Латифундия Кущевская и эскадроны смерти по-русски

Внимание к криминальным происшествиям на Кубани привлёк случай в станице Кущёвской, в которой от рук преступников в одну ночь погибли 12 человек. Сейчас 12 членов «банды Сергея Цапка», которого обвиняют в организации этого преступления, задержаны.

Накануне, 30 ноября волей президента России Дмитрия Медведева своего поста лишился глава ГУВД края Сергей Кучерук. Об этом президент сообщил в ходе выступления перед Федеральным собранием Российской Федерации.

Генерал-лейтенанта милиции тоже можно назвать жертвой станицы Кущёвской. Очевидно, что вместе с должностью милиции он потеряет очень много. Хотя, как отметил в своём микроблоге бывший префект Северного округа Москвы Олег Митволь, не всё: «Нач[альник] ГУВД Краснодарского края сегодня плавно перемещается в рейтинг Форбса. Интересно, а кто богаче — нач. ГУВД Краснодарского края или Билл Гейтс?»

Генерал-лейтенант пострадал за милицию в целом — президент покритиковал её за «расхлябанность в деятельности правоохранительных и других властных органов, зачастую их прямое сращивание с криминалом». Насколько конкретно он виноват в том, что банда Сергея Цапка десятилетиями властвовала в Кущёвской, установить вряд ли удастся.

Сергей Кучерук, конечно, не создатель банды Цапка и не его высокий покровитель. Генерал-лейтенант — всего лишь элемент системы, уже неоднократно встречавшейся в мировой истории. Самые известный пример — это латифундии Латинской Америки, которые формировались при попустительстве или прямой помощи правых хунт 60-х годов прошлого века. Стоит отметить, что в России этот процесс протекает до поры в относительно лёгкой форме — огромные сельхозпредприятия с полурабским трудом только-только начали появляться в чернозёмных областях. Молочные фермы и поля с зерновыми латифундиста Цапка даже несколько опередили время.

В Колумбии, где движение паламилитарес фактически оформлялось на официальном уровне, изначальной целью создания отрядов вооружённых головорезов объявлялась «борьба с внутренним врагом» — коммунистами, «подрывными элементами» или партизанами. В рамках данной стратегии в начале 60-х годов военные советники США рекомендовали создать «организации антитеррористического типа» для «борьбы с коммунизмом».

Однако очень быстро этот инструмент в своих целях стали использовать крупные землевладельцы и ресурсодобывающие компании. Неявной целью преступных акций «эскадронов смерти» является запугивание населения для создания в стране атмосферы страха — с тем, чтобы добиться уничтожения общественных, политических, профсоюзных и правозащитных организаций и помешать свободному выражению социального недовольства. Кроме того, такие эскадроны — «эффективная форма принуждения к труду».

К настоящему моменту можно уверенно утверждать, что «эскадроны смерти» были созданы с явной целью охраны политических интересов, экономических проектов (добыча полезных ископаемых, например, нефти и угля) и защиты интересов латифундистов и наркоторговцев, утверждается в исследовании «Феномен „эскадронов смерти“ и вооружённый конфликт в Колумбии» (цитируется по переводу сайта Скепсис.ру).

Использование «эскадронов смерти» продолжилось и после того, как маккартистская антикоммунистическая риторика потеряла актуальность. Камило Руэда Наварро, редактор агентства «Сельская пресса», считает, что в рамках стратегии «либерализации экономики» в 90-е годы всё, не исключая и вооружённые структуры, было отдано на откуп частному капиталу: «По этой причине традиционные силовые структуры также оказались приватизированы. В результате в частном секторе появились военные структуры — уже без той политической мотивации, что была ранее. „Эскадроны смерти“, являясь частью военной стратегии Вооружённых сил Колумбии, постепенно превратились в частнособственнический инструмент насилия, который служит только тем, кто его финансирует».

Наварро утверждает, что борьба с повстанцами уже не является целью — ни политической, ни стратегической — существования «эскадронов смерти». Их поведение определяется местными и стратегическими интересами финансирующего их капитала. Их функция — поддержание социально-экономического порядка, основанного на системе латифундий.

«„Эскадроны смерти“ не смогли бы приобрести свой нынешний размах, если бы они не были связаны с процессами накопления капитала в крупных масштабах, такими, как добыча полезных ископаемых и наркоторговля, — утверждает Наварро. — В этой связи можно рассматривать феномен „эскадронов смерти“ последних лет как расширение зоны контроля частного капитала — легального и нелегального — над территориями и природными ресурсами. „Эскадроны смерти“, тесно связанные с владельцами разработок изумрудов, нефти и золота, уже не являются исполнителями антиповстанческой стратегии государства. Они превратились в самостоятельную сторону конфликта, с собственными интересами и растущими претензиями».

Жестокость, подобная творившейся в станице Кущёвской, тоже не новинка — она описывалась латиноамериканскими авторами. «В середине 1994 года меня послали на курсы в „Поместье 35“ в Эль-Томате, Антиокия, где находился тренировочный лагерь», — говорит в своих показаниях бывший боевик «эскадрона смерти» Франсиско Энрике Вильальба Эрнандес (он же Кристиан Баррето), один из участников резни в Эль-Аро.

Вильальба утверждает, что в качестве «расходного материала» при обучении использовали крестьян, собранных из захваченных «эскадронами смерти» окрестных селений. «Это были люди в возрасте, которых связанными привозили в грузовиках», — рассказывает он.

Жертвы прибывали в крытых грузовых машинах. Их выводили со связанными руками и помещали в камеры, где держали запертыми в течение несколько дней до начала «тренировок».

Занятия называли «воспитанием смелости»: схваченных крестьян разбивали на четыре или пять групп и «затем их расчленяли», — говорит Вильальба в своих показаниях.

«Инструктор тебе говорил: „Ты встанешь здесь, он — вон там, и будете обеспечивать безопасность того, кто работает“. Каждый раз, когда захватывается деревня и собираются кого-то расчленять, необходимо обеспечивать безопасность тех, кто этим занимается».

Из камер женщин и мужчин выводили в нижнем белье. Со связанными руками их пригоняли туда, где ждал инструктор, дававший первые указания.

«Инструкции были следующими: отрубить руку, отрубить голову, разделать живьём на части. Крестьяне плакали и просили, чтобы их пощадили, говорили, что у них дети».

Вильальба так описывает этот процесс:

«Людей вскрывали от груди до живота и доставали внутренности, потроха. Им отрубали ноги, руки и голову. Это делали в помощью мачете или большого ножа. Остальное — потроха — руками. Мы, курсанты, доставали кишки».

Эти тренировки требовались для «воспитания смелости» и для обучения тому, как избавляться от людей. Тренировались ли для смелости бандиты из Кущёвской, неизвестно — впрочем, местные жители сообщали о десятках нерасследованных и незарегистрированных случаев избиений, изнасилований и убийств (случаев изнасилования — это уже известно — в Кущевской было более 220-ти). В ту ночь, когда преступники с латиноамериканской жестокостью умертвили 12 человек, в том числе женщин и детей, ни у одного из исполнителей рука не дрогнула.

Понятно, что в таких условиях местное население не могло себя защитить, как законными, так и противозаконными методами. Единственная сила, которая противостояла парамилитарес — вооружённые красные партизаны FARC — сами связаны с наркобаронами и получают деньги примерно из тех же источников, что и мясники «эскадронов». Получается, что и в Кущевской эффективно противостоять банде Цапка могли точно такие же банды, только с марксистской или маоистской идеологией.

В странах Латинской Америки идеологической основой создания «эскадронов смерти» был антикоммунизм. В России всевластие ресурсных баронов оправдывается «менталитетом населения». Тот же Сергей Цапок, помимо занятий «бизнесом» и «политикой», написал научный труд, где описывал своё видение картины сельского мира на юге России.

В 2009 году он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Социокультурные особенности образа жизни и ценности современного сельского жителя». С авторефератом этой работы можно ознакомится, в частности, здесь. По сути, эта работа — цельная правоконсервативная программа, с опорой на «традиционные ценности», осторожным оправданием воровства и повседневного насилия, оправданием пьянства как попытки «отторжения современной реальности»:

«Парадигмальной основой формирования базовых ценностей сельского образа жизни являются специфика сельскохозяйственной деятельности, и прежде всего земледельческого труда, а также характер социальных взаимодействий (близкая социальная дистанция и преобладание личных персонифицированных контактов)», — считает Сергей Цапок.

«Результатом столкновения тенденций (традиционного уклада и современной экономики — „СП“) становится парадоксальность их актуального состояния — собственность на землю сочетается с бесхозяйственностью и равнодушием к земле, коллективизм с неспособностью к кооперации, индивидуализм с патерналистическими ориентациями».

«Семейные и родственные каналы оказания поддержки и помощи на селе более значимы в силу низкой доходности сельского труда и низкой рентабельности сферы бытовых услуг, что способствует усилению тенденции автаркии сельских семейно-родственных домохозяйств. Противоречием аксиосистемы селян выступает стремление к идеальной модели, близкой православной при высоком накале семейного насилия (побои супругов, скандалы, паразитизм одного из супругов)».

«Анализ форм девиантного поведения сельских жителей обнаруживает ценностную двойственность этого явления. С одной стороны, девиации выступают формой адаптации селян к изменениям внешних условий хозяйствования и направлены на реализацию земледельческих практик как базовых форм жизнеобеспечения. Такова реакция селян на множественные волны насильственной модернизации. Рассматриваемое в этом ключе воровство из коллективного хозяйства — одна из практик, обеспечивающих функционирование единого комплекса крестьянского хозяйства, эффективность которого обеспечивается симбиотическим существованием колхозного двора и крестьянского подворья».

«Средством модернизации сельского образа жизни выступает активное «навязывание» сельским жителям (посредством СМИ, рекламы, школьного воспитания, социальной пропаганды) ценностей социального успеха и рыночных, предпринимательских практик — инновационная активность, готовность к деятельности в условиях риска, стремление к максимизации потребления и внедрение потребительских стандартов развитого общества. Данные ценности и практики противоречат консервативным земледельческим занятиям, имеют ограниченный сектор реализации в сельском мире по объективным причинам.

Отсутствие легального поля реализации модернизированых ценностей в полном объеме формирует поток «беженцев» в город и толкает в безудержное пьянство оставшихся в деревне".

«Перспективы укрепления сельского образа жизни заключаются в умеренной и осторожной модернизации села на основе развития духовных ценностей — ценностей патриотизма, общечеловеческой и религиозной нравственности, семейных ценностей (прежде всего родительства), ценностей экологии проживания».

«Особенности крестьянского хозяйствования определяют такие черты крестьянства, как своеобразный патернализм, т.е. готовность принять поддержку более крупных хозяйственных или властных структур, и отчаянное сопротивление административной регламентации труда».

«Стремление селян работать в коллективе на крупных предприятиях вместо кооперации собственных усилий и усилий других собственников земельного и имущественного пая является не только следствием объективных причин (низкая ресурсная оснащенность собственников), но и проявлением еще одного парадокса ценностного сознания российских крестьян — взаимодействия ценностей коллективизма и индивидуализма. Селяне ценят преимущества работы в коллективе, поддержку коллектива».

Впрочем, вполне вероятно, что этот научный труд Сергей Цапок, как и многие его коллеги — «эффективные менеджеры», не писал самостоятельно, а заказал человеку, профессионально занимающемуся изготовлением подобных работ.

«У меня достаточно намётанный взгляд на эти вещи. По моей оценке, писал профессионал, не Цапок. Манера изложения отработанная, как, например, у остепененного вузовского преподавателя. Сам он мог туда что-нибудь добавить. Но естественно, это предположение», — считает обнаруживший этот труд Юрий Чернышов, директор Алтайской школы политических исследований.

«Там проскальзывают какие-то отдельные странные выводы, которые, возможно, принадлежат Цапку. Например, оправдание воровства. Когда человек пишет кандидатскую, он думает о том, чтобы в работе не к чему было придраться. Поэтому он избегает спорных, привлекающих лишнее внимание суждений. Наверное, Сергей Цапок как-то задумывался над тем, что делает, и отчасти пытался оправдать то, чем занимался», — говорит Чернышов.

Руководитель Центра этнополитических и региональных исследований Эмиль Паин называет образования, подобные сложившимся в станице Кущёвской, «анклавами». Территории, где единственный закон — это местных криминальный авторитет, для России 90-х были не в диковинку. В 2000-х практика де-факто была приведена к де-юре — бывшие бандиты легализовали свой бизнес, пошли во власть, обросли официальными регалиями, продвинули на должности «нужных людей», и стали неприкосновенными.

«Банда Цапка — это локальное проявление общероссийской тенденции. В Краснодарском крае очень сложный этнический состав населения, есть межэтническая напряжённость. Есть казачество, которое достаточно часто прибегало к силовым мерам. Планка терпимости по отношению к насилию там всё же несколько ниже, чем в других регионах. Вероятно, это и сказалось. Если вспомнить советское время, то именно там были очень громкие коррупционные дела. Там роль денег всегда была выше, чем, скажем, в Сибири», — дополняет Юрий Чернышов.

«Общая тенденция в том, что у нас общество оказалось отделено от власти, нет каналов обратной связи, нет инструментов. Ведь люди пытались подавать сигналы, что происходит насилие, убийства. Но всё это игнорировалось, потому что уже сложилась коррупционная связка между бандой и правоохранительными органами. Люди ничего не могли сделать до тех пор, пока не произошло событие, которое невозможно было скрыть», — считает политолог.

Следующий этап развития таких «анклавов» — это переход от криминальной эксплуатации населения к прямому рабовладению. Эту стадию проходила и Латинская Америка, полнится такими случаями и Россия. Скажем, в Приморском крае пограничники отлавливают китайцев, пересекающих российско-китайскую границу — но не из Китая в нашу страну, а наоборот. Люди бегут на родину, спасая себя из неволи:

«В последние годы пограничникам приходится сталкиваться с ситуацией, когда с сельхозпредприятий, расположенных в приграничье и использующих труд иностранцев, сбегают работники, — рассказывает руководитель пресс-группы Пограничного управления ФСБ РФ по Приморью Наталья Рондалева. — Причин тому много: тяжелый многочасовой низкооплачиваемый труд, отсутствие нормального питания, бытовых условий, конфликтные ситуации, физическое насилие, обман во время расчета».

В этом году в Астрахани суду удалось доказать вину рабовладельцев, заманивших к себе в хозяйство гастарбайтеров из Узбекистана:

«Осуждены директор ООО „Ластра“ Александр Ларин, его сын Кирилл Ларин и водитель фирмы Хагани Ахундов. Они признаны виновными в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 127.2 УК РФ (использование рабского труда в отношении двух и более лиц, с применением насилия и угрозой его применения, с изъятием документов, удостоверяющих личность). В феврале 2009 года указанные лица привезли в Астраханскую область 16 граждан Узбекистана под обманным предлогом трудоустройства в ООО „Ластра“, которое занимается растениеводством и выращиванием сельскохозяйственных культур», — сообщала пресс-служба областной прокуратуры.

Сколько ещё таких хозяйств по всей России — неизвестно. Автору статьи довелось присутствовать при аресте наркоторговцев в цыганском поселке Зубчаниновка (входит в состав города Самары) — те держали несколько рабов, эксплуатируя их как дворовую прислугу.

Все эти факты широко известны, однако, население не склонно к их осмыслению и не пытается делать соответствующих выводов — считают политологи. Основой социальных отношений остаётся позиция «моя хата с краю». Именно подобная социальная апатия и пессимизм позволяет «цапкам» устанавливать свои порядки по всей стране.

Более того, нередко самое сельское население охотно участвует в незаконных практиках своих хозяев. Газета «Мир новостей» описывает такой случай в Липецкой области, где одна семья фермеров держала в рабстве до 10 человек. Рабы не только трудились на полях, фермах своих хозяев, но их сдавали и в аренду простым жителям села.

«Семья Б. своих работников… в аренду сдавала знакомым, — проговорился один из власовцев.

— А каким знакомым?

— Ну нашим же, деревенским… Ну и в другие поселки тоже отдавали.

— Стало быть, зарабатывали на них?

— Не знаю, чего они там зарабатывали. Ну так, по дружбе…

Так, быть может, вот она, причина защиты жителями фермерской семьи? Оказывается, работников сдавали в аренду! Словно сельхозтехнику… А теперь, после возбуждения прокуратурой уголовного дела, люди просто опасаются сами быть привлеченными к ответственности? Что же получается?! В обычной российской деревушке рабов не только держали, но еще и продавали? И все об этом знали? И молчали?!"

«Если сейчас откроется что-то совершенно чудовищное про первых лиц, например, что они едят детей, с неопровержимыми доказательствами — всё равно ничего не произойдёт», — говорит Юрий Чернышов.

«Это началось в 1991 году, даже раньше, — констатирует публицист Александр Проханов — Когда государство начало уходить отовсюду. В сферы, которые оставались пустыми, приходил рынок. А рынок в ту пору был криминальным. Захватив пустоты, рынок не смог управлять огромными пространствами России. И рынок начал восстанавливать государство. И восстановил его по своим законом. Так и сложилась эта уникальная иерархия — по всей стране».

Олигархическо-криминальная система складывалась в России сама по себе, а не насаждалась сверху, считает писатель. Это был естественный процесс, результат которого ещё предстоит анализировать.

«Эта система — она непознана, она загадочна» — говорит Александр Проханов. — О ней нельзя говорить как о чём-то понятном. Загадка прежде всего в том, имеет ли эта система «живую молекулу», какой-то отросток, от которого могла бы начаться коррекция. Если нет такой молекулы — мы обречены на саморазрушение и гниение".

Кстати, если опять оперировать опытом Латинской Америки, то можно прогнозировать дальнейшее развитие (скорее, регресс) социально-экономических отношений в России. Латифундии, подобно в станице Кущевской, вырастут как грибы по всей черноземной России — где сосредоточены большие сельские трудовые ресурсы (вымирающие и малолюдные Нечерноземье и Сибирь с точки зрения «эффективности» по подпадут под этот процесс). Затем окажется, что местные сельчане, как и описывал Цапок в своей кандидатской диссертации, не слишком трудолюбивы и вообще затратны — и латифундисты станут заменять их рабами (из Китая или Средней Азии).

Дальше — либо возникновение по типу латиноамериканских марксистских или маоистских партизанских отрядов, ведущих бесконечную борьбу с латифундистами. Либо — как в США в XIX веке — разделение страны на южную, рабовладельческую, и северную, свободную, части. Гражданская война и победа в ней белой цивилизации.

Фото Михаила Мордасова Живая Кубань