В нормальной России

Шок для москвича

…Первое, что я увидел на вокзале в Белгороде, — милиционеров с человеческими лицами и поглаженной формой. У них не было страшно спросить дорогу, к ним можно было обратиться за помощью, для них оскорбительным, как и для всех сограждан, сохранивших генетическую память о войне, был бы официальный термин «полицейский». Они производили впечатление не оккупантов, а обычных местных жителей, спокойно и с достоинством живущих на своей земле и утверждающих на ней понятный человеческий порядок.

Я дважды переспросил у встречавших, сколько лет назад был положен бархатный асфальт на дороге, по которой мы ехали. Сказав поначалу, что три года назад, затем засомневались, — может быть, четыре? Но выглядело все так, как будто дороге полгода: здесь просто соблюдаются технологии.

Потом, само собой, колеся по области, мы попадали и на битые дороги, привычные для России. И нам всякий раз называли точную дату, когда начнется их ремонт. И часть этих уже идущих ремонтов мы видели.

Это Китай ответил на кризис 2008 года строительством асфальтового шоссе к каждой деревне. Ответом Белгородской области стала программа соединения всех райцентров между собой и с Белгородом четырехполосными (две полосы в одну сторону и две в другую) дорогами с разметкой (привет Москве, где порой и по шести полосам в одну сторону приходится ехать без тени разметки) и освещением (привет захлебывающемуся от денег Подмосковью). И график строительства этих дорог соблюдается жестко, а главное — на огороженной части дороги действительно ведутся работы, а не маются с похмелья пара пугающих персонажей, к чему мы привыкли в Москве и Подмосковье.

Сам Белгород производит на москвича впечатление непонятной пустоты. В пейзаже не хватает сразу многих вещей, без которых город кажется недостроенным.

Прежде всего — мусора.

Здесь почти не плюют и почти не кидают мимо урн даже семечки, — что говорить об обертках и огрызках! (В Москве, увидев на выходе с Курского вокзала толстые и глубокие трещины в асфальте, полностью заполненные окурками, я обрадовался им как родным).

Второе, что бросается в глаза, — малолюдье. Люди работают и строят свою жизнь, а не праздно слоняются по улицам.

Приехавшие на машине из Орла рассказывали о полуголых бездельниках на центральной площади города, пьющих на жаре пиво и разговаривающих в основном матом. Вернувшись в Москву, я видел на Манежной площади таксистов в одних трусах, присевших на травку перед «Метрополем» (не знаю, сколько надо выпить, чтобы воспользоваться их услугами). В Белгороде такое невозможно представить: люди одеты прилично и ведут себя так же.

Бродя ночью по паркам Белгорода и наблюдая местную молодежь, я чувствовал себя в такой же безопасности, как в собственной квартире, — и с ужасом думал о скамейках Чистых прудов, заваленных полуголыми телами и днем. В Белгороде (по крайней мере, по центру) ночью девушки ходят без сопровождения: бояться некого, бешеных собак в человеческом облике, стаями бродящих по нашим городам, здесь просто нет, и их невозможно представить.

Вопрос о диаспорах и гастарбайтерах вызывает у официальных лиц жесткую политкорректную реакцию: мы с радостью принимаем всех, кто добросовестно работает и живет по нашим правилам, вне зависимости от их национальности и вероисповедания. (Так и слышится продолжение: и в крайнем случае готовы принять даже вас, москвичей).

И действительно, армянская диаспора Старого Оскола, возникшая при строительстве комбината, хоть и пополнилась выходцами с исторической родины, не вызывает никаких эмоций, — примерно как татарские дворники в Москве.

Узбекских гастарбайтеров, как рассказывают, было 15 тысяч. Но, когда национальная принадлежность значительной части убийств, изнасилований и грабежей стала очевидной, — их начали выселять, и сейчас их число оценивается в три тысячи.

Попытки же недобросовестных бизнесменов завести себе нелегальных мигрантов караются, как ни смешно это для жителей остальной России, в соответствии с действующим законодательством. В результате проблемы «трудолюбивых соотечественников», исламского экстремизма и исламской преступности в Белгородской области просто не существует.

Соответственно, объявления «продается» (квартира, дом, офис), которыми буквально заклеены Москва и многие города нашей Родины, за два дня практически постоянных разъездов по Белгороду и области я видел лишь дважды.

Люди не бегут отсюда, а закон о запрете госслужащим владеть счетами за рубежом вызывает у белгородских чиновников тщательно скрываемое (из уважения к властям) недоумение. Мол, они бы еще запретили ходить на руках и писать официальные документы на эсперанто.

В Белгороде много храмов и истово верующих, — но мне не приходилось замечать ничего, даже отдаленно напоминающего навязчиво агрессивную обиженность «православных активистов» и многих московских священников. Новенький, с иголочки Дом культуры в Старом Осколе стоит строго напротив восстановленной церкви, — и не конкурирует, а органично дополняет ее. И Дома культуры строятся по всей области, — как и восстанавливаются церкви.

Даже глядя на здешнего владыку, начинаешь верить, что Христос действительно ездил на ослике, а не на «мерседесе-пульмане».

Любителям же поговорить о том, что некрещеные лишены души и являются недочеловеками (по-гитлеровски — «унтерменшами»), а советский период не имеет никакого отношения к истории нашей Родины, стоит зайти в храм недалеко от Прохоровского поля, на стенах которого среди священных росписей золотом выбиты фамилии павших советских воинов. Всех — и с мусульманскими, и с еврейскими фамилиями.

И я не уверен, что заикнувшийся в этом храме о перечисленных выше либеральных московских изысках вышел бы из его ограды в полной целости и сохранности.

Привыкнув с большим юмором относиться к идее «симфонии государства и церкви», вынужден признать: при определенном качестве государственного управления она действительно работает.

Будь у РПЦ лицо белгородских священников, даже самый раздраженный московский атеист, возникни у него такое желание, просто не нашел бы, к чему придраться, — да и причин для раздражения у него, собственно говоря, не было бы.

Особенности руководителей

Руководители районов и городов знают свои хозяйства до последнего двора, — которые вылизаны так, что в них хочется просто сидеть и смотреть вокруг. После того, как один из городов области (я принципиально не хочу заниматься здесь рекламой) трижды подряд выиграл конкурс на звание самого благоустроенного города России (в том числе у нефтяных городов Западной Сибири), его руководителей настоятельно попросили прекратить подрывать конкурс и перестать подавать документы.

Здесь знают и ценят именно своих людей. Одним из районов руководит бывший начальник налоговой инспекции Сочи, после нескольких неудачных покушений выпровоженный (при восторженных проводах «авторитетными предпринимателями» этого славного города) на пост начальника налоговой инспекции Ленинградской области, — и вернувшийся в конце концов на Родину.

Руководители хозяйств способны буквально в нескольких словах рассказать не только о своих достижениях, но и об особенностях, и о проблемах своих хозяйств. Единственное, чего они не понимают, — это вопросы о произволе проверяющих и о налоговом терроре. Многие из них слышали о таких явлениях, — как мы слышали о, например, пятнах на Солнце, — но непосредственно сталкиваться с ними им просто не приходилось.

Вообще.

Разумеется, из руководителя предприятия, которое из-за присоединения к ВТО начало на время возврата банку инвестиционного кредита приносить небольшой убыток, невозможно добиться признания, что этот убыток берет на себя область, — но так, строго говоря, и должно быть.

На чем же стоит «солидарное общество», как называют на Белогорье свою социальную модель?

Проще всего ответить «на деньгах олигархов от черной металлургии». Действительно: основная часть Курской магнитной аномалии находится в Белгородской области, и «Металлоинвест» Алишера Усманова играет в ее экономике огромную роль.

Но — не преобладающую.

В России немало областей, построенных по принципу «один комбинат — один хозяин». И хозяин там действительно один, а губернатор играет роль в лучшем случае рачительного и исполнительного менеджера, порой даже проявляющего инициативу. Социальная атмосфера в таких областях очень характерна и, — не будем обижать ставших ее заложниками подробным описанием — узнается практически сразу.

В Белгороде ситуация иная.

Областные власти смогли балансировать интересы — сначала многих, а потом одного-единственного олигарха федерального уровня, консолидировавшего металлургические активы, — своей собственной хозяйственной активностью и интенсивным выращиванием своего собственного, областного бизнеса.

Это было тяжелейшей задачей. В 90-е годы в Москве, говоря о региональной разрухе, любили приводить пример с областной администрацией, заложившей в банке свое собственное здание; это была Белгородская администрация — и Центрально-Черноземное отделение Сбербанка.

И этот отчаянный риск окупился сторицей.

Земля: основа всего

Главное, принципиальное отличие Белгородской области от других, в том числе и весьма успешных регионов, придающее ей силу и прочность, — собственность на землю.

Выкуп земельных паев у бывших колхозников, не знающих, что с ней делать, был и остается главным и одним из наиболее постоянных приоритетов, и сейчас в собственности области находится почти две трети всей земли. Это дает области огромные управленческие возможности (нет проблем с расширением городов, прокладкой дорог, залогом под кредит для развития и поддержки бизнеса), но главное — создает реальную, материальную основу чувства общности, солидарности жителей области. Люди ощущают, что они все вместе живут на своей земле, которая принадлежит им всем вместе и никому в отдельности, — и это весомо подкрепляет рождаемое государственной политикой чувство хозяина, не позволяющее мусорить и хулиганить — на своих улицах своего города.

Именно земля стала тем ресурсом, которой позволил белгородским властям стать реальным, в том числе и сугубо экономическим противовесом душащему всю Россию олигархату.

И надо видеть лица белгородских чиновников, вмиг добреющие при одном упоминании о предстоящем расширении горно-обогатительных комбинатов: расширение будет происходить за счет земель области, и никто не может даже представить себе, что она упустит свое.

Разумеется, область не сидит на своей земле, как собака на сене: любой предприниматель получает то, что ему нужно, в аренду на 49 лет, — после того, как область убедится, что его бизнес полезен обществу, а не вредит ему (таких немного, но, как мы хорошо видим на улицах Москвы, отнюдь не является чем-то исключительным).

Именно поэтому граница Белгородской области столь же отчетлива, что и граница Калужской области с Подмосковьем. Там это стена заводов и тепличных хозяйств, работающих на московский спрос, а здесь — возделанные поля.

Мне (и, похоже, никому вообще) не приходилось видеть в области ни одного обычного для остальной России поля, заросшего 15−20 летней березой. Есть поля для выпаса скота, есть вычищенные вырубки после пожаров 2010 года (обгорелых стволов, не убранных за три года интенсивной траты денег, здесь тоже видеть не приходилось), — которые как площадки под будущие предприятия нахваливают все руководители, указывая на близлежащие линии электропередач и железнодорожные пути.

Земля работает, как и люди, — потому что принадлежит всем вместе и никому в отдельности.

И Белгород развивается не как тесное скопище скученных многоэтажек, а, как здесь говорят, «по агломерационному принципу», — на основе индивидуальных домов с приусадебным участком. Строящие их получают по-настоящему льготные кредиты, землю и всю необходимую инфраструктуру, которая обходится застройщику в 75 тыс.руб.

Известная, еще времен Лужкова отговорка московских властей о том, что астрономическая стоимость дорог на 60% состоит из цены земли (насколько можно понять, заблаговременно скупленной осведомленными лицами), Белгородской области неизвестна: она сама владеет землей, и ее чиновники в принципе не могут спекулировать ею.

Бизнес: помощь всеми разрешенными способами

Белгородская область прилагает все меры для развития бизнеса, использует все дозволенные государством способы его стимулирования — от гарантий для получения банковских кредитов до внесения основной части уставного фонда с его последующим выкупом предпринимателем.

Именно поэтому Белгород стал столицей российской мясной промышленности.

Именно поэтому белгородская курица прорвалась на московский рынок тогда, когда это казалось невозможным в принципе.

Именно поэтому органические удобрения от собственных производств уверенно вытесняют на полях дорожающие минеральные, и поднимающаяся на Западе мода на органическую продукцию уже привела к соответствующим переговорам.

Важная форма поддержки бизнеса — определение приоритетов и создание благоприятных условий для их реализации. Это неотъемлемая обязанность государства, — вот только на федеральном уровне оно игнорирует ее так же последовательно и безапелляционно, как и остальные свои обязанности.

А в Белгородской области — нет.

В начале 2000-х, когда было убыточно даже птицеводство, глава региона Е.С.Савченко вместе с группой губернаторов Центральной России обратилась к президенту Путину с эмоциональным призывом вести квотирование импорта мяса птицы. Они были услышаны — и в России расцвело птицеводство, начало расцветать свиноводство, подрубленное преступным присоединением к ВТО на заведомо кабальных условиях. Инвестиции в сельское хозяйство в 2012 году в Белгородской области рухнули в разы, как подкошенные, — потому что цена ВТО стала полностью очевидной.

«Так жить нельзя», — это понимают столь же четко, как и в остальной России, но, в отличие от нее, делают вполне определенный вывод: значит, не за горами девальвация. Не на 10% (ее мы, если кто заметил, пережили только что), а в полтора, а то и два раза. Другого способа спасти экономику просто не будет.

И, значит, впереди новый виток импортозамещения, — и обеспечивающий его бизнес надо развивать уже сейчас.

И в Белгородской области строятся тепличные хозяйства — по технологиям, которых нет в Европе, нет в Турции, нет в США: там теплицы построены давным-давно, по старым технологиям, а переделывать их слишком дорого. Тепличные, потому что Россия ввозит слишком много овощей, — а после девальвации импорт подорожает, и надо уже сейчас развернуть мощности для работы в новых условиях.

Основная часть российского мыла (кроме хозяйственного) и моющих средств делается из импортного сырья, — и в Белгородской области разворачиваются мощности по производству этого сырья к тому времени, когда импорт станет дорог, несмотря на все ВТО.

Белгородские чиновники четко фиксируют: несмотря на весь либерализм государственной политики, в ней всегда можно найти возможности для эффективного использования. Губернатор Е.С.Савченко, руководящий областью с 1993 года, признанный автор «белгородского чуда», — подлинный гений неконфронтационного, конструктивного пути взаимодействия с федеральными властями.

Ключ к успеху — ответственность власти

Но главное, что поражает в Белгороде еще сильнее, чем в Минске, — это ответственность власти перед обществом.

Ответственность, без которой ничего описанного выше просто не было бы возможно.

Ответственность, из-за которой мобильные телефоны чиновников включены и в 11 вечера, — а перед зданием областной администрации в 8 утра уже клубится народ, идущий туда на работу.

Ответственность, которая отличает Белгородскую область от слишком многих регионов России, — и, как это ни печально, от России в целом.

Но самое сильное впечатление производит все же не ответственность власти, из тщетного оппозиционного лозунга перенесенная в реальность, причем аж 20 лет назад, — а то, что нормальную Россию, как будто отгороженную от остальной страны невидимыми броневыми листами, создали в аду либеральных реформ не мистические сверхчеловеки, а самые обычные, самые нормальные люди.

С удовольствием, как и в Москве, совершающие самые разнообразные ошибки.

Так, простой вопрос о времени отъезда из гостиницы породил локальный управленческий кризис, в результате которого наиболее добросовестную часть делегации просто забыли в гостинице (правда, быстро вернулись).

Единственный поселенный на верхнем этаже, я двое полных суток был объектом

дружеских разъяснений коллег, каким именно образом надо пользоваться навороченной сантехникой, — и лишь на второй день окончательно убедился в том, что горячей воды просто нет. То ли напора не хватало, то ли отключили из экономии, а потом забыли включить, — но вежливость персонала была такова, что ради нее можно было продержаться пару суток и совсем без воды.

Я прекрасно понимаю людей, сталкивающихся с белорусской или даже вологодской культурой, чешущих в затылке и протяжно рассуждающих о том, что, мол, это замечательно, но в остальной России, к сожалению, не применимо, — другой народ.

Но народ белгородчины (Белогорья, как называют себя в области) не отличается от жителей Курска, Воронежа, Тамбова и остальных регионов центральной России.

И потому то, что сделано в Белгороде, может быть повторено — и в силу больших масштабов даже улучшено — на всей территории России.

Если, конечно, ее руководство начнет, как было сказано задолго до нас, «любить людей и бояться бога».

Пока же у нас, увы, наблюдается строго противоположное — даже в самом лучшем случае.

Фото: ИТАР-ТАСС/ Валерий Морев