Как всё начиналось: рассказ ополченца

Часть первая

Иногда кажется, что про донбасских ополченцев спорят, как про инопланетян.

Словно их никто толком не видел — поэтому сочинять о них можно, что угодно.

Одни предпочитают думать, что ополченцев вообще не существует — это всё переодетый российский спецназ им. Кадырова. Другие уверены, что под покровом ночи террористом Стрелковым был сломан замок на местной зоне и оттуда вырвались на волю насильники, бандиты и мошенники, которые расхватали автоматы и пошли защищать родимую землю, на которой стояла их любимая тюрьма.

Третьи, напротив, рисуют ополченцев в небесных тонах, наделяя их чертами, которые особенно симпатичны: «правые» патриоты уверены, что ополченцы — это националисты, «левые» уверены, что ополченцы — истинные коммунисты.

В общем, чтоб снять все эти вопросы — надо больше общаться с самими ополченцами.

Во многом ещё надо разбираться бережно и благодарно. Они ведь не сразу на войне родились — у них были родители, было детство, кто-то их воспитал — это всё не случайно, правда?

Что-то должно важное произойти с человеком, если он оставляет свою такую прекрасную мирную жизнь и идёт туда, где его ежедневно могут убить.

Мне посчастливилось видеть и знать добрую сотню добровольцев, воюющих в Донбассе, но мой собеседник — Ринат Есеналиев — в каком-то смысле, как мне кажется, показателен.

Он местный, но не украинец — таких много. Он молодой — а воюют сегодня, в большинстве своём, молодые. Он в ополчении почти с самого начала. И долгое время находился в самых горячих точках: последнее (но уже не первое) ранение Ринат получил в донецком аэропорту. Те, кто хоть сколько-нибудь следят за сводками с фронтов, понимают, что такое аэропорт.

И при всём этом — он очень особенный и редкий тип человека — скоро сами убедитесь.

Начнём мы издалека и будем много говорить о том времени, из которого, нежданные, вышли со своими убеждениями эти пацаны, парни, мужики — новоросские ополченцы.

«СП»: - Ринат, начнём с родословной. Откуда ты родом, кто твои родители?

— Родом из Донецка. Отец мой — казах. Родился он в селе на самой границе с Казахстаном в Волгоградской области. Сын офицера, до 15 лет был пастухом, чабан. Типичный советский двоечник. Много хулиганил, но и очень много читал, до сих пор любую книгу за один день прочитает. После армии у него было много бакланки и неудачный брак. Ну, отец и решил поехать к брату в Донецк. Там и остался. Обычный строитель, работяга, вспыльчивый и средне выпивающий. По жизни ему очень не везет с деньгами, хотя имя его — Сансизбай — переводится, как «бесчисленно богат».

Мать — женщина с интересной родословной. Вообще она русская, но дед её был немец, прадед соответственно — немецкий аристократ, директор конезавода. Мама женщина не обычная, очень красивая, очень начитанная, хоть и без высшего образования. Любое стихотворение Есенина может продолжить по памяти. Я у них ребенок довольно поздний. Им сейчас уже обоим по 60. Что-то я увлекся за родителей?

«СП»: — Нет, это, напротив, очень важно. Ты вообще кем себя ощущаешь — украинцем, немцем, казахом?

— Хоть убей, считаю себя русским. Но русскость присутствует на уровне менталитета, душевного строя. А кровь — это да. Видишь лошадей и — какая-то тяга непонятная. Еще малым попробовал кумыс и помню этот вкус, жаль только у нас его вообще делать не умеют. Да и поведение мое во время экстремальных ситуаций объясняется, наверное, именно этой кровью. Дед по линии отца был из туленгитов, бабушка из адайцев. Читал про эти племена. Туленгиты, как я понял — верные, честные и бедные служители, телохранители ханов, а адайцы вообще плевали на всех, они самые воинственные. Про это задумываешься волей-неволей, потому что, вроде — ходишь, дурачишься, весь такой «за мир во всем мире». Но только начинается — тумблер в голове — бац и всё, ты в бою. Потом, правда, удивляюсь, я это был или нет?..

«СП»: — Где ты вырос? Кто тебя воспитывал?

— Вырос я в нормальном для пацана районе, с репутацией наихудшего, на Петровке. Было много драк, если честно, но для моего сверстника из 60-х -80-х годов — это, думаю, в пределах нормы. Просто на районе было очень много понтов — особенно черных рэперских: все хотели быть похожими на группу Wu-Tang Clan и черных парней из американских фильмов; ну и вообще старшие обижали младших и так далее. Из-за этих самых драк, как на улице, так и в школе, мама в девять лет меня отвела на бокс. Сказала — вот тебе место для выплеска лишней энергии. Ну и с этого самого времени бокс был для меня основным занятием. Хотя, как ни странно, это был тот вид спорта, для которого я меньше всего подходил: по физическому развитию от других отставал очень сильно. Спасала только непонятная для меня самого злость и упрямство, с трудолюбием вперемешку. Получил в «табло», еще захотелось, проиграл соревнования — но опять туда прусь. Это тренеру, думаю, во мне и понравилось. Как он говорил: если я в нашем зале начну давать полноценные нагрузки, то в зале останется, наверное, только пол Есеналиева.

Ну, вот так. Школа и тренировка. С какого-то момента на улице почти не гулял. Странноватый, конечно, был — в общем понятии: девушек стеснялся, одно время даже увлекся вышивкой крестиком — нервы успокаивал. Много читал, любил историю, но по остальным предметам — чуть выше двоек. Водку и траву, как тогда, так и сейчас, не пробовал. Вообще ни разу. Тут, правда, всё очень просто объясняется. Я не пил и прочее — потому что все это делали. А кто хочет быть как все?

В 19 лет получил травму плеча. И — прощай спорт. Долго хотел вернуться, зарабатывал деньги на операцию. Где только ни работал: на стройке, грузчиком на рынке, на конно-спортивной базе и так далее. Несмотря на учебу в «технаре», всё равно без спорта было много времени. Я почитывал и до этого, но в то время литература еще больше заинтересовала. Любимые книги были «Спартак» Джованьоли, «Диво» Павла Загребельного, «Десять меченосцев» Ёсикавы. Ну, все книги мужских писателей: Хэмингуэй, Джек Лондон, стандартный набор.

В историческом плане любимые темы это — Запорожское казачество и УПА. Ну, про казачество понятно, объяснять не надо: там и романтики хоть отбавляй, и героев предостаточно. Литературы об этом — завались, все-таки предмет «История Украины» был один из основных.

Ну, а про УПА стал копать из любопытства. Учебники говорили одно: герои, освободители — а мое окружение из взрослых людей — совсем другое. А вдруг меня обманывают папы, мамы и тети? Вдруг — это и вправду были борцы за свободу и справедливость, а не кровавые бандеровцы?

Пообщался с ветеранами, спрашивал мнение знакомых поляков. Попросил соответствующей литературы у местных историков… В общем, мне уже тогда стало понятно, для чего на Западной Украине создают таких героев. И как легко они купились на исторические лазейки! Они всегда кричали: Бандера тоже был в лагерях у немцев! Бандера с немцами ничего не подписывал! Они сражались как львы против всех!

Помню, тогда попала в руки книга Калашикова — «Украина: крах проекта» — тогда она казалась мне сильно украинофобской: да, думал я, у нас в стране разногласия, но не все ж так плохо, какая ж может быть война?

Но взгляды мои уже тогда «левели» — и точно не из-за литературы. Вся эта современная элита была непонятна, интеллигенция казалась чужой: все они хаяли Советский Союз, многие стали ряжеными монархистами. Может, в моём случае сказалось влияние товарища Чернышевского, но я тогда уже думал, что в XIX веке были не только балы, гусарство и Наташи Ростовы.

Да и чего они так ненавидят СССР: я жил возле когда-то мощнейшего домостроительного комбината, который был разворован и закрыт в 90-е. Мама мне рассказывала, как она на свою посредственную зарплату объездила весь Союз в туристических походах. Тренер говорил про нереальное развитие спорта в те времена. А отец всё ностальгировал по заводу. Да и весь район алкоголиков и смурных работяг состоял из некогда веселых и вполне уважаемых пролетариев. Ну и все эти рассказы происходили на фоне коррупции девяностых и «нулевых» — в которых я жил.

«СП»: — Политика тебя интересовала?

— Да кто в нее вникает толком в таком возрасте? Видишь какие-то сюжеты мельком по телевизору, вот и всё: это же тебя напрямую не касается. Ну, один Майдан, ну, выборы, ну, Ющенко, ну, Янукович. Мое мнение по поводу всего этого не отличалось от мнения среднестатистического жителя моего города. Правда, тренер, — духовный мой наставник в то время, — был человек жесткий, старых полублатных понятий. Он ненавидел всех ахметовых, януковичей, всю их свиту. Говорил, что у них нет понятий вовсе.

Собственно, я в этом сам убедился, работая на той самой конно-спортивной базе, где размещалась и резиденция одного депутата — Дмитрия Черткова, по кличке Чёрт. Я там охранником был. Репутация Чёрта была известна каждому жителю Петровки. Но все-таки, когда я, спортсмен-неудачник, стоял у него на воротах, мне своими глазами приходилось видеть, как глава того же Петровского района дрожит, заикается и выслушивает весь матерный поток из уст Черткова. К нему заезжали на отчет прокуроры и менты: прямо по форме. То, что у него, помимо заводов, была доля от всего, что стояло на Петровке — это все знали. И всё это было на фоне дорогих машин, дорогих лошадей, бабья…

Не знаю, как политические, но какие-то взгляды, думаю, у меня формировались.

«СП»: — Когда начался Майдан, ты где был, чем занимался?

— На фруктовом складе грузчиком работал. Думал про Майдан: обойдется. В марте застал начало протестов в Одессе: я там заочно учился и на сессию приехал. Когда мне говорят, что Одесса сделала свой выбор — я просто посылаю этих людей… Потому что видел, кто на эти Украинские марши ходил.

Рассказываю: в Одессе есть пара очень хороших вузов, в которые едет учиться молодежь из Западной и, ещё чаще, из Центральной Украины. Именно они всю движуху и создавали. Плюс заезжие гастролеры: хунвейбины и гитлерюгенд чистой воды, только украинской закваски! Без них никуда.

Еле себя сдерживал, когда их шествия проходили прямо под моим балконом на Французском бульваре. Уже вернувшись домой, видел по Интернету, как наши пацаны разгоняли сторонников Майдана. Тогда еще ни одного флага ДНР видно не было.

Заметьте разницу в жестокости. При донецкой расправе, когда наших было больше, а их только два автобуса — у них погиб один человек. Я не говорю «только лишь один» — и один — много, но могло быть хуже. Люди не давали забивать гастролеров до смерти, поднимали, отряхивали и отпускали.

В наших местах поддерживали Майдан только предприниматели. Янык же к тому времени просто с ума сошел: обложил всех предпринимателей жёсткими налогами, СБУшники выполняли функцию вымогателей: у них реально была своя база плательщиков, соскочить было невозможно. Зачем им столько денег надо было — до сих пор понять не могу!

Это, кстати, самый сильный аргумент в споре с людьми с Донбасса, когда им говорят: «Что ж вы жалуетесь, когда в Раде большая часть была из Донецка? Как это вас никто не слышал?»

Что правда то правда. У многих на устах была эта злополучная фраза: «Да, бандиты, но хоть свои». Только они нас за своих не считали.

Я знаю, что Ахметов построил «Донбасс-Арену». А Чертков — парк на Петровке. А Колесников — хоккейный клуб «Донбасс» создал. Но это всё было похоже на систему кнута и пряника. Причем кнутов было гораздо больше. И лишь когда уже терпение подходило к концу — появлялся тот самый пряник в виде парков, стадионов и прочего. Скажи мне, почему они оборудование на шахтах не обновляли? Новые рабочие места не создавали? Нет, им лучше было нового футболиста купить, или лошадь.

Говорят, один из министров — Клименко — тоже был из донецкого клана. Я у Клименко с отцом на Кончей Заспе в Киеве — это район особняков, — дом строил и церковь для мажоров — так сказать, собственную. У этого Клименко в одной из дач стояла золотая лопата и статуэтка из драгоценного метала — в виде его самого, любимого. Как сейчас помню эту статуэтку: он — в генеральском кителе, ногой на Конституции Украины. А когда открываешь одну часть кителя — видишь золотое сердце: то есть, реально маленькое сердечко из золота. Машина у него была — «Aston Martin». Две таечки для массажа. Нашу бригаду выгнал — хотел, чтоб ему дом именно итальянцы построили. Как тут взглядам не полеветь?

Именно поэтому некоторые в Донецке обрадовались Майдану в Киеве. Даже мой тренер. Он думал, что приедут честные ребята из Киева и сметут Рината, Яныка, и всё будет чин по чину. Но я Майдан принять не мог. Видно же было, с какими флагами они на эти Майданы выходят и какие кричалки орут, и кто за ними стоит, тоже было ясно. Те же самые олигархи, что и здесь — какая разница-то?

«СП»: — Что стало окончательной причиной, чтоб ты пошёл в ополченцы?

— Как и на многих повлияло 2 мая. Я знал сотни настоящих отморозков из Донецка. Но я никогда не поверю, что они так смогли бы бесноваться и так гордиться тем же кошмаром, что устроили эти в Одессе. Это выше моего понимания! Девочки, делающие коктейли и девочки, равнодушно смотрящие на обгорелых людей — думаю, у многих это засело в памяти. А когда останавливали пожарную машину там, помнишь? Так и хочется крикнуть во всю глотку: как?!? Как они могли это сделать? Тут ни одни аргументы не помогают.

Знаешь, если бы вместе с нами ужаснулась Западная и Центральная Украина и они обвинили бы сами себя за перебор — мне, правда, кажется, что всё можно было замять.

Но об этом случае промолчали все медийные личности! Где этот дерьмовый Вакурчук, певец из «Океана Эльзи», который беседовал о единстве с донецкими студентами? Куда он делся сразу? А Михолок, интересно, сильно гордился своими «воинами света» и в этот раз?

Все сделали вид, что этого не было: это же не «небесная сотня»!

В Донецке тогда началась своя волна. У людей был пример Крыма и чего греха таить — многие надеялись на тот же вариант. А кто не надеялся — просто понял, с кем он жил в одной стране эти двадцать с лишним лет.

Когда бои в Славянске пошли полным ходом — был очень важный момент: абсолютное большинство местных подержали восставших.

Я понял, что мое время настало, когда уже не мог спать по ночам. И все аргументы закончились — что это братоубийственная война! — или: мы лишь марионетки! — или: убить человека — страшный грех! Всё это так — но моих земляков убивали люди, которые, судя по всему, эти аргументы даже не рассматривали, им же всё понятно. У них же никаких сомнений: «Слава Украине, смерть ворогам!»

«СП»: — Родителям сказал?

— Ничего не говорил: знал, что не пустят. Какие нормальные родители пустят? Оставил записку: «Ушел в ополчение, в Славянск не поеду, буду в Донецке, позвоню через 2 дня, когда успокоитесь». Через два дня они успокоились, и я им позвонил. Они, пусть не сразу, но всё поняли.

В «Дон ОГА» я был 3 дня. Встретил там одного командира — он был чеченец наполовину. Поговорил с ним. Он говорил: пойдёшь к нам?

Вот так я оказался в ополчении.

…Что-то у меня риторика какая-то — вроде, я такой весь правильный и я не виноват, приторно как-то звучит. Но, блин, это правда.

«СП»: — Я тоже так думаю. Что там дальше было?

— С середины мая до конца июня я был в подразделении, которое базировалось в Донецке. Командиром был Мансур. Бегал по родному Донецку с автоматом с двумя рожками и в спортивном костюме — не было ни формы, ни б/к. Хотя обучали там неплохо.

Потом перебрался в Иловайск. Там были пацаны, которые вышли из Славянска — с дисциплиной у них поначалу обстояли дела не очень… Но потом там главным стал Гиви, и всё сразу наладилось.

Нас в роте было не больше ста человек. Ну, и мы были те кто, собственно, этот город держал. Хронологию боев все, следившие за ситуацией, знают.

Позже мы уже стали батальоном «Сомали», в котором я и был до последнего времени.

«СП»: — У тебя, знаю, было несколько ранений. Как и когда ты их получил?

— Не очень приятно об этом говорить, меня уже упрекали на этот счет — типа, нашелся герой. Я как-то на свою дурость дал интервью — потом много из-за этого выслушивал. Действительно, таких, как я — полно. Но раз спросили, сейчас буду рассказывать, как корабли бороздят Большой театр.

Ну да, у меня четыре ранения. Первое было в Иловайске, я тогда впервые работал из РПГ. Дурак был — слов нет. Мне тогда кто-то сказал, что обычная осколочная морковка на РПГ — это страшный прожигающий снаряд. Ну, я и поверил. Мы мост держали. И когда на нас пошел БТР — я и выстрелил. Но он, естественно, только на секунду остановился и опять пошел. Потом я взял в руки термобар и отправился на ту же позицию, пацаны меня, как они потом рассказывали, даже перекрестили: думали, что это самоубийство. А я, если честно, от выплеска адреналина даже не понимал, что нельзя два раза стрелять с одной и той же позиции, но там трасса была — другую позицию и не найти. В общем, лупанул славно, на два часа их атаку задержал. Сразу после своего выстрела услышал звук их ПКВТ. Пацана, который меня, так сказать, прикрывал, серьёзно ранило в задницу, а я себя щупаю — вроде всё только по касательной: они разрывным работали, на свои дырки в одежде потом смотрел и удивлялся — многое прошло просто в миллиметрах от тела. Короче, ничего серьёзного впопыхах на себе не заметил.

В первый день серьёзных боев — жарко было, за день, наверное, выстрелов двадцать я из шайтан-трубы сделал. Контузило слегка после работы танков. В те дни впервые на моих руках ополченец погиб, он местный был, двое детей у него осталось. Но потом один из осколков в груди у меня загнил, — я с ним три дня бегал, — и мне его в Харцызске доставали.

Достали — я сразу обратно. Уже второй штурм готовился. Мы держали блок-пост «Церковь». Под конец дня нас уже на этом перекрёстке глушили со всех четырех сторон. Десять человек «трёхсотых» у нас было, раненых вывозили с боем. Очень хорошо проявил себя командир взвода Кисель. Будь на то время я старшим — возможно бы, и струхнул.

Конечно, помню момент, как Шустрый из мотороловских шел к нам на блок пост с флагом Новороссии. Наверное, то — один из самых счастливых моментов в моей жизни. Представляешь — это ты не деньги выиграл, не с красивой девчонкой переспал и даже не взял очень важный турнир по боксу. Это что-то большее: наши пришли.

Ну и когда мотороловские продолжили зачистку и стали окружать укров, на наш блок-пост опять пошла их штурмовая группа. Я как всегда с РПГ чистил зеленку. И мне прилетело из АГС в спину…

Насчет раненых — это вообще отдельная история.

Тому же Киселю в Иловайске чуть ли не наживую нос зашивали. А Жук выпивал и ножом сам себе осколки доставал…

После был донецкий аэропорт и при штурме нового терминала мне или пулёмет или что-то снайперское в плечо сработало, мяса отттяпали чуть ли не с кулак. И, сука, угодили прямо в мое травмированное плечо.

Но аэропорт — это вообще мясорубка. И все их рассказы про киборогов умиляют. У них потерь было уж точно не меньше, чем у нас. Но им нужно было как-то реабилитироваться после Иловайска. Вот мы и получаем сведения о том, что в аэропорту то всю «Альфу» перестреляют, то пол состава «Вымпела» убьют…

От пулевого я быстро вычухался — за две недели: спасибо хирургу из ОЦКБ.

Вернулся опять на позиции, чуть больше недельки повоевал и, как говорится: и снова здравствуйте.

Как было: мы стояли на «пожарке» в аэропорту. По нам танк сработал.

Видео этого боя попало в Интернет и в госпитале я занимался садомазохизмом: читал в комментариях о том, какие мы дебилы и как правильно надо воевать. Ну, извиняйте — такой уж русский спецназ…

После того, как меня увезли, на этой позиции и вправду произошла одна досадная ошибка, стоившая человеческих жизней… но это уже другая история.

Вот, собственно, и всё.

После последнего ранения уже больше двух месяцев на «больничке». Когда вытаскивали осколок из ноги — задели нерв, он долго восстанавливается, теперь особо не побегаешь. Многие из близких друзей теперь инвалиды.

Мне очень важно, чтоб дела раненых теперь не погрязли в бюрократии. Это сейчас начали появляться военные билеты и удостоверения. А что делать пацанам, которые еще в самом начале ушли по ранению на гражданку? Как бы не получилось потом, что хрен докажешь, что ты воевал.

«СП»: — После каждого ранения ты в строй возвращался. Мало того, на передовую — «на передок», как у вас говорят. Что тебя заставляло это делать?

— Сам не знаю почему. Так судьба сложилась. Меня ж никто не хватал за руку и не говорил: Ринат Сансизбаевич, просим: станьте министром ДНР. А я им — нет, только «на передок».

Если судьба толкала меня, чтоб я угодил в самую задницу — значит, так надо было. Вообще же, всегда помогало сравнение с людьми Отечественной войны. Теперь я понимаю, что мы их ногтя не стоим. Они были сильней.

Хотя эта война дала мне надежду, что здесь появится хотя бы одна большая личность, которая в будущем всё сможет изменить здесь.

Читайте продолжение: «Мы с Украиной на разных полюсах«

На снимках: Ринат Есеналиев/ Фото из личного архива