20 лет Госдуме: деградация или эволюция?

12 января 1994 года Государственная Дума собралась на свое первое заседание. Избранная в декабре 1993-го, практически сразу после расстрела Белого дома, Дума первого созыва представляла собой вполне европейский парламент. Выборы в нее были честными, правящая партия не имела большинства, а любое решение принималось путем формирования коалиций из более чем дюжины фракций и депутатских групп.

Левых представляли КПРФ и Аграрная партия, центристов — «Женщины России», Партия российского единства и согласия, Демократическая партия России, а также депутатские группы Новая региональная политика, «Россия» и «Стабильность». Правых — ЛДПР, депутатские группы «Российский путь» и «Держава». Либералов — «Выбор России», «Яблоко», и депутатская группа Либерально-демократический союз «12 декабря».

Этот созыв Думы оказался единственным, который избирался всего на два года. Депутатами парламента могли быть и члены правительства (Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, входившие во фракцию «Выбор России»), что в следующих созывах не допускалось.

Среди громких решений парламента первого созыва — амнистия участников «путча» августа 1991-го и защитников Верховного Совета, а также вынесение недоверия правительству в июле 1995 года. За два года депутаты приняли 461 закон, из них 310 вступили в силу. Среди них — законы «Об арбитражных судах» и «О Конституционном суде», «О референдуме», первая часть Гражданского кодекса, а также Семейный и Арбитражный процессуальный кодексы.

С тех пор многое изменилось. Парламент, по меткому выражению экс-председателя Думы (четвертого и пятого созывов) Бориса Грызлова, перестал быть местом для дискуссий, и фактически превратился в штепмель для законопроектов, спускаемых из Кремля.

Является ли путь, пройденный Думой, деградацией или эволюцией, есть ли место полноценному парламенту в политической системе России?

— Дума первого созыва больше соответствовала классическому пониманию парламента, — отмечает депутат Госдумы I созыва, ныне директор Института стран СНГ Константин Затулин. — Дело в том, что у той Думы была родовая травма, связанная с расстрелом Белого дома. Это сильно действовало на психику тогдашних народных избранников. Кто-то из них жаждал реванша, но большинство хотело уберечь Россию от всякого рода потрясений. Поэтому депутаты были склонны прислушиваться друг к другу, чтобы не дойти до крайности, как это сделал в 1993 году Верховный Совет в своем противостоянии Борису Ельцину. В силу этого в первой Думе можно было убедить оппонентов и изменить их мнение по ряду вопросов.

В новых созывах Думы, в которых я тоже был депутатом, можно было сколько угодно распинаться, — если тебе еще дадут слово — но результат голосования всегда был предопределен. И хотя для большинства российских граждан это, вероятно, было не так важно, для тех, кто избирался в парламент не первый раз, разница была очевидна.

В результате, в России постепенно деградировало качество парламентской работы. Люди, которые работали в первом составе Думы, и еще сохранились в политике, это прекрасно понимают. Нынешние депутаты зачастую не в ладах ни с парламентской процедурой, ни с ораторским искусством. Для них перестало быть важным, насколько хорош или плох внесенный законопроект. Важно лишь, внесен ли он президентом и правительством, или рядовым депутатом. В Думе первого созыва такое поведение считалось постыдным…

— Дума в 1993 году была избрана в результате честных выборов, — напоминает депутат Госдумы I созыва, ныне замруководителя фракции «Справедливая Россия» в Госдуме VI созыва Оксана Дмитриева. — На тех выборах не было фальсификаций результатов голосования, и не был задействован административный ресурс. Поэтому партия власти — «Выбор России» — потерпела поражение, у нее не было большинствав парламенте. Даже относительное большинство она обеспечивала с трудом, и это большинство было неустойчивым. В этом — главная особенность Думы первого созыва.

Большинство ее депутатов пришли с искренними помыслами изменить ситуацию в стране к лучшему. Были, конечно, народные избранники, которые приступили к циничному строительству карьеры, но их было немного.

С тех пор Госдума сильно изменилась. Нужно четко понимать: начиная с третьего созыва, Дума функционирует в условиях абсолютной монополии партии власти, и жесткого подчинения правительству. Это не могло не сказаться на структуре депутатского корпуса и на отношении к парламенту со стороны российского общества.

Да, среди представителей думской оппозиции и сейчас есть много порядочных людей, профессионалов, отстаивающих народные интересы. Но если Дума первого созыва была более-менее однородной — и по профессиональным, и по нравственным качествам депутатов, — то теперь в депутатском корпусе очень сильна дифференциация. Титаны и пигмеи находятся рядом. Хорошо, конечно, что титаны в Думе остались, но хотелось бы, чтобы их было много…

— Первая Дума была честная, народная, рабоче-крестьянская, — уверен депутат Госдумы I созыва, летчик-испытатель, герой России, ныне почетный президент МАКС Магомед Толбоев. — Это были искренние, избранные народом люди. С тех пор Госдума прошла несколько этапов. Вторая Дума избиралась уже с подключением административного ресурса: в нее проходили, в основном, те, кого поддерживало местное руководство — главы республик и регионов, мэры городов. Третья Дума была, я считаю купленной — депутатами стали те, у кого водились большие деньги. А четвертая и пятая были уже чисто партийными — они формировались централизованно. Они практически не имели отношения к регионам — партийные списки составлялись в Кремле, а потом лишь согласовывались с местным руководством.

Именно поэтому нынешняя Госдума перед народом не отвечает, и отвечать не собирается. Мы даже толком не знаем, чем занимаются депутаты, да и народ к ним за помощью больше не обращается. Ко мне, за два года работы в первой Думе, обратились более 3600 человек — и со всеми я разбирался, разговаривал и помогал. Сейчас такого и представить себе невозможно…

— Дума за 20 лет сильно деградировала, — убежден депутат Госдумы I созыва, ныне сопредседатель РПР-ПАРНАС Владимир Рыжков. — Выборы 1993 года были совершенно свободными, и проходили после острого политического октябрьского кризиса в Москве. Возможно, поэтому первая Дума была самой «звездной» из всех шести составов. Достаточно вспомнить, кто были ее депутатами: Анатолий Чубайс, Егор Гайдар, Сергей Шахрай, Николай Травкин, Геннадий Бурбулис, Григорий Явлинский, Николай Рыжков… По сути, в первой Думе была вся политическая элита страны. В ней ни у одной партии не было большинства, и потому думская политика была политикой коалиционной. Кроме того, первая Дума была оппозиционной Ельцину, и очень самостоятельной. Одно из первых решений, которые она приняла — объявила амнистию участникам событий октября 1993 года, в результате чего на свободу вышли Руслан Хасбулатов, Александр Руцкой… Это был сильный парламент, который с нынешней машинкой по штамповке законов не имеет ничего общего.

«СП»: — Почему так получилось?

— Перелом произошел в 2000-м году, когда на пике популярности президент Владимир Путин сколотил думское большинство из трех фракций — «Единство», «Отечество» и «Вся Россия». Когда эти фракции объединились на почве лояльности к Путину, думская вольница закончилась, и администрация президента получила контроль над парламентом.

«СП»: — Насколько критична для страны несамостоятельность парламента?

— Очень критична. Решения в нашем парламенте принимаются без обсуждения, в результате чего практически каждое из них становится грубой ошибкой. Кроме того, в любой стране сильный парламент — это главный антикоррупционный орган. Когда парламент не работает — коррупция расцветает, именно это мы видим сегодня в России.

— «Деградация» парламента подразумевает линейный процесс, но я бы не стал рассматривать ситуацию с нашей властной системой с такой точки зрения, — считает директор Центра политологических исследований Финансового университета при правительстве РФ Павел Салин. — Скорее, развитие идет по синусоиде, причем смещение центра политической тяжести на парламент или исполнительную власть связано с тем, где сосредоточен основной источник легитимности власти.

Скажем, в 1990-е у Бориса Ельцина практически всегда был низкий рейтинг, а накануне выборов 1996 года он и вовсе упал до 6%. В такой ситуации политической системе, чтобы быть устойчивой, необходим был сильный парламент и сильная оппозиция. В 1998 году эти сильные парламент и оппозиция спасли действующую власть. Если бы тогда ельцинский режим не создал иллюзию, что готов поделиться частью полномочий с левоцентристским правительством Примакова — Маслюкова, думаю, Россию ждали бы серьезные социальные потрясения. Да, потом, когда острота спала, Примакова с его правительством выбросили на улицу, но страна была спасена от радикального кризисного сценария.

В нулевые годы, в силу ряда причин — не будем их рассматривать — центр легитимности находился во власти исполнительной, и, прежде всего, президентской. У Владимира Путина был — и по-прежнему остается, хотя и в меньшей степени — рекордно-высокий рейтинг, особенно если сравнивать его с рейтингами лидеров западных государств.

При таком раскладе стал не нужен сильный парламент — его наличие повышало бы издержки функционирования властной системы: значительная часть правительственных законопроектов встречала бы в Думе жесткий отпор, как это было в 1990-е годы. Парламент стал нужен как штамповщик законов — и его преобразовали под новые требования.

«СП»: — Разве это — не деградация?

— Я бы в данном случае не говорил о деградации. Любая политическая система для устойчивости вынуждена переминаться с ноги на ногу. И если в 1990-е опорной ногой был парламент, то в нулевые ею стал президент. Сейчас — это очевидно — ситуация нулевых годов исчерпывается.

«СП»: — Что придет ей на смену?

— Это большой вопрос. Власть начинает понимать, что статус-кво сохранить нельзя, и ведет активный поиск новой конфигурации политической системы. Но как именно она будет выглядеть, сегодня совершенно неясно.

В любом случае, будет происходить дальнейшая эрозия института президента — прежде всего, в силу морального износа действующей власти. Прочность позиций власти в нулевые годы была обусловлена позитивными ожиданиями — ростом доходов и уверенности в завтрашнем дне. Сейчас ситуация изменилась, и власть устойчива только потому, что ей нет альтернативы. В частности, нет политика, который мог бы бросить равнозначный вызов Владимиру Путину. Но как только такая альтернатива появится — а она появится непременно — произойдет быстрое падение рейтинга главы государства.

Поэтому, как я понимаю, элиты сегодня предпринимают попытки найти преемника Путину, и произвести замену лидера в рамках электорального цикла 2016−2018 годов. Как на это отреагирует сам президент — тоже большой вопрос.

Точно можно сказать одно: политическая эпоха «десятых» годов в России будет серьезно отличаться и от нулевых, и от 1990-х. Пикантность ситуации в том, что закончились не только нулевые годы, но и постсоветская эпоха. Сегодня в политической системе необходимо менять очень многое, в том числе — функции парламента. Дума, на мой взгляд, уже не вернется в 1990-е. С ней произойдет какая-то новая трансформация — в рамках глобальной смены политических координат…

Фото: ИТАР-ТАСС/ Александра Мудрац