Собчак в подполье

В очередную годовщину путча принято вспоминать Белый дом и баррикады. А чем запомнился этот день в Петербурге? Как путч 1991 года отразился на судьбах петербуржцев (тогда еще ленинградцев)? «Свободная пресса» публикует очередную главу из книги очевидца и участника тех событий, известного подводника Александра Лескова.

«Я бы, возможно, и не обратил внимания на лебединые танцы по телевизору, если бы не перепуганный до крайности Ходырев (в ту пору недавний председатель исполкома Ленгорсовета), у которого в отличие от Янаева, тряслись не только руки, но и ноги…

− Владимир Яковлевич, налейте стакан и успокойтесь…

− Ты не понимаешь всей страшной опасности… это же Варфоломеевская ночь для коммунистов!

− А вам-то что? Если не ошибаюсь, вы свой партбилет уже давным-давно поменяли на мальтийский крестик и исправно платите членские взносы в масонскую ложу…

− Сейчас не до твоих идиотских шуток… надо спасаться. Лев, звони срочно в Смольный, что там у них нового?

Преданный до основания вспотевшей лысины Лебедев, отчаянно накручивал диск «вертушки»…

− Никто не снимает трубку… Собчак прячется в подполье между Москвой и Питером, и они не знают, что делать…

− Звоните Щербакову, наконец,… Надо же выяснить − что творится? − возопил Владимир Яковлевич, не переносивший непредвиденных ситуаций.

− Я сам позвоню,− и я направился к себе в кабинет выяснять расстановку политических сил в России на очередной многострадальный августовский день.

***

В Мариинском дворце по требованию депутатов был создан штаб по борьбе с контрреволюцией. Осторожный контр-адмирал (еще не изгнанный Собчаком в отставку и пребывавший на посту первого зама) господин Щербаков назначил на всякий случай начальником штаба своего бывшего командующего первой флотилией атомных подводных лодок Северного Флота Героя Советского Союза вице-адмирала Чернова Евгения Дмитриевича. Боевой адмирал Чернов, не мешкая, приказал сыграть сигнал боевой тревоги и вызвать на корабль (то бишь в Мариинский дворец) с берега весь личный состав. Первыми под руку попались вице-адмирал Храмцов, возглавлявший на тот момент интендантскую службу эксплуатации дворца, и я, запасной флотский офицер, не вовремя позвонивший в приемную Щербакова.

Штаб засел в кабинете первого зама. Гражданское общество в штабе представляли личный товарищ Щербакова, директор какого-то психологического центра, и прихваченный мной по пути знакомый депутат Ершов.

Герой Советского Союза и начальник штаба с мрачным видом мерил шагами длинный кабинет Щербакова.

− Ну, и чего будем делать? − упорно повторял деятельный Евгений Дмитриевич после каждых отмеренных ста шагов,− не сидеть же нам, бл…, просто сложа руки…

Щербаков, у которого детские розовые щечки от переживаний за судьбу городского населения и свою личную стали пунцовыми, так же упорно отвечал одно и тоже:

− Мы не имеем права ничего предпринимать пока Толя (Собчак) не объявится…

Чернов еще более помрачнел.

− А если твой Толя вообще отправился к…,− дальше следовало упоминание о возможных родителях Собчака,− нам так и ждать, сложа руки?

— А вы что предлагаете, Евгений Дмитриевич? — спрашиваю обожаемого с флотских времен комдива.

− Вот что… Я думаю − надо выступить перед народом… Поднять его, организовать…

− Никого никуда поднимать не надо,− меланхолично заметил невозмутимый Ершов,− массы сами с огромным удовольствием начинают строить баррикады и уже завалили два троллейбуса, перегородив дорогу через Гривцов переулок…

− Не надо никому выступать, не надо ничего строить,− взволнованно заверещал Щербаков,− пока Толя не появится…

Повышенные визгливые нотки прорезали слуховой аппарат у адмирала Храмцова и, услышав последнюю фразу, он тут же высказал свое отношение к появлению Собчака в тех же самых выражениях, что и Чернов.

Я понял, что Северный Флот крупно недолюбливал первое лицо города-героя Ленинграда.

− Ходят слухи,− вкрадчиво переменил тему психологический директор,− что командующий ЛенВо приказал псковской дивизии направить в Ленинград танки…

− Не может быть…− пунцовые щечки Щербакова испуганно поползли вниз и начали менять свой цвет в сторону детского поноса.

− Чего ждать? − я встал из-за длинного зеленого стола и направился к выставке телефонных аппаратов на боком столике у Щербакова,− сейчас позвоним Самсонову и все выясним…

− Нет! Ни в коем случае! − Щербаков прикрыл обеими руками любимое телефонное войско,− пока Толя не появится…

Чернов плюнул в камин и снова замельтешил по кабинету.

Так и просидели до конца дня, обмениваясь скудными фразами, в ожидании появления Толи из подполья.

На прощанье Чернов приказал всем завтра явиться во дворец к подъему Флага и в парадной форме.

− При кортике? − поинтересовался я.

− Ну, разумеется,− снисходительно кивнул убеленной сединами адмиральской головой начальник штаба по подавлению путча.

− Все ясно, — сказал я, − последний парад наступает. Надо одевать чистые трусы и носки…

***

Но назавтра господин Ельцин залез на броневик, предал анафеме вскормившую его родную коммунистическую партию… А к концу дня в Ленинграде появился из подполья слегка взбледнувший после пережитых событий, председатель городского Совета Анатолий Александрович Собчак, на радостях переименовавший город-герой в Санкт-Петербург и объявивший себя мэром. Господин Ельцин стал президентом и выкинул новый сногсшибательный лозунг: «Берите власть, кто сколько сможет унести в руках!». Новому курсу страшно обрадовались бандиты, чеченцы и главы всевозможных регионов − от краев и областей до республик. Все кинулись хватать власть, поняв призыв дословно, в свои собственные руки! Держава прекратила существование".

Фото [*]