнби называл «цивилизационным вызовом».

Очень похоже устроено и отношение турецкой военной элиты к курдам. Кемалисты уверены, что любое «послабление» курдам приведет к немедленному «взрыву сепаратизма» и, в конечном счете, к «разрушению турецкого государства». В результате, военные регулярно «закручивают гайки» в Турецком Курдистане. С понятными последствиями. Опять самосбывающийся прогноз. В общем, турецкие военные, конечно, умные и храбрые люди. Но негибкие и сильно подверженные фобиям. Очень, кстати, в этом похожие на англо-саксонскую элиту.

И, наконец, почему же турки столько лет все это терпели? На мой взгляд, единственный похожий на правду ответ дала Светлана Лурье. Хотя ответ этот кажется при первом прочтении довольно-таки фантастическим. Но фантастика фантастике рознь. Есть такой чудесный анекдот. Вопрос — «Кто сегодня может спасти Россию?», — ответ — «Есть две версии. Первая, наиболее вероятная. Прилетят инопланетяне и нас всех спасут. Вторая версия — мы спасем себя сами. Но эта версия совершенно фантастическая». Вот в похожем же смысле фантастической является и версия Светланы Лурье.

Она говорит, что верующие турки просто десятилетиями вытесняли из своего сознания тот факт, что кемалистский режим и турецкая армия являются антиисламскими. А чтобы это вытеснение не стало невыносимым, сублимировали свои чувства в традиционную для Турции любовь к армии и военным. То есть, когда турецкие танки ехали в столицу свергать «слишком мусульманское» правительство, турецкие крестьяне воспринимали это как: «Мы любим, когда наши танки ездят по улицам наших городов». Светлана вообще утверждает, что чуть ли не до пятидесятых годов крестьяне жили в убеждении, что страной правит султан-халиф в Стамбуле. И в доказательство приводит турецкий роман, кажется, он называется «Блудница», в котором рассказывается, как посланная партией «по разнарядке» в деревню сельская учительница была линчевана крестьянами за то, что рассказывала, что султана в Стамбуле давно нет, а Турцией правит из Анкары Кемаль Паша. Как бы странными не выглядели объяснения Лурье, но никаких более правдоподобных объяснений я в литературе за много лет не нашел.

Однако никакое вытеснение и никакая сублимация не могут продолжаться вечно. Точнее, они могут продолжаться вечно, но только в отсутствие городов и образования. А кемалистская политика авторитарной модернизации привела именно к развитию городов и к развитию светского образования в Турции. И городской турецкий средний класс, возникший в результате этой политики, отнюдь не являлся полностью секулярным. Мусульмане также учились в городских школах и университетах. И, в конце концов, на «цивилизационный вызов» кемалистов был дан «цивилизационный ответ». В идеологическом плане этим ответом является то, что можно было бы назвать «современный турецкий умеренный ислам» или «демоисламизм». В социальном плане это я бы назвал созданием «коалиции против кемалистских ограничений».

Что я имею в виду? Кемалисты, реализуя свой проект авторитарной модернизации Турции, ограничивали демократию, права человека, рыночную экономику, права верующих мусульман и права национальных меньшинств. В результате в сознании турецкого мусульманского городского среднего класса все эти «ограничиваемые ценности» соединились вместе и почти что слились воедино. То есть, турецкая городская буржуазия и интеллигенция пришла к взглядам о совместимости исламской религии с рыночной экономикой, демократией, правами человека и правами национальных меньшинств. Эти взгляды с середины пятидесятых годов и вплоть до конца ХХ века находили воплощение в деятельности самых разных турецких политиков. От Аджнана Мендереса до Сулеймана Демиреля и Тургута Озала.

Нашли они и идеологическое воплощение. Тут на сцене, наконец, появляется наш первый герой — Фетхуллах Гюлен. Уже много лет, начиная с 60-х годов, Гюлен развивает богословскую систему, являющуюся выражением взглядов «просвещенного» мусульманского среднего класса. Богословие Гюлена — это ответ на страхи кемалистов. Гюлен как бы говорит: «Вы утверждаете, что ислам — это система тирании, жестокости, борьбы с прогрессом, варварства и дикости. Это клевета. На самом деле, ислам абсолютно совместим с просвещением и прогрессом. Ислам совместим с демократией и правами человека. Ислам может нормально жить и действовать в светском государстве. С европейской наукой и образованием. Ислам — просвещенная гуманистическая религия. Но ислам — не пацифизм. Вооруженный джихад возможен и необходим. Но только во время ведения войн и при защите правопорядка». Но на чем же тогда основываются страхи кемалистов? Неужели они просто обманывают себя? Нет, конечно. Все знают, что ислам бывает разный.

И вот, как бы подразумевая это невысказанное рассуждение, Гюлен говорит о «невеждах», «злодеях» и «извратителях ислама». Имея в виду, понятное дело, исламистов более радикальных толков, прежде всего, конечно, салафитов. Отсюда и произрастают знаменитые гюленовские «антитеррористические проповеди» про то, что «террористы отправятся в ад за убийство невинных людей». То есть, Гюлен как бы солидаризуется с кемалистами в их страхах. Но, то, что кемалисты считают сутью ислама, Гюлен считает его извращениями.

Если бы Гюлен ограничивался только проповедью, он уже стал бы мощнейшей фигурой среди мусульманских ученых Турции. Но он сделал гораздо больше. Он создал разветвленную сетевую структуру, контролирующую значительную часть турецкой образовательной системы, СМИ и бизнеса. Гюленовские школы славятся высоким уровнем преподавания математики и естественных наук, равно как и тем, что ислам в них преподается в качестве факультатива без давления на учеников. Понятно, что враги Гюлена давно уже называют его методы «иезуитско-масонскими», а созданную им структуру — «параллельным государством».

Как пересеклись пути Гюлена и второго нашего героя? Реджеп Эрдоган был учеником другого исламского политика — Неджметтина Эрбакана. Эрбакан был полной противоположностью Гюлену в идеологии, но походил на него в методах. Он был сторонником сильно более радикального ислама, чем Гюлен, но, также, как и Гюлен, готовил своих сторонников, оказывая влияние на школы. Правда, это были не «элитные реальные училища», как я бы назвал гюленовские школы, а аналог наших церковно-приходских школ — школы имам-хатыбов. При внешне вежливых отношениях, конечно же, Эрбакан и Гюлен были идеологическими противниками.

Эрдоган сблизился с Гюленом по собственной инициативе после того, как вышел из партии своего учителя Эрбакана. Именно Эрдоган привлек Гюлена, и они совместно учредили нынешнюю эрдогановскую Партию справедливости и развития. Отношения между ними испортились приблизительно к 2010 году. Насколько я понимаю, Гюлен перестал доверять Эрдогану, когда понял, что тот не собирается отказываться от радикально исламистской политики Эрбакана, как, видимо, он ранее Гюлену обещал. Более того, Эрдоган начал устанавливать отношения с «Братьями-Мусульманами» *, в частности, с будущим египетским президентом Мурси. Гюлен по идеологическим причинам категорически против контактов руководства Турции с радикальным исламизмом.

Практически, именно Гюлен не дал реализоваться мечте Эрбакана о радикально-исламской Турции. И в этом смысле, Гюлен может считать с полным основанием, что предотвратил гражданскую войну, ибо «нахрапа» Эрбакана кемалисты бы не потерпели бы. А приведя к власти Эрдогана на своей демоисламистской платформе, Гюлен добился компромисса с кемалистами, который, впрочем, Эрдоган впоследствии начал нарушать и разрушать, воссоздавая опасность гражданской войны. Тоже самое касается и компромисса с курдами. И именно в этом суть противостояния Гюлена и Эрдогана, а вовсе не геополитическая ориентация Турции.

Да, Гюлен сознательный западник. Сторонник сближения Турции с Европой и США. Более того, практически можно считать доказанным его сотрудничество с ЦРУ. Но сближение с Западом по Гюлену нужно Турции для поддержания крепости демократических институтов и избегания гражданской войны. При этом Гюлен не питает никаких иллюзий относительно Запада и пишет много и резко о европейском и американском империализме и об израильском расизме. А наличие теневых контактов с западными спецслужбами и тому подобными структурами наверняка объясняет обычным суфийским искусством компромисса и многообразных коалиций.

И в этом смысле Эрдоган ничуть не лучше Гюлена. У него ничуть не менее отлаженные связи с западными спецслужбами и прочими теневыми структурами. Просто Эрдоган, в отличие от Гюлена, позер и лицемер, и любит громко «наезжать» на Запад в пропагандистских целях.

Это, кстати, видно из его первой громкой публичной размолвки с Гюленом по поводу «флотилии свободы». Тогда Эрдоган практически инициировал отправление нескольких судов с продовольствием и медикаментами в Газу для ее разблокирования. Но при этом не дал флотилии ни силовых, ни политических гарантий. А после разгрома флотилии израильтянами с человеческими жертвами, в том числе восьми турецких граждан, с удовольствием поорал на Шимона Переса в Давосе. Я, наверное, готов был бы и сам подписаться под всеми словами Эрдогана, которые он сказал тогда Пересу. Но ведь теневое сотрудничество турецких и израильских спецслужб никуда не подевалось после того, как руководители Израиля и Турции устроили в Давосе филиал одесского базара. И не зря Эрбакан назвал тогда своего бывшего ученика «казначеем сионистов».

Гюлен же, хорошо понимая, что все происходящее — клоунада, замешанная на крови, иронически спросил, что же помешало Эрдогану договориться с Израилем о гарантиях безопасности флотилии. Но радикальные исламисты сарказм понимать не способны. И за это «признание суверенитета Израиля» проклинают Гюлена по сей день. Гейдар Джемаль даже назвал его «гадюкой, пригревшейся на груди уммы». Впрочем, сионисты не умнее исламских радикалов. И слова Гюлена повысили его рейтинг в еврейских кругах.

Ну и следующий громкий конфликт произошел еще через несколько лет, когда Гюлен поймал Эрдогана и его окружение на коррупции в особо крупных размерах. Несколько сыновей крупных турецких чиновников, включая министров, были арестованы полицией, были проведены обыски и найдены доказательства коррупции. После того, как Эрдоган отказался давать коррупционному делу ход, а, напротив, устроил истерику и начал репрессии против судей и прокуроров, Гюлен сделал следующий ход. Он выложил доказательства коррупции, как внутригосударственной, так и незаконных операций по финансированию исламистов в ходе «арабской весны» вместе с записями телефонных разговоров турецкого руководства, включая самого Эрдогана и его начальника разведки. Впрочем, особого успеха Гюлен не добился. Мусульманское большинство сказало что-то вроде того: «- Ну и хрен с ней, с коррупцией. Главное, что благодаря Эрдогану моя дочка теперь может учиться в университете, не снимая платка»

Ну и третьим актом этой пьесы стал нынешний неудавшийся переворот с последующими репрессиями Эрдогана не только против организаторов переворота, но и против своих политических противников и вообще инакомыслящих. Помимо армейцев, мишенями Эрдогана стали судьи с прокурорами, журналисты с писателями и преподаватели ВУЗов вместе с учителями школ. То есть Эрдоган пытается провести зачистку гюленовских кадров и всей его разветвленной сети. А заодно, где получится, пытается и кемалистов прижать. Вместе с левыми, курдами и алавитами.

Тем самым, Эрдоган подрывает сук, на котором сидит. Потому что в своей войне против кемалистов, за исключением своей «ближней группировки», он мог опираться только на гюленовские кадры. И если в армии он еще может попытаться заменить все офицерство кадрами из верной ему жандармерии, то со сферами СМИ и образования так не получится. Не из Катара же он будет учителей выписывать. И не учителей же из исламских церковно-приходских школ поставит деканами в университеты. Эрдоган пока этого, кажется, не понимает. Наоборот, похоже, вскоре он усилит наступление на курдских партизан и, одновременно, попытается продавить реформу конституции с тем, чтобы стать президентом американского типа.

Если Эрдоган при этом будет продолжать репрессии, то есть все шансы, что он-таки, наконец, консолидирует турецкое общество в коалицию против себя. И я на месте Гюлена стал бы сегодня защищать права не только гюленовцев, но и кемалистов, левых, и других своих врагов из секулярного лагеря. И тогда, может быть, в Турции, наконец-то, наступит гражданский мир.

---

* «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль Муслимун) — террористическая организация. Решением Верховного суда РФ от 14.02.2003 года ее деятельность запрещена на территории России.