«Тюрьмы не надо бояться»

Счет фигурантов Болотного дела или по делу сообщничества с Гиви Таргамадзе идет уже на десятки. К любому, кто хоть раз в жизни имел неосторожность пожать руку Сергею Удальцову, могут прийти с обыском или упрятать в СИЗО. В то же время власть явно не хочет расправиться со всеми активными оппозиционерами подобным образом.

Даниил Константинов считает себя политзаключенным, хотя в обвинении нет ни слова о политике. Считают Даниила узником совести и многие активисты различных левых и правых движений. Его отец, Илья Константинов, постоянный участник всех массовых акций протеста. В недавнем прошлом видный деятель оппозиционного движения, лидер лево-правого Фронта народного спасения в 1993 году, сейчас представляется родителем сидящего протестанта.

Даниила знают как представителя националистического движения. Готов ли он использовать опыт отца и сесть за один стол с левыми? Как изменила его мировоззрение тюрьма, от которой на Руси не зарекаются? Что он сам думает о своем уголовном деле? «СП» решила это выяснить. Публикуем переданные через адвоката ответы Даниила Константинова на наши вопросы.

«СП»: — Расскажите коротко о Вашем уголовном деле: в чем Вас обвиняют, каковы истинные причины Вашего уголовного преследования, на какой стадии находится сейчас уголовное дело?

— Меня обвиняют в немотивированном убийстве незнакомого человека.

По версии следствия, 3 декабря 2011 года, я, находясь по неизвестной причине на противоположном от моего места жительства и работы конце Москвы, без всякой причины, якобы, плюнул на куртку незнакомому молодому человеку, вступил с ним в драку, а затем зарезал несчастного ударом ножа.

При этом мне приписывается поистине мастерское владение ножом. Удар был нанесен профессионально: если верить экспертизе, клинок прошел точно между ребрами и попал в сердце, войдя на глубину 19 сантиметров, пробив перед этим кожаную куртку и многослойную одежду убитого.

В основу обвинения положены показания, мягко говоря, сомнительного свидетеля — вора-рецидивиста, который был поставлен на учет за кражу еще в тринадцатилетнем возрасте, а уже после того, как он «опознал» меня и находился под госзащитой, умудрился совершить шесть краж и получить условный срок. Неслыханная мягкость приговора, аналоги мне не известны, хотя я нахожусь в тюрьме среди преступников уже второй год, и постоянно слышу разговоры на тему «кому и сколько дали».

При этом показания «свидетеля» неоднократно менялись. На первом допросе, состоявшемся на следующий день после убийства, он вообще заявлял, что момента совершения преступления не видел и даже не знал, что его приятель убит.

Но в то время спецслужбы еще не приняли решения «вешать» это преступление на меня и на свидетеля никто не давил. Потом, когда соответствующее решение было принято, «свидетель» начал быстро «вспоминать» все, что от него требовали. Хотя никаких вещественных улик против меня следствие так и не раздобыло. Даже следов слюны на куртке убитого не нашли.

Но главная проблема следователей — дата убийства. 3 декабря — это день рождения моей матушки. И в тот день мы отмечали этот праздник вместе с родственниками и друзьями в ресторане, что подтверждается свидетелями, фотографиями, записью в журнале регистрации столиков и так далее. Причем отмечали именно в то время, когда было совершено преступление.

То есть, у меня стопроцентное алиби, которое упорно игнорируется следствием.

Что тут еще скажешь?

Реальная причина моего преследования чисто политическая. Я вызывал у властей очень большое раздражение своей резко возросшей политической активностью, а у спецслужб — категорическим отказом от сотрудничества.

Первая же акция нашей организации («Лиги обороны Москвы») — марш против этнопреступности, сходу вывела на улицу больше тысячи человек, что для осени 2011 года было очень впечатляющим результатом.

Затем была кампания «Хватит кормить Кавказ» и Русский марш 2011, на котором, между прочим, было заявлено о непризнание легитимности будущих президентских выборов и провозглашен политический курс «На Кремль».

Ну а затем мы закономерно влились в единое протестное движение и приняли активное участие в организации всех крупнейших протестных акций.

Думаю, мое внезапное появление на политической арене осенью 2011 года для спецслужб стало неожиданностью, а резкий отказ от сотрудничества был воспринят ими как вызов, за что меня и пытаются сейчас демонстративно наказать.

Вот уже больше года все усилия следствия и оперативного сопровождения спецслужб направлены не на поиск реального убийцы, а исключительно на опровержение моего алиби. Это даже смешно, вся мощь государственной машины брошена на то, чтобы доказать, что я не был с мамой и гостями на ее дне рождения.

Сейчас я начал знакомиться с материалами уголовного дела, но следователь явно затягивает этот процесс, отказываясь показать мне все тома. Якобы, несколько томов он не успел «сшить». Раньше в таких случаях так и говорили: «такому-то дело шьют». Посмотрим, что они там «нашили». В любом случае, все материалы этого дела будут нами обнародованы.

Мне, в отличие от следователей, скрывать нечего. Я перед законом и совестью чист.

«СП»: — Расскажите о своей политической эволюции: что привело Вас в политику, как Вы можете охарактеризовать свои политические взгляды, какие общественно-политические организации Вам наиболее близки?

— Что привело в политику? Воля к власти! Еще в детстве, когда все мальчишки привычно играли в солдатики, в казаки-разбойники, в ментов и бандитов я представлял себя мятежным полковником, поднимающим своих бойцов на борьбу за свободу, а после победы — перекраивающим государство по новым лекалам.

Я мечтал воплотить в жизнь свои представления об идеальном обществе, вылепить из существующей «глины» совершенное государственное устройство.

Шутки шутками, но и сейчас именно это я считаю самым захватывающим в политике — возможность воздействовать своей волей на окружающую реальность.

Ну, а если серьезно: я четко осознаю свои политические интересы, не могу и не хочу никому доверять их реализацию.

Мелкое тщеславие и честолюбие мне чужды — это скучно. Ну а алчность и «баблоцентризм» современной элиты выглядят и вовсе убого. Бороться за власть, чтобы воровато оглядываясь набивать свой живот и свои карманы — удел насекомых!

Конечно, политические взгляды за последние несколько лет у меня изменились. В юности я был довольно левым по своим воззрениям, но с возрастом поправел, понял, что при всей важности социальной тематики, проблема национального выживания русского народа (а вопрос сейчас стоит именно так) значительно более актуальна.

Мне близка национал-демократия. Синтез идеи национальной консолидации и стремления к свободе и демократии, вот что востребовано сегодня русской образованной молодежью, по крайней мере, в крупных городах.

А вот антиимперская риторика, сепаратизм и историческая русофобия, т.е. презрение к истории своей страны, свойственные некоторой части национал-демократов, представляются мне своего рода болезнью роста, и я надеюсь, что национал-демократическое движение скоро избавится от этих юношеских комплексов.

Думаю, что такие настроения во многом ситуативны, вызваны усилением авторитаризма и растущим давлением государства на личность. Интеллектуальный протест против этих процессов принимает разные, порой вычурные формы. Изживем авторитаризм, избавимся и от реакции на него.

Из сказанного, думаю, понятно, что мне близка по своей программе Национально-демократическая партия. Но очень много достойных людей (и идей) есть и в других правых структурах — Российском общенародном союзе (РОС), Этнополитическом объединении «Русские», Русском общественном движении (РОД), множестве небольших объединений и групп.

Есть и либеральные организации, которые вызывают у меня симпатию, например партия «Демократический выбор» Владимира Милова, весьма близкая по своим позициям к национал-демократам.

Ну а из левых мне симпатичнее всего активисты «Другой России» во главе с Эдуардом Лимоновым. Правда, в последнее время, они демонстрируют необъяснимую враждебность ко всей остальной оппозиции, что несколько отталкивает.

«СП»: — Как Вы можете охарактеризовать политическую ситуацию, сложившуюся сегодня в России, взаимоотношения власти и оппозиции? Кого сегодня можно причислить к оппозиции (отношение к парламентским партиям)?

— Сейчас в России период реакции. Потерпев на первом этапе борьбы поражение, протестное движение вызвало «огонь на себя», начались репрессии, которые обрушились на многих лидеров и активистов оппозиции.

Я — один из них, живое свидетельство полицейского беспредела, помещенный в бетонную клетку в назидание другим. Схожая ситуация и с «болотниками», только в их случае власть, похоже, настроилась на большой, коллективный, показательный процесс.

Боюсь, что и этим дело не ограничится: в ближайшие дни должен начаться суд над Алексеем Навальным, а к осени можно ожидать судилища над группой Удальцова.

Очень многое зависит от того, какая реакция внутри и вне страны будет на эти процессы. Если опять «пипл все схавает» (как в девяностые), власть совсем потеряет тормоза от безнаказанности.

Но я не думаю, что в этот раз все будет так благостно. Внутри элиты явно наметилась линия раскола, по которой властная вертикаль обязательно разломится в случае кризиса.

Сегодня оппозиция режиму существует не только (и не столько) на улице, сколько в кабинетах чиновников и офисах предпринимателей. Путинская «вертикаль» неспособна к развитию, она может еще какое-то время держать общество в подмороженном виде, но неспособна наметить хоть какой-то горизонт развития. В глубине души все понимают, что путинизм — это тупик, и его крушение — лишь вопрос времени.

Но вся проблема в том, что оппозиция в нынешнем ее виде пока не в состоянии стать реальной альтернативой режиму. Как писал когда-то Ульянов (Ленин): «Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа».

Протестное движение должно пройти серьезный путь борьбы и самоорганизации, суметь выделить из своей среди новых, действительно народных лидеров, чтобы реально претендовать на власть.

Что касается парламентских оппозиционных партий, то это вообще особая тема.

С одной стороны, они глубоко интегрированы в режим и, следовательно, заинтересованы в его укреплении, с другой стороны — конкурируют с партией власти и стремятся к ее ослаблению.

Впрочем, после разноса, устроенного думцами Геннадию и Дмитрию Гудковым и вступления «Справедливой России» в путинский «Народный фронт», говорить о наличие в Государственной Думе реальной оппозиции уже невозможно.

На смену ныне существующим партийным симулякрам рано или поздно придут настоящие политические партии, построенные не чиновниками из администрации президента, а свободными гражданами. И все эти «единые и справедливые» России растают, как прошлогодний снег. Из нынешних думских партий сохранится, возможно, только КПРФ, и то - лишь в случае своего радикального омоложения.

А вот то, что в свободно избранном парламенте России будет сильная фракция националистов, несомненно.

«СП»: — Каковы перспективы протестного движения, возможно ли в дальнейшем мирное сосуществование различных отрядов оппозиции? Глядя на спад уличного протеста, не возникает желания стать более «конструктивным»?

— Проигранная битва еще не означает проигранную войну. Власть одержала верх над уличным протестом, что, с учетом реального соотношения сил, было вполне предсказуемо. Но это, что называется, «пиррова победа», поскольку ради восстановления контроля над ситуацией команде Путина пришлось «укусить себя за хвост»: все эти запреты на недвижимость и счета за границей для госслужащих подмывают самый фундамент режима — сокровенную мечту коррумпированного чиновника о тихой и безопасной жизни в Майами на собственной вилле. Никакая дача на Рублевке не заменит «потерянный рай» в Америке, хотя бы потому, что на Рублевку в любой момент могут заявиться чекисты, и прямо по Лимонову, «все отнять и поделить». С таким положением дел элита никогда не смирится.

Так что в исторической перспективе не вижу никаких причин для пессимизма. Нужно собраться с силами, сгруппироваться и выдержать натиск репрессий. Надолго путинистов не хватит! Они выдохнутся и настроят против себя все общество, которое найдет способ смыть с себя этот слой паразитов.

Но сейчас надо сжать зубы и работать. В период реакции работать в политике очень непросто, а в оппозиционной политике — тяжело втройне. И не только потому, что опасно. Еще и противно.

Отступление всегда сопряжено с неприятными сопутствующими явлениями: пораженчеством, поиском провокаторов и просто виноватых, склоками и расколами. Если на фазе подъема преобладает стремление к объединению, то в период спада торжествует раскол.

Именно поэтому сохранить единство протестного движения будет сейчас очень трудно.

Левые, националисты и либералы и на пике протеста не питали друг к другу особо теплых чувств, чем хуже будет политическая ситуация, тем больше будет между ними конфликтов.

Но тем важнее сохранить тот капитал взаимопонимания и солидарности между разными отрядами оппозиции, который худо-бедно был наработан на совместных акциях.

Придет время, и этот запас терпимости (в хорошем смысле слова) нам всем очень пригодится.

Пройдет несколько лет, и я уверен, что увижу многих наших оппозиционеров всех цветов политического спектра на трибуне нового российского парламента.

Стать более конструктивным? Рад бы. Но как можно это сделать в условиях бескомпромиссной репрессивности режима?

Оппозиция в России сегодня конструктивна как никогда, может быть даже слишком конструктивна. Мы всегда готовы к диалогу, во многом ради этого и был создан Координационный Совет.

Но вместо диалога власть предлагает нам целую стопку уголовных дел на активистов оппозиции. А ведь для того, чтобы разрядить атмосферу в обществе, достаточно было бы одного миротворческого жеста. Например, проявить великодушие и прекратить преследование «болотников».

Иначе конструктива не будет. Устроив показательный процесс «а-ля 37-й год» и пересажав десятки случайных людей, власть сожжет за собой все мосты и подпишет себе приговор. Еще есть время одуматься и избавить Россию от очередной заварушки.

«СП»: — Ваше представление о социальной справедливости. Что можно и что абсолютно неприемлемо националистам брать из программы левых? Различаются ли левые для националистов (КПРФ, троцкисты, Левый фронт, европейские левые, сталинисты).

— Не хочется говорить банальности, но должны быть хотя бы относительно равные стартовые возможности для всех граждан страны. Не должно быть той чудовищной социальной пропасти, которая существует сегодня между большинством народа и так называемой «элитой». Для националистов это особенно важно, поскольку вопиющее имущественное неравенство приводит к расколу нации. Диспропорции должны быть аккуратно выправлены.

И, конечно, очень остро стоит вопрос фактического владения и использования природных богатств России. Юридически они сегодня принадлежат в основном государству, но на деле всю прибыль от их эксплуатации безраздельно присваивает себе кучка проходимцев.

В идеале я бы хотел, чтобы все граждане России стали реальными сособственниками природных ресурсов и бенефициариями от их использования. Реально работающие механизмы можно продумать детально.

Вообще считаю, что любые разумные меры, связанные с ограничением крупного олигархического капитала приемлемы для большинства русских националистов.

Но националисты тоже бывают разными, разнится и отношение к вопросам собственности и экономической системы: национал-большевики и национал-либералы мыслят по-разному.

Левые для националистов, безусловно, различаются. Более того, не такая уж редкость националист левых взглядов, или левый, симпатизирующий националистам. Но в этом вопросе настолько много нюансов, что с уверенностью я могу говорить только за себя.

Как я уже говорил, мне ближе всего другороссы, причем не только идеологически, но и духовно, энергетически. Мне нравится их пассионарность, нонконформизм. Но, на мой взгляд, они слишком «заваливаются» влево, в то время как, напротив, следовало бы сделать правый поворот. Нужно ориентироваться на активное русское городское меньшинство (хотя бы потому, что большинство беспробудно пассивно).

А эта часть общества не хочет строить ни СССР-2, ни Евразийскую империю. Мы хотим жить в современном европейском демократическом государстве, но при этом ограничить и поставить под контроль миграцию, обуздать аппетиты этнократий.

Мы хотим обладать собственностью, обеспечить себе неотчуждаемый корпус гражданских прав и свобод. От этого я в основном и отталкиваюсь в оценке тех или иных течений левого направления (за исключением троцкистов, о деятельности которых в наши дни я абсолютно ничего не знаю).

Прежде всего, о КПРФ. Это одна из немногих в современной России политических партий в традиционном смысле этого слова, то есть объединение единомышленников. Понятно, что единомыслие членов КПРФ зиждется уже не на классическом марксизме, а социальным слоем, на который опирается эта партия, является отнюдь не рабочий класс (хотя бы в силу его почти полного исчезновения в России).

А вот «Левый фронт» действительно радикальная, я бы сказал революционная организация. И хотя идеологически она мне совсем не близка, принципиальность и личное мужество ее лидеров и активистов внушает уважение.

«Левый фронт» я воспринимаю как союзника (возможно, временного) в борьбе с авторитаризмом и открыт к сотрудничеству с ним.

Вообще, с современными левыми было бы гораздо проще найти общий язык, если бы они отказались от оголтелого интернационализма.

В то время, когда русский народ переживает тяжелейший кризис, когда социологи говорят о «национальной смерти русского народа», неуместно выдвигать на первый план интересы мигрантов и национальных меньшинств. Пока наши левые будут отстаивать права китайских рабочих и азербайджанских торговцев (вспомним историю защиты «Черкизона»), они не получат поддержки русского большинства (а без большинства нет и «большевизма»). Не получится и деятельного сотрудничества с национал-патриотами.

Скажу несколько слов и о европейских левых.

Насколько я представляю, это довольно разношерстное околокоммунистическое движение, объединенное общим неприятием неолиберализма и буржуазной глобализации. Сильны там и зеленые идеи. Движение ориентировано, главным образом, на молодежь и организовано по сетевому принципу.

В том, что касается отрицания принципов неолиберализма и современной глобализации, равно как и в трепетном отношении к окружающей среде, русские националисты вполне могут найти с европейскими левыми общий язык.

Но, к сожалению, европейские левые известны еще и повышенным вниманием к гендерным проблемам и политическим лоббированием интересов гомосексуального сообщества, что делает сотрудничество с ними правых крайне затруднительным.

«СП»: — Каким представляется Вам ближайшее будущее нашей страны? Каким бы хотелось его видеть?

— Я уверен, что за периодом реакции последует новое обострение политической борьбы.

Причины, породившие широкое протестное движение никуда не делись, они вообще неустранимы в нынешней политической системе. Добавьте к этому вторую волну экономического кризиса, которая уже захлестывает Россию. Плюс рост межнациональной напряженности в ряде регионов…

Будут все новые и новые вспышки протестов, пока не вспыхнет вся страна.

Но я хотел бы, чтобы это пламя не сожгло нас всех, чтобы смена режима прошла мирно и бескровно, и мы увидели становление новой России — развитого, демократического, современного, национального государства.

Как этого добиться? Убить в себе страх и делать, что должно.

«СП»: — Пошел второй год Вашего заключения в «Матросской тишине», какой опыт приобрели Вы за это время, какие уроки извлекли для себя из этого нелегкого испытания?

— Тюрьма на многое заставляет взглянуть по-другому. В обычной жизни мы слишком большое внимание уделяем мелочам, от марки часов, которые носим на руке, до наименования должности, обозначенной на нашей визитной карточке.

Много второстепенного, суетного и в политике. Люди готовы чуть ли не в горло друг другу вцепиться за место в каком-нибудь центральном комитете партии, или совете некоего общественного движения.

Игра честолюбий превращает любое незначительное разногласие в непреодолимую преграду, фракционная возня и склоки поглощают всю энергию. Борьба амбиций заслоняет конечные цели, превращая вчерашних единомышленников в лютых врагов.

Тюрьма проветривает голову, здесь очень быстро понимаешь, кто друг, а кто враг. Здесь, оказавшись на соседних шконках, политические соперники вдруг осознают, что противник у них общий — нынешний режим, что без объединения протестных сил можно всю оставшуюся жизнь проспорить друг с другом внутри тюремной ограды. К сожалению, на воле эту простую истину постигают медленно.

И, пожалуй, последнее: тюрьмы не надо бояться. Нужно иметь мужество и в таких условиях продолжить борьбу, не сникнуть и не сломаться. Это самое главное!

Фото: Сергей Кузнецов/ РИА Новости