9 января — годовщина «Кровавого воскресенья». В этот день в 1905 году в Санкт-Петербурге войска расстреляли мирные шествия рабочих, которые собирались вручить Николаю II «Петицию о рабочих нуждах». Наряду с экономическими требованиями, петиция включала политические — например, созыв Учредительного собрания. Говоря современным языком, народ хотел диалога с властью. В ответ в него начали стрелять.
Всего за 9 января войсками были произведены залпы в восьми точках Петербурга: на Шлиссельбургском тракте, у Нарвских ворот, близ Троицкого моста, на Васильевском острове, у Александровского сада, на углу Невского проспекта и улицы Гоголя, у Полицейского моста, на Казанской площади. В ряды демонстрантов, которые шли с обнаженными головами, неся иконы и распевая церковные псалмы, сначала врубалась кавалерия, а потом давали три-четыре залпа солдаты. Обращенных в бегство людей стегали нагайками, рубили и давили лошадьми казаки.
По официальным данным, на 10 января 1905 года погибло 130 человек, было ранено 299. По оценкам петербургских журналистов — 1000—1200 и 4500—4900 человек соответственно, причем, среди погибших были старики, женщины и дети.
Барон Николай Врангель так охарактеризовал ситуацию: «Выйди Государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве что царь стал бы более популярен… Как окреп престиж его прадеда, Николая I, после его появления во время холерного бунта на Сенной площади! Но царь был только Николай II, а не Второй Николай»… Словом, вышло как вышло, и итоги событий хорошо известны. Если до 9 января в России реформаторские требования к правительству предъявляла только интеллигенция и часть земских помещиков, с «Кровавого воскресенья» революционное пламя разнеслось по всем слоям населения, что закончилось падением режима в 1917-м.
Сегодня мы живем в другое время, но глухота власти к требованиям общества такая же, что и 108 лет назад. Скажем, многие в современной России в штыки приняли «закон Димы Яковлева», десятки тысяч граждан готовятся выйти на «Марш против подлецов» — а Кремль делает вид, что ничего не происходит. И подобных примеров в новейшей истории — десятки.
«Если „Кровавое воскресенье“ сегодня повторится, власти придется разбежаться», — уверен социолог Сергей Белановский.
— Времена меняются, и методы управления — тоже, — говорит Белановский. — Знаменитые «картофельные бунты» в царствование Николая I подавлялись, как известно, правительственными войсками, и никого это не шокировало (имеются в виду массовые выступления удельных (1834) и государственных (1840—1844) крестьян на Севере России, Приуралье и Поволжье, вызванные насильственным введением посадки картофеля, — «СП»). Ко времени Николая II представление, что народ нужно усмирять с помощью оружия, несколько ослабло под влиянием гуманистической критики народников. Но в целом это представление никуда не делось. Можно сказать, в «Кровавое воскресенье» император действовал, ориентируясь на пример предков.
Кроме того, у нас нет целостной картины событий 9 января. Скажем, после Ленского расстрела в апреле 1912 года было проведено, говоря современным языком, серьезное уголовное расследование, и благодаря ему можно многое понять в ситуации (на приисках Ленского золотопромышленного товарищества, расположенных в районе Бодайбо, в результате забастовки и последующего расстрела рабочих правительственными войсками пострадало, по разным оценкам, от 250 до 500 человек, в том числе погибли 107—270 человек - «СП»). Что же касается событий 1905 года, всестороннего расследования не проводилось, и многое остается неясным.
Скажем, в случае Ленского расстрела, на солдат, оцепивших здание заводоуправления, надвигалась толпа невооруженных рабочих — это факт, отмеченный в расследовании. У командира сдали нервы, и он приказал стрелять. А вот в случае 1905 года известно, что шествие рабочих собирались поддержать вооруженные меньшевики и эсеры.
В ночь с 7 на 8 января на квартире рабочего Петрова состоялось совместное совещание главы «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» (крупнейшей легальной рабочей организация страны), идеолога шествия к царю священника Георгия Гапона с представителями меньшевиков и эсеров. На нем Гапон сказал: «Мы идем со 150 тысячами человек на площадь подавать петицию верховной власти и будем ждать приема депутации; будем ждать день и ночь; будем ждать ответа; будем ждать с женами и детьми, и не разойдемся, пока наша цель не будет достигнута». На вопрос, что будет, если царь откажется принять петицию, священник отвечал: «Тогда мы всё скажем народу, и мы сделаем революцию»…
Повторюсь, ситуация 9-го января очень неоднозначная, ее точной картины нет, а в советских учебниках она излагалась очень однобоко.
«СП»: — Что сегодня изменилось по сравнению с тем временем?
— С развитием цивилизации растет ценность человеческой жизни, поэтому действовать, как 100 лет назад, власть не может. Неслучайно вместо ситуаций, когда людей рвут на части войска, мы видим цепь «оранжевых революций», в ходе которых боевое оружие не применяется.
Тем не менее, масштабные столкновения народа и власти, на мой взгляд, возможны и сегодня, но только в одном-единственном случае — при свержении диктатуры. Да, новейшая история показывает, что если диктатор — например, Пак Чон Хи в Южной Корее — проводит эффективные реформы, благодаря которым резко повышается уровень жизни, население закрывает глаза на многие вещи. Например, на фальсификацию выборов. Внутри страны режим Пак Чон Хи отличался подавлением гражданских свобод в силу действия чрезвычайного положения, начиная с корейской войны — так, Центральное разведывательное управление Южной Кореи прибегало к арестам и пыткам противников режима. Тем не менее, долгое время все сходило диктатору с рук. Но подобная политика имеет свой предел. Правление Пак Чон Хи закончилось ростом массовых беспорядков, которые привели к обострению отношений в правительстве и, в конечном счете, к убийству диктатора…
Если вернуться к России, мы видим сегодня, как множатся точки роста недовольства. Например, действующая власть урезает расходы на здравоохранение — в частности, закрывают специализированные отделения в городских больницах. Ходят слухи, что врачам «скорой» негласно запретили забирать стариков-пенсионеров в больницы, невзирая на диагноз. Система образования также находится в глубоком кризисе. Показательна забастовка студентов Российского государственного торгово-экономического университета (РГТЭУ) против реорганизации вуза (он признан неэффективным и подлежит слиянию с Плехановским университетом), которая случилась в конце декабря 2012 года. Это, конечно, локальный случай, с которым легко справится методами Макиавелли. Но если подобных случаев возникнут десятки, ситуация кардинально изменится…
«СП»: — Как конкретно это будет выглядеть?
— Если точек недовольства станет много, у власти сдадут нервы. И если, не дай Бог, дойдет до расстрела какого-нибудь шествия, элите придется просто разбегаться: когда обстановка нагнетается, власть теряет монолитность. Да, в Северной Корее, где элита немногочисленна и консолидирована, она без колебаний применит оружие. Но если элита консолидированностью не отличается, а ситуация зашаталась, она превращается в шайку разбегающихся разбойников.
Если у нас на урезание социальных статей бюджета ляжет еще и экономический кризис, волнения студентов РГТЭУ окажутся модельными. Увеличьте эту модель в сто, в тысячу раз, — и вы получите ситуацию 1990 года. Снова возникнут массовые митинги, с которыми ничего не сделаешь, требования перевыборов нелегитимной Думы и перевыборов президента. Тем более Путин и его окружение стремительно стареют и приближаются к возрасту советского Политбюро — это значит, время играет на руку протестующим…
«СП»: — Чем это закончится?
— Думаю, эти грядущие выступления будут безоружными и окажут мощное воздействие, чтобы сломать систему контроля над выборами. Как только она будет сломана — мы получим другую страну. Правда, не факт, что эта новая страна будет лучше прежней…
«Параллели с 1905 годом, которые очевидны — отчужденность народа от власти», — считает депутат Госдумы, секретарь ЦК КПРФ Олег Куликов.
— Если говорить о механизмах диалога, после 1905 года царское правительство все же пошло на попятную, и создало Государственную Думу, — напоминает Куликов. — А вот сегодня какого-то движения на попятную просто нет. Зато есть еще параллель. Последствия январских событий 1905 года оказались необратимыми, с них началась агония самодержавия. Она закончилась февралем 1917-го, когда у царской власти не было ни авторитета, ни поддержки. Думаю, этот же сценарий повторится в современной России.
Сегодня, как и в 1905 году, можно думать, что действующая власть — это такая крепкая нерушимая стена. Но лично я думаю, что это — иллюзия. Государство и граждане живут сегодня каждый собственной жизнью, и конфликт интересов неизбежен. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы с разрушением власти произошло бы и разрушение части России. Но нынешняя власть должна понимать: если она не хочет такого разрушения, нужны серьезные действия по политической модернизации страны.
В 1905 году государство, как и сейчас, было сословным. Правда, другими были бенефициары власти: тогда — помещики и дворянство, сегодня — олигархи и чиновники. Но сословность не может быть устойчивым каркасом для государства, это доказывает вся наша история…
Иллюстрация: И. А. Владимиров «Расстрел рабочих у Зимнего Дворца»