Общество полураспада

Президент России Дмитрий Медведев 11 февраля заявил, что основной акцент в развитии российской энергосистемы будет делаться на строительстве атомных станций. «На счет атомной энергетики хочу сказать, что это абсолютный приоритет развития нашей энергетической сети, развития генерации, развития вообще наших энергетических возможностей», — сказал Медведев на встрече со студентами томских вузов.

В ноябре 2009 года правительство России утвердило Энергостратегию-2030. Согласно ей, основной приоритет в наращивании энергомощностей в России отводится атомным электростанциям. Так, выработка на АЭС должна увеличиться за предстоящие 20 лет в 2,7 раза — до 356−437 миллиарда кВт. ч, что в структуре производства электроэнергии составит 19,8%. В 2008 году на долю АЭС приходилось 15,7% выработки. Для сравнения: рост производства за счет возобновляемых источников должен вырасти с 2010-го по 2030-й год в 2,5 раза, ТЭЦ — всего на 31%.

Сейчас в стадии строительства находятся 4 АЭС — Тверская, Дальневосточная, Железногорская (Красноярский край) и ЛАЭС-2 (Ленинградская область). До 2030 года появится еще не менее 10−12 атомных станций (уже объявлено о возведении АЭС в Монаково Нижегородской области и Нововоронежской-2).

Однако, как наращивание новых атомных мощностей, так и эксплуатация уже существующих АЭС наталкивается на общественное недовольство граждан России. Более того, последние годы отчетливо показали, что «чернобыльский синдром», страх перед атомной аварией — то немногое в российском обществе, что еще может его сплотить. Если монетизация льгот сплачивает только стариков, повышение пошлин на иномарки — автомобилистов, введение ЕГЭ — родителей, то атомная угроза — всех. Может, это чисто русская, уже на уровне исторической памяти привычка — объединяться только перед лицом войны и опасности?

А поводов для «атомного страха» у россиян предостаточно. Атомная отрасль России исправно «поставляет» им аварии или поводы для слухов. Иногда, слухи даже становятся темой депутатских выступления с трибуны Госдумы. Так, 20 января текущего года депутат от КПРФ Коломейцев заявил: «В конце декабря был запущен второй энергоблок на Волгодонской атомной станции. 9 января поступило сообщение об аварийном отключении энергоблока на этой станции. И по городу поползли слухи о том, что якобы организации, поставлявшие и монтировавшие оборудование на этой станции, поставили туда бракованное оборудование.

В связи с этим и в целях недопущения паники прошу поручить Комитету по энергетике запросить в правительстве Российской Федерации информацию о причинах аварийной остановки атомного реактора Волгодонской АЭС и соответствие нормам безопасности оборудования, установленного на только что запущенный второй энергоблок этой станции. А также о наличии у фирм, поставляющих и монтирующих это оборудование, необходимых сертификатов качества, разрешений и допусков на проведение работы. С информацией ознакомить…". На этом микрофон у депутата отключили.

Ощущение, что с атомной энергетикой в России происходит что-то неладное, у населения сложилось давно. А немногочисленные признания руководства отрасли об авариях еще больше порождают панику и слухи.

«Трансформатор на Кольской АЭС, расположенной близ Мурманска и в 180 километрах от норвежской границы, взорвался 15 января 2010 года. Его куски разлетелись на расстояние 80 метров, повредив трансформаторную подстанцию. Подача электричества была прервана на несколько часов. Власти пытались скрыть происшествие», — с таким сообщением на норвежском телевидении выступил Стине Эстнор из организации по защите окружающей среды Natur og Ungdom.

И это еще не самые громкие заявления и панические слухи. «Лидером» тут выступает Балаковская АЭС в Саратовской области, вокруг которой регулярно каждый год разгораются скандалы, а местное население в панике пытается спастись всеми доступными способами.

Наивысшим накал страстей был в ноябре 2004 года. 5 ноября сначала в Балаково, а потом и в соседних областях распространился слух об аварии на АЭС и надвигающемся именно на их местность радиоактивном облаке. Поводом стала запись в интернете на одном из сайтов о якобы гибели 4 человек и 18-ти получивших ожоги. Несмотря на официальные заявления об отсутствии радиационной опасности, люди советовали друг другу не выходить на улицы, в ряде учебных заведений были отменены занятия. Жители начали в огромных количествах скупать в аптеках йод и красное вино в магазинах (молоко с йодом даже заставляли пить всех учеников в школах Самары). К середине дня от перегрузки начали отказывать сети сотовых операторов. Позже появились сообщения об отравлениях йодом — в общей сложности им отравилось 7 человек.

Паника тогда охватила весь регион — не только Саратовскую область, где расположена Балаковская АЭС, но и Самарскую, Пензенскую, Нижегородскую, Ульяновскую, Волгоградскую, Воронежскую, Тамбовскую области, Мордовию.

Как потом выяснилось, местные власти пытались объяснить возникшую панику якобы учениями МЧС, проводившимися 3 ноября. Но потом им пришлось признаться, что истинной причиной явилась остановка реактора второго блока АЭС вечером 4 ноября из-за аварии на одной из труб парогенератора. Несколько работников АЭС, вернувшихся со смены в тот день, рассказали об инциденте в своих семьях, а затем уже стало работать «сарафанное радио». Если бы руководство АЭС и города вовремя информировало бы жителей об аварии, паники, наверняка, удалось бы избежать.

Этот случай послужил хорошим уроком для руководителей Балаковской АЭС. Сейчас они без опозданий информируют о неисправностях на станции. Последний инцидент на ней случился 17 января текущего года, когда неполадки были выявлены на четвертом энергоблоке АЭС. Понятно, что местным жителям лишь отчасти становится спокойнее, когда они знают о своевременном их информировании об авариях.

Анна Виноградова, председатель балаковского отделения Всероссийского общества охраны природы (ВООП), в интервью «Свободной прессе» рассказывает, что главное требование балаковцев — иметь возможность общественного контроля за радиационной безопасностью:

«Но это очень трудно. Единственное, что мы смогли — приобрести дозиметр ДРГ, для измерения гамма-фона. Сейчас организовать на станцию поход квалифицированных экспертов невозможно. В Москве принято много постановлений по борьбе с терроризмом, после чего доступ общественности на станцию запретили. Общественный контроль ограничен территорией города, а качество государственного контроля нас не устраивает.

Например, Роспотребнадзор Балакова может только измерять общий гамма-фон. Городская служба не имеет права брать пробы, вести регулярный действенный контроль. Это делает только региональный орган Роспотребнадзора. А они не настолько богаты, чтобы все должным образом анализировать. Поэтому часто они берут данные ведомственного контроля.

Между тем, атомная станция делает определенное плановое количество выбросов радионуклидов. Их немного, у них период жизни продолжительный. Поэтому состояние здоровья населения неблагополучное. В Вольске, в соседнем районе, есть онкологический диспансер, который обслуживает десять районов области. По словам врачей, больше 50% пациентов онкодиспансера — это балаковцы. То же говорят врачи Саратова.

По атомной станции сейчас новый виток: принимается решение о продлении сроков эксплуатации блоков. А ведь первый блок изначально проблемный. После постройки там отмечались сверхнормативные просадки зданий и конструкций. Например, чтобы соблюсти вертикальность реактора, на крыше энергоблока поставили рельсы, по которым перемещали противовесы и выпрямляли здание. И вот представьте: как мы, жители, живущие в восьми километрах от этого монстра, должны себя ощущать? Особенно когда нам говорят, что будет продлеваться срок службы этих блоков?! Решение уже принято, при этом мощность энергоблоков повысится до 104%.

Получается, в 2015 году будет 30 лет первому блоку — это его конструктивный срок жизни. А власти спокойно принимают решение: раз нет денег на выведение блоков из эксплуатации — значит, просто продлим срок. А это опасно, все эти игры — до поры до времени.

Иногда население охватывает паника. Так было в ноябре 2004 года. Как потом оказалось, на одном из блоков АЭС отказал главный циркуляционный насос, который прокачивает воду, охлаждающий первый контур реактора. Паника возникла почему? Прошли сутки после аварии. Город уже знает, что на станции что-то случилось. Там комиссии, там тревоги, блок остановлен внепланово. А информации официальной — никакой. Через сутки город перекалился от слухов. Население начало возмущаться, звонить руководству и требовать, чтобы они вышли к народу и рассказали, что случилось. Тогда власти отправили на телевидение тогдашнего главу ГО ЧС Романенко. Он выступил на местном канале и сказал, что ничего не случилось, опасности нет. Но при этом он жутко волновался, трясся, бледнел и краснел. И люди побежали по аптекам скупать йод. Дело в том, что основные выбросы при аварии — радиоактивный йод. Как только он попадает с пищей или воздухом в организм, он тут же занимает свое место в щитовидной железе. Саратовская область — йододефицитная. И радиоактивный йод тут же занимает «вакантное» место. Поэтому ради профилактики рекомендуется принимать йодистые препараты. Но поскольку такие препараты дороги, да их и нет (хотя по закону они должны выдаваться населению, проживающему в районе АЭС, раз в пять лет), люди покупали спиртовой раствор йода".

Другая проблема отрасли — отсутствие гарантий безопасности при строительстве новых АЭС. Поводом для такого утверждения стал случай на стройке нового энергоблока на Белоярской станции. Причем в печать он попал случайно и по другой причине. В прошлом году группа гастарбайтеров из Казахстана подала в суд на руководителя «Астанаэнергопромстрой и Ко», субподрядчика строительства, о невыплате им зарплаты. Тогда-то и выяснилось, что на стройке работали не только гастарбайтеры (т.е. нелегальные рабочие), но и сама фирма не имела лицензий Ростехнадзора и Росстроя РФ.

Топ-менеджер инжиниринговой компании, занятой сейчас на строительстве двух энергоблоков в России, на условиях анонимности рассказал «Свободной прессе», что практика привлечения гастарбайтеров на строительстве АЭС «применяется широко». «Однако они выполняют работы, не связанные с секретностью и сложными технологиями, например, бетонирование. Без их привлечения наша рентабельность как подрядчиков скатилась бы к нулю: она и так небольшая — не более 10%, и эта работа интересна нам объемами и опытом, который может нам сослужить при тендерах на заграничных контрактах», — рассказывает он.

Алексей Яблоков, член-корреспондент РАН, доктор биологических наук, профессор, в интервью «Свободной прессе» отмечает, что никакие меры не поборют страх населения перед атомными станциями:

«Люди исходно боятся их, и правильно делают. Боязнь — исконная, потому что был Чернобыль, и потому что люди понимают, что взорвать АЭС легко.

Наши атомные станции не защищены от терроризма. Сейчас в России такой феномен, как терроризм, очень развит. И не дай Бог, что террористы на самом деле захотят это сделать. Они взорвут эту станцию — вот и все. Атомщики говорят, что станции безопасны. Да, наши станции стали после Чернобыля, благодаря принятым мерам, менее опасными с точки зрения технологической. Но они стали более опасными, потому что социальная ситуация развивается в сторону терроризма.

И еще: все наши станции опаснее, чем западные. Потому что на западных станциях с самого начала безопасность людей ставилась гораздо выше, чем на советских АЭС".

Владимир Чупров, руководитель энергетического отдела «Гринпис России», в интервью «Свободной прессе» также говорит о том, что его организация не имеет никаких официальных возможностей для контроля:

«В законе об использовании атомной энергии не предусмотрено участие общественных организаций. Единственная возможная роль общественников — они могут ходатайствовать об отмене решения о строительстве какого-то ядерного объекта, если обнаружат какие-то причины, по которым этого нельзя делать.

Обнаружить эти причины можно через экспертизу, причем неофициальную.

К примеру, в Ангарске сейчас хотят построить Международный центр по обогащению урана — прямо в центре города. Пару лет назад ряд документов, не относящихся к гостайне (как этот объект влияет на окружающую среду, его местоположение, сейсмическая опасность, радиационная) были нами проверены. Оказалось, что там была неверно оценена сейсмическая устойчивость объекта и допущен еще ряд ошибок.

Экологи указали на это проектанту, направили обращение Путину, с тем, чтобы он отменил строительство.

Общественные экспертизы официально отменили в России в 2007 году. Но де-факто их проводят. К сожалению, внимания на них обращают мало.

К примеру, в 2005 году провели общественную экологическую экспертизу Балаковской атомной станции. Я был в составе комиссии и знаю ситуацию изнутри. Мы получили всю проектную документацию — 120 кг документов. Сделали заключение, указали на ошибки и нарушения. Никто не стал все это рассматривать, просто проигнорировали. Это нормальная ситуация, чтобы показать, что чтобы мы ни делали, власть плюет на любые попытки не просто контроля, а критики.

То есть, способов контроля просто нет. Те мягкие, которые есть — через экспертирование, аналитику, критику — мягко говоря, игнорируются.

Если говорить о качестве строительства в России атомных объектов, то можно с уверенностью утверждать, что если бы оно велось во Франции или Финляндии, то было бы остановлено на следующий же день.

Например, в Финляндии французская компания AREVA строит атомный энергоблок, местная надзирающая компания STUK нашла у них свыше тысячи нарушений. Не тот бетон, не тот цемент, отсутствие лицензии у сварщиков. В результате надзирающая компания требует переделки. И AREVA увеличивает срок строительства на три года! Вы можете себе представить подобное у нас?

Представители «Росатома», в свою очередь, подчеркивают: Россия вместе с Германией и Японией составляет тройку мировых лидеров по уровню безопасности атомной энергетики. Правда, из отчетов Ростехнадзора следует: в год на российских АЭС происходит примерно 13 срабатываний аварийной защиты на 31 реактор.

В реакторную зону стреляют стержни, орет сигнализация, народ «в мыле» бежит к трубам. Никто не знает, то ли второй Чернобыль, то ли пронесло. Последние три-четыре года эти 13 срабатываний кочуют из отчета в отчет. Иначе говоря, в среднем раз в два года на каждом реакторе срабатывает аварийная защита…

Тем временем в соответствии с федеральной целевой программой планируется ввести в строй два оставшихся энергоблока Ростовской АЭС — третий в 2014 году, четвертый — в 2016-м.

Наш Ростехнадзор обычно не находит ни одной ошибочки. Все замечательно. А только потом все оказывается очень плачевно. Возьмем Волгодонскую АЭС. Я разговаривал с рабочими там. Одна из главных проблем на АЭС — халатное отношение персонала к работе. На АЭС занято тридцать с лишним организаций-подрядчиков, каждая имеет право нанять еще трех-четырех субподрядчиков. На работу часто набирают жителей соседних деревень. Вместе с украинцами-«гастарбайтерами» и студентами они — очень выгодная рабочая сила: обещают им много, платят мало. Тех, кто отработал полтора-два месяца, увольняют и набирают новых. Рабочие пьют, курят анашу, работают спустя рукава. Волгодонскую АЭС вообще можно сравнить с пороховой бочкой: аварии можно ожидать где угодно и когда угодно.

Проект станции экологически опасен, технически несостоятелен и экономически ущербен. В 1999 году комиссия в составе 56 ученых и специалистов Ростовской области, куда входили инженеры, строители, физики, экологи, обнародовала выводы собственной экспертизы Волгодонской АЭС. Эксперты обратили внимание на высокую вероятность аварии на АЭС из-за возможного разрушения строительных конструкций машинного зала и реакторного отделения. Пришли к выводу: низкое качество изготовления фундаментной плиты, свайных и бетонных работ первого блока может, например, привести к прогибу плиты реакторного отделения, а вместе с этим разорвет трубопроводы и другие важные коммуникации, даст крен сам реактор, а там уже — авария с непредсказуемыми последствиями.

Ученые отмечают недопустимую близость размещения АЭС от Цимлянского водохранилища, которое обеспечивает жителей Ростовской области питьевой водой. В случае серьезной аварии вода будет радиационно загрязнена.

Если говорить о примерах аварий, которые уже были, можно вспомнить Ленинградскую АЭС. Информация о ней всплыла благодаря людям, которые не захотели молчать. Это Сергей Харитонов, который работал там и просто кричал: «Что вы делаете, вы же мину закладываете». Естественно, он был уволен оттуда. В 2000-м году поставили расходомеры воды, аппараты, которые меряют, сколько воды прогоняют через контур охлаждения реактора. Важнейшая деталь. Реактор в аварийном режиме останавливается. Оказалось, что эти расходомеры во время очередного капремонта не ставили новые, а просто протирали керосином старые, при этом фальсифицировали акты приема. Все это прошло через всех начальников. То есть было вовлечено все руководство в эти махинации.

Общественного контроля в России нет. Но и государственного тоже нет. Это я говорю с уверенностью. Есть круговая порука, есть коррупция и все, что угодно. В этой ситуации нет правового поля, где бы действовал независимый, нормальный госконтроль. Я не говорю уже об общественном. Поэтому у Гринписа рычагов контроля нет. Только когда дело приобретает печальный оборот, когда оно выскакивает как шило, которое нельзя спрятать, все начинает всплывать.

Ужасная была ситуация по Зеленой горке в Москве. Речь об истории, когда раскопали ядерный могильник, якобы для реабилитации. Мы туда приехали посмотреть, как это все происходит. Зафиксировали, что радиационный фон повышенный, что вода с колес промывается и выкидывается за пределы площадки. На видео это у нас прекрасно видно. Никакого радиационного контроля грунта нет, машины идут без тентов, работяги в защитных комбинезонах выходят за пределы территории, шляются в них по продуктовым магазинам. Пыль столбом. Так проходит дезактивация радиоактивного участка.

Все это видео мы направили в Ростехнадзор, в Генеральную прокуратуру, еще куда-то.

Что есть хорошего. Когда идет связка с зарубежными проектами, например, с Францией, Голландией. Нам удалось во Франции поднять тему о том, что они сбывают свои радиоактивные отходы в Россию. Мы сделали видеоматериал о том, как это происходит. В итоге во Франции создана специальная комиссия, которая должна изучить эти контракты. Еще годом ранее мы делали общественную компанию совместно с правительством Голландии, чтобы они прекратили посылать свои отходы в Россию. Вот, с этого года они не посылают. Получается, что другие заботятся о нашей с вами радиационной безопасности".

29 сентября 1957 года произошла авария на комбинате «Маяк». Но только в сентябре прошедшего года начали сносить дома старой деревни, стоящей на речке Течи. Ольга Устьянцева, пресс-секретарь приемной депутата Павла Крашенинникова в городе Магнитогорске, в интервью «Свободной прессе» рассказала, как проходит этот процесс:

«741 двор старой деревни сломают, сделав поселение непригодным для проживания. Как высказывал пожелания два года назад министр радиационной и экологической безопасности области Геннадий Подтесов — лучше всего засадить здесь все густым сосновым лесом, чтобы доступа к ядовитой реке не было.

В том ли была логика действия той, двухгодовалой давности, компании, инициированной «Росатомом»?

Начать надо с того, что вокруг этого места на карте Челябинской области ходили самые разные легенды: и животные, мол, там рождаются — мутанты, и люди тяжело болеют из-за радиации. Однако были и другие сведения. Так, рассказывают, что приехавшие еще в начале восьмидесятых в деревню ученые из Японии стали замерять уровень радиации у самой реки. Там он действительно зашкаливал. А вот уже в 50 метрах от водоема «жить можно» — произнесли исследователи.

Однако нельзя заходить в реку, купаться, нельзя выгуливать скот в пойме реки и скашивать там траву… Японцы предлагали требовать у властей постройки бассейна, организации водопоя для скота, чтоб питать животных вне зависимости от реки, но эта схема не была реализована. Да и муслюмовцы не понимали: как это? Жить у реки и не купаться? И за скотом непрерывно глядеть? Наверное, в Японии больше думали о привязке к родным местам и корням, о здоровье. А у нас — о беззаботной жизни…

Действительно, поговаривали о том, что на селе многих устраивали те денежные компенсации, что выплачивали людям как проживающим на пораженной территории. Живых-то денег на селе никогда в избытке не было. А тут — реальные средства для проживания.

В мифах о рождении мутантов тоже наблюдалась вариативность: так, доктор исторических наук Владимир Новоселов указывает, что болезни селян были вызваны не столько радиацией, сколько, увы, алкоголизмом. И близкородственными браками. Новых людей в селе не прибывало, а те немногие, что оставались там жить, соединяли свои судьбы — в силу чего и нарастали генетические болезни у новорожденных детей.

Как бы то ни было, к пятидесятилетию аварии на «Маяке» сотрудники федерального агентства по атомной энергии и лично Сергей Кириенко, как глава этой организации проявили особо заинтересованное отношение к проблеме. Деревню решено было расселить. Как искупление исторической вины. Как очередной шаг на пути к экологичности деятельности компании высокого риска. В начале 2006 года «Росатом» выделил на реализацию этих целей 600 млн рублей. Еще 450 млн нашли в областном бюджете.

У жителей Муслюмово решено было выкупать дома как шаг к полной ликвидации старой деревни. Вернее, задача формировалась как полное выселение жильцов из Муслюмово. А уж выбор у людей был. Они могли получить один миллион рублей на каждый дом, находящийся в собственности. Первые тридцать семей получили по миллиону уже в марте 2007-го…

Деньги предполагались для того, чтобы в последующем купить жилье в любом другом населенном пункте. Не все желали уезжать с насиженных мест, да и ситуация в разных семьях складывалась по-разному: в части домов были зарегистрированы большое количество граждан, для которых предлагаемой в качестве компенсации суммы хватало на покупку не более чем однокомнатной квартиры в одном из городов области. А как в ней помещаться?

Для тех, кто был привязан к корням или обременен большим числом домочадцев, предложили иной вариант — в нескольких километрах от старого села построили поселок Новомуслюмово. Там власти обещали возвести все необходимые социальные сооружения, включая школу и больницу. Людям же предлагалось получить дом в Новомуслюмово взамен старого дома. Такой выбор сделали около 300 семей.

Переселения ждали давно. Но часть граждан восприняла акцию «Росатома» как повод для личного обогащения. Годами стоящие заброшенными дома вдруг объявлялись жилыми. Заслышав о вожделенном миллионе, в деревню возвращались те, кто уже давно отсюда уехал. Домами пытались объявить и сарай, и бани…

В итоге кроме ранее насчитанных 740 дворов объявилось чуть ли не 850. Комиссией по переселению было принято решение первоначально решить судьбы старых и устоявшихся дворов, а уж с остальными стали разбираться в индивидуальном порядке.

Добавляли проблем и представители разных общественных организаций. Кто-то реально работал или желал работать в пользу людей. А кто-то решал задачи собственного обогащения. И в прежние-то времена, на деньги самых разных зарубежных грантодателей, работали около Муслюмов разные «темные» люди. А тут уж, конечно, их прибавилось. И стихийные митинги, и газеты. Некоторые, правда, заявлялись тиражом в 10 тысяч экземпляров, а печатались — всего в 10. Для отчета перед тем, кто дал деньги по гранту.

Великое число возжелало приобщиться к акции переселения. Некто затеял даже и митинг: саботировать это переселение, ибо скоро начнет работать государственная программа, по которой условия будут гораздо более выгодными людям. Меж тем, ни о какой государственной программе речи не шло.

Тем не менее ситуация не остановилась, и расселение произошло. Части людей стало лучше. Спасено ли Муслюмово — наверное, да. Но решена ли экологическая проблема в нашей области? Тут мнения расходятся. В части публикаций тех лет вспоминают, что при сливе отходов с комбината еще до аварии были загрязнены огромные территории. А на дне озера Карачай образовалась линза, которая по сей день излучает всего лишь в треть меньше, чем при аварии на Чернобылской АЭС…

Так ли оно — достоверных сведений нет. Или, по крайней мере, они не являются широкодоступными".