Тайна судебного следствия

Началась вторая неделя суда над Юсупом Темерхановым, который, по версии следствия, убил Юрия Буданова. Хотел начать описывать свои впечатления, как это принято. Судья вошел, все встали, адвокат заявил ходатайство, прокуратура возражала, судья отклонил, вошли присяжные и началось… И вдруг понял: погружаюсь в какое-то тоскливое мыло, от которого два года назад сам еле отмылся. И мыло-то даже не хозяйственное, цвета бледного, но без дурных ассоциаций, словно прокурорская форма, без резких запахов и даже с каким-то сладковатым душком гуманности и справедливости.

Судья — интеллигентный, без кармических признаков злобного идиота, с легким шармом застенчивости, эдакий голубой воришка, краснеющий и оправдывающийся, пойманный защитой на очередной глупости. На моем пути такие не попадались. За несколько лет тюрьмы и судов по обвинению в покушении на Чубайса мне, привыкшему к клеткам и загонам, сложно аплодировать басманному племени, даже вне зависимости — кого они судят. Однако, преисполненный гражданским долгом, я шел на процесс, словно на очередную Кондопогу.

Казалось, куда уж проще. Есть убийца-чеченец русского полковника, который мстил за отца, Эльзу Кунгаеву и свой народ. Есть процесс, который должен расколоть общество примерно там, где русские регионы граничат с Северным Кавказом. Чеченские радикалы против русских патриотов, как сто лет назад еврейская интеллигенция против опять-таки русских патриотов в деле Бейлиса. Но азарт объективности все же взял верх над политическими взглядами.

Итак, первое заседание с участием присяжных. Всего было отобрано 12 основных и 11 запасных народных судей, что делает практически невозможным развал коллегии. В начале двенадцатого в зал приглашаются участники и зрители. По залу уже нежным бризом веет краса и гордость Генпрокуратуры Мария Эдуардовна Семененко, ведущий специалист по работе с народными судьями. Приятная южнорусская внешность, оттененная азиатским загаром и нарисованными бровями, открытое лицо, лучистый взгляд и искренняя улыбка, подкупают даже изнывающих в «банках» подсудимых. Госпожа прокурор дефилирует перед скамьей и зрителями на толстых платформах и высоких шпильках, ибо не должно Фемиде каждый раз задирать голову, чтобы заглядывать в преступные души. Обвинению надо бы парить, но Конституционный суд пока еще не внес поправки в закон притяжения в пользу прокурорского сословия, заставляя полковника юстиции мозолить ноги как на клубных дискотеках. Бриллиантовые украшения — клейма женского успеха, благоразумно сняты, дабы не обострять классовую изжогу у присяжных дам.

Между тем, заводят подсудимого Юсупа Темерханова. Худощавый, выше среднего, одетый в аккуратный выглаженный костюм цвета жидкого какао, на размер больше нужного, исключающий претензии на щегольство. И дорогие туфли на шнурках, как мне показалось! Маленькое лирическое отступление. Когда мне довелось посетить внутреннюю тюрьму Петровки 38, первым делом мне изуродовали ботинки, выломав металлические супинаторы. Туфли на шнурках — запрещенная роскошь. Прическа подсудимого, придающая ему шарм чудаковатого поэта, тщательно уложена назад, обнажает широкий лоб c глубокой залысиной и коротко стриженые виски. Движения Темерханова медлительны, словно скованы хроническим нездоровьем. Он спокоен и сдержан. Взгляд пуст от бравады и грусти, но не погашен. Иными словами, идеальный образ «жертвы полицейского произвола». Чувствуется рука хорошего психолога. Вдоль «аквариума» тут же вытягивается адвокатский строй. Такого представительства я не встречал даже в процессах над олигархами. Сдержанные приветствия клиента и еле слышный вопрос адвоката Мусаева: «Трость не взял?». Клиент бурчит неразборчиво, досадно отмахиваясь рукой. Видимо, не пропустила медчасть изолятора.

Всего защитников у предполагаемого убийцы Буданова пятеро: два чеченца, еврей, русский и женщина. Главный адвокат Темерханова Мурад Мусаев, представлявший потерпевших по делу Ульмана, защищавший иностранных студентов-хасидов в Ростове-на-Дону, фигурантов дела по убийству Политковской и подозреваемого в растлении своих учениц музыканта Рябова.

Сторона обвинения выглядит более скромно: в подспорье у прокурорши Маши прокуреныш Вова, ярко выраженная жертва школьного насилия, выбравшая стезю репрессивной службы, чтобы условно мстить своим злобным кретинам-одноклассникам. Жеваная форма висит на гособвинителе как на пленном ефрейторе Вермахта. Голову по привычке он все еще жмет в плечи, словно ожидая подзатыльника от соседа по парте. Лицо прокурора пронырливо и боязливо, несмотря на хозяйские полномочия. Потерпевшим по делу признан сын погибшего Валерий Буданов, участвующий в процессе вместе со своим адвокатом.

Первое ходатайство Мусаева — требование выпроводить из зала оперативника, зрителем пристроившегося среди журналистов. Пространность мысли о недопустимости «оперативного сопровождения процесса», возможность допроса его в качестве свидетеля, как ни странно, находит отклик у судьи. Возражения прокурора игнорируются. Ходатайство защиты удовлетворено — товарищ в штатском покидает зал. Далее идут стандартно-бестолковые ходатайства защиты об исключении доказательств: признание недопустимым протокола обыска в жилище подсудимого, образцов для сравнительного анализа и т. п.

В зал приглашают присяжных, ряды которых сразу не досчитывают двоих. Одного основного и одного запасного. На груди народных судей бейджики с цифрой, соответствующей номерам стульев, которые они должны занять.

К трибуне выходит Семененко, голос твердый, я бы сказал — смачно твердый. Текст помнит слабо, но читает с выражением и расстановкой, иногда промахиваясь в интонациях. Сия проза по структуре, мысли, логике и слогу годится для какой-нибудь экспертизы по эксгумации, но не для скамьи с живыми людьми, искренне пытающимися постичь смысл происходящего. С первых слов прокурора зритель потерялся. Казалось, либо мы ошиблись залом, либо обвинение напутало с делами. Семененко долго и страстно рассказывала присяжным об убийстве отца обвиняемого в 2000 г. тремя контрактниками.

Цитирую дословно: «Итак, само обвинение. В ночь с 12 на 13 февраля 2000 г. в селе Елдоган Курчалоевского района Чеченской республики трое неустановленных военнослужащих войсковой части 73−881, привлеченные для проведения контртеррористической операции в ходе возникшего на бытовой почве конфликта с использованием огнестрельного оружия — автомата АК — 74, совершили умышленное убийство отца Темерханова по фамилии Гагалов Шамиль Ибрагимович, а также путем поджога уничтожили принадлежащее ему кафе, расположенное в данном селе, и припаркованный около кафе автомобиль ВАЗ 21−06. По данному факту 11 марта 2000 года было возбуждено уголовное дело, которое 4 декабря 2007 года приостановлено за неустановлением лица, которое это совершило. В период времени с 30 сентября 1999 года по 16 апреля 2009 г. на основании указа президента РФ от 22 сентября 1999 г. номер 2155с, который называется о мерах по повышению эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказкого региона Российской Федерации…».

Потом шел рассказ об убийстве Будановым Эльзы Кунгаевой, что сделало полковника «наиболее ярким представителем той социальной группе военнослужащих, к которой Темерханов испытывал ненависть и вражду». Вот и весь мотив для убийства! Интересно, а почему, когда судили нас за покушение на Чубайса, прокурор не стал рассказывать про уголовные дела, возбужденные и закрытые против нашего терпилы и сотоварищей, про результаты проверок Счетной палаты об уничтожении обороноспособности, промышленности и т. д. Чем дальше я слушал вступительное слово обвинения, тем больше меня терзали сомнения в адекватности прокуратуры.

Итак, в 2000 году убивают отца Темерханова, после чего он решает мстить всей «социальной группе» военнослужащих, во исполнение мести спустя четыре года подсудимый меняет паспорт. Цитирую прокурора: «Итак, конспирация. Темерханов с целью изменения данных о своей личности не позднее 12 февраля 2004 г. обратился в отдел внутренних дел города Аргун Чеченской республики с заявлением о документировании его паспортом гражданина Российской Федерации на имя Сулейманова Магомеда Махмудовича в обмен предоставленного им паспорта гражданина СССР. 12 февраля 2004 г. Темерханов был документирован паспортом гражданина Российской Федерации на имя Сулейманова Магомеда Махмудовича, 3 февраля 1970 года рождения, уроженца села Ведено Веденского района Чеченской республики с фотографией Темерханова». А в итоге, по мнению следствия, он в одиночку отомстил спустя 11 лет. Для этого он приобрел перебитый новый Лансер и ствол с глушителем. С «неустановленными» товарищами следил за полковником, знал его распорядок дня, адреса работы и место жительства, но расстрелять Буданова решил, опять-таки, по мнению следствия, спонтанно, средь бела дня на Комсомольском проспекте.

Естественно, что после столь странной речи прокурора адвокат Темерханова был крайне убедителен: «Уважаемые присяжные заседатели! Я слушал государственного обвинителя и пытался сосчитать логические браки в том обвинении, которое были озвучены. Я вам назову несколько. Если немного сократить фабулу обвинения, предъявленного моему подзащитному, получается следующее. В 2000-м г. в феврале месяце был убит его отец, а в 2004 г. он решил за отца отомстить и получил поддельный паспорт, в 2011 г. он, видите ли, отомстил. При этом действовал он не из каких-то иных побуждений, а из ненависти к социальной группе военнослужащих, исполнявших свой долг в ходе контртеррористической операции на территории Чеченской республики. То есть с 2000 года по 2011 годы, ненавидя абсолютно всех военнослужащих, которые участвовали в так называемой Чеченской компании, он не мог найти себе подходящую жертву. Так получается! Общеизвестно, что через Чечню прошли сотни тысяч солдат и офицеров, если бы этот человек испытывал ненависть к ним, то за одиннадцать лет он бы мог легко найти себе другую жертву!»

Этот обмен вступлениями напоминал какую-ту дикую игру в поддавки. Жалкую для обвинения и блистательную для защиты. Дальше шли протоколы осмотра места происшествия, экспертизы и т. п., из которых складывалась следующая картина преступления. Как уже было сказано, Темерханов, по версии следствия, в одиночку следуя за служебной машиной Буданова, заезжает во двор дома 38 по Комсомольскому проспекту, куда полковник приехал, чтобы с женой оформить документы в нотариальной конторе. Время к полудню, разгар рабочего дня. В начале первого Буданов вышел на улицу покурить, «мститель» берет пистолет, выходит из машины и хладнокровно разряжает в полковника всю обойму. Все пули достигли цели: сначала в живот, затем в грудь, в область сердца, потом в шею, а затем четыре контрольных в голову. После чего убийца садится в машину, кидает на переднее пассажирское сиденье пустой ствол, отъезжает на соседнюю улицу Доватора (600 метров), обливает салон заранее подготовленной воспламеняющейся смесью, поджигает и исчезает в неизвестном направлении.

Но салон Лансера лишь слегка обгорает, оставив следствию не самые приятные вопросы. В машине брошена на сожжения куртка с «ярлыком Emporia Armani XXL», под которой был обнаружен обгорелый фрагмент бумажного пакета с надписью «Armani Сollezioni» (получается, что куртка была новой или почти новой, стоимость не меньше тысячи долларов США). Найдены кроссворды, газета «Коммерсант» от 10 июня 2011 г. и целый пакет из «Азбуки вкуса» с провизией: упаковка винегрета, сырные палочки, две банки со сметаной, два йогурта, три творожных и два глазированных сырка, несколько бутылок воды и чек, подтверждающий эту покупку в день убийства.

Как заявил суду сын убитого Валерий Буданов, отец каждый день выходил из дома не позднее 8 утра. Значит, если предположить, что Темерханов вел свою жертву от места ее жительства, что логично, то магазин «Азбука вкуса» он мог посетить не позднее часов семи утра, а затем пять часов ездил с полным пакетом еды, даже к ней не притронувшись, что нелогично. Причем банкет явно был рассчитан не на одного участника. Ибо зачем несколько бутылок воды, несколько сырков и йогуртов, которые не очень хорошо сочетались бы с винегретом. Значит, Юсуп Темерханов, которого опознал свидетель, не мог быть один.

Фото: Андрей Стенин/ РИА Новости