Братание врагов в окопах Донбасса не решит исход войны

Бойцы ВСУ и ополченцы Донбасса наладили между собой постоянное общение с помощью мобильных телефонов и даже заключают между собой «локальные перемирия». Об этом со ссылкой на украинских военнослужащих сообщает издание «Страна».

«Это не афишируется, но почти у каждого командира опорного пункта есть контакт с „той стороной“. Об этом не говорят начальству в штабе, хотя оно, я думаю, все прекрасно понимает. Младшие командиры на своем уровне сами договариваются о локальных перемириях», — рассказал собеседник издания.

По его словам, стороны заключают перемирие на период общих праздников — Новый год или Пасху. «Было пару случаев, когда с „той“ стороны звонили и поздравляли с днем рождения наших командиров. И в качестве подарка давали вечер или ночь тишины (…). Но если начали насыпать крупной артиллерией со второго эшелона по позициям, то обо всех договоренностях сразу все забывают», — отметил военнослужащий.

Украинский офицер, служивший на пропускном блокпосте в Луганской области, через который ежедневно проходило туда-обратно пешком и на машинах множество жителей, подтвердил изданию, что без координации с противником нельзя было обеспечить нормальную работу.

Насколько можно доверять этой информации? И что означает формулировка «самостоятельно заключают перемирия»? Насколько они прочны? На эту тему мы опросили наших экспертов.

— Неискушенным в особенностях как нашей, так и любой другой войны, читателям может примерещиться предательство, сепаратные переговоры за спиной командиров и чуть ли не братание в окопах, — отмечает военкор Марина Харькова.

—Только это не имеет отношения к реальности. На самом деле, еще с 14 года подобные контакты происходили и происходят сейчас, и это не новость ни для кого. Представьте себя на месте людей, долгое время воюющих в окопах и хорошо изучивших противника, который находится от тебя в считанных метрах, где — в ста пятидесяти, где — в полукилометре. Война — это не только бои и перестрелки, это в первую очередь — тяжелый труд. Копать окопы, обустраивать укрытия, вести быт и в жару, и в холод, днем и ночью. И так постоянно, четвертый год, с кратковременным отдыхом и редкими ротациями.

Если республиканские и украинские подразделения достаточно долго находятся недалеко, то разумеется, они хорошо изучили «соседей». Их повадки, расположение, вплоть до имен и расписания на обед. Мне рассказывали курьезные истории подобного общения. К примеру, солдаты ВСУ кричат: «Эй, сепары, сегодня нам хлеб не привезли, киньте нам пару буханок, а мы вам тушенку перебросим». Или наоборот: «Эй, укропианцы, там наш боец раненый, не стреляйте, дайте его вытащить!». Есть случаи и посерьезнее рассказанных. К примеру, на одном из участков фронта в ЛНР против наших подразделений постоянно стояли одни и те же украинские солдаты. Когда им прислали подкрепление, новоприбывшие устроили стрельбу. Их угомонили свои же. Сначала кричали: «Уймитесь, придурки, сейчас же ответка прилетит». Когда предупреждению не вняли, ВСУ-шники выстрелили из автомата поверх голов особо буйных, чтобы те намек поняли, наконец, и успокоились. В принципе, по-человечески такие мотивы понятны. Ведь цель бойца — победить и выжить в войне, а не сложить голову только потому, что кому-то приспичило развязать перестрелку без толку и цели. Речь идет о том, что иногда могут устанавливаться паритетные отношения по типу «ты меня не трогай, и я тебя пока не трону».

«СП»: — Как подобные «локальные перемирия», если представить себе, что они имеют место, могут повлиять на обстановку на фронте в целом?

— Никак. Это не массовое явление, а исключительно разовые договоренности. Любая провокация, попытки воспользоваться временной передышкой — и эти договоренности аннулируются по ходу дела. Есть приказ, есть враг, который постоянно находится в прицеле. Все понимают, что не в бирюльки играют. Соответственно, если неформальные договоренности никак и ни на что особо не повлияли до сих пор, то не следует из этого делать вывод о тенденции или преувеличивать их значение. Хотя если вспомнить историю, то братание в окопах случалось и в первую мировую, и в гражданских войнах: на фоне усталости, ощущения бессмысленности происходящего, стремления найти истинных виновных. Тем не менее, мое мнение, что сейчас в войне на Донбассе этого в массовом порядке не произойдет.

Локальные перемирия, конечно, влияют на обстановку, но минимально. Это не столько перемирия, сколько война, поставленная на паузу в конкретном месте и в конкретный отрезок времени.

«СП»: — Насколько прочны такие перемирия?

— Они не прочны. Так как могут сыграть и «фактор дурака», как в рассказанном мной случае, и изменение поставленных боевых задач, и любая случайность. А противник есть противник, начнешь доверять, а потом он ночью вырежет опорный пункт или блокпост, чтобы занять его, или закидает позиции минами. Мне ничего неизвестно о каком-то излишнем доверии к ВСУ. Бойцы республиканских армий имеют большой опыт боевых действий, и никто из них в сказки не верит.

«СП»: — «Страна» утверждает, что командиры с обеих сторон в курсе ситуации. Пытаются ли они как-то прервать подобные контакты? Или им нет до этого дела?

— Когда в курсе, а когда и не в курсе. Уверена, что это всегда и у всех по-разному. Я бы не обобщала. Вообще, задача любого нормального командира — сохранить личный состав в целости и сохранности. Каждый добивается этого в соответствии с принятой присягой и уставами, а также руководствуясь человеческой моралью. Опытные толковые командиры оперируют жизнями и судьбами людей, поэтому отдают себе отчет в происходящем, просчитывают риски и без острой необходимости не играют в миротворцев «мценского уезда».

«СП»: — Считают ли ополченцы украинских солдат повально врагами? Или все же на низовом уровне можно и нужно искать точки соприкосновения?

— Трудно ответить на этот вопрос, я не проводила исследований на эту тему. На начальном этапе, когда в ВСУ забирали призывников, девятнадцатилетних парней, к примеру, к ним было сочувствие. К боевикам нацбатов или наемникам жалость не проявлялась. Сейчас в ВСУ на переднем крае служат контрактники, взрослые люди, мотивированные идейно и финансово. Война перешла в профессиональную стадию. По поводу поиска точек соприкосновения на низовом уровне считаю, что это звучит странно. ВСУ пришли с войной, принесли смерть и разрушение и продолжают это делать. То есть, если с ними поговорить по-доброму, они разбегутся по полям и домам, помахав на прощанье ручкой? Это утопия. Покаяние, наказание виновных, тяжкий труд по восстановлению разрушенного, возмещение ущерба, как морального, так и материального, и только потом разговоры. Принцип для виновных в войне «платить и каяться» никто не отменял.

— В этой статье много правды, — подтверждает боец ВС ДНР, писатель-одессит Игорь Немодрук.

— Да и долгая позиционная война вообще, и эта наша Стоячая война в частности, предполагает такие «контакты на местах». Вспомните такое явление в Первую Мировую как братание. Тогда как и сейчас, люди устали от войны, а топтание на месте многократно усиливает эту усталость и объективно ли или субъективно, но навевает воюющим мысли о бессмысленности жертв. Ну и долгая позиционная война волей-неволей навязывает контакты между военнослужащими двух сторон. Ведь если месяцами перед тобой одно и тоже подразделение противника, одни и те-же солдаты с той стороны, говорящие на одном языке, такие же, как и тут Серёжки, Володьки, Андреи… И мирные, мотающиеся туда-сюда-обратно… Да при современных средствах связи. Поневоле познакомишься, а потом и поговоришь с командиром той стороны.

«СП»: — Насколько, по-вашему, подобные контакты способствуют достижению мира и взаимопонимания между сторонами?

— На мой взгляд, такие контакты в краткосрочной перспективе мало скажутся на взаимопонимании между сторонами. К сожалению вопросы войны и мира на Украине- Малороссии вообще и в Донбассе в частности, решаются не в окопах, не «на нуле», а в высоких кабинетах Вашингтона, Брюсселя, Киева. И не солдатами, проливающими свою кровь за чужие интересы, а людьми, которым глубоко плевать на этих солдат, которые ни сами рисковать в окопах никогда не будут, ни своих детей ни в коем случае не пошлют в «АТО». В будущем же, когда нам надо будет разгребать всё это дерьмо, которым загадили головы украинцев в духовной сфере, эти маленькие, местечковые «перемирия» скажут своё веское слово. Одно дело «вояка АТО» с промытыми мозгами, видевший «русских загарбныкив» только в прицел и совсем другое дело — «атошник», общавшийся в живую с ополченцами. Это две большие разницы. Если уж между боями с ним наладили контакт, то и после победы с такими легче будет переформатировать Украину в Малороссию. (Ну или как там будет называться новое государство?)

— Сепаратные договорённости, заключаемые между противоборствующими сторонами на низовом уровне — реалия любой войны, — утверждает заместитель главного редактора журнала «Новая земля» (г. Донецк, ДНР), постоянный эксперт Изборского клуба Новороссии Александр Дмитриевский.

— В истории тому — множество подтверждений. Откроем томик Маяковского, где в очерках «Моё открытие Америки» найдём очень интересную зарисовку из мексиканского быта почти столетней давности: «Войско живёт по-древнему — в палатках со скарбом, с женами и с детьми. Скарб, жёны и дети этакой махновщиной выступают во время междоусобных войн. Если у одной армии нет патронов, но есть маис, а другие без маиса, но с патронами — армии прерывают сражение, семьи ведут меновую торговлю, одни наедятся маисом, другие наполнят патронами сумки — и снова раздувают бой…» Яркий пример из истории Великой Отечественной войны — воздушные дуэли наших и немецких асов, о которых стороны, понятное дело, договаривались в обход официальных каналов.

«СП»: — Насколько серьёзна информация в нашем случае?

 — Кто-то из великих сказал, что нигде так много не врут, как перед выборами, на войне и после охоты. Любую информацию, поступившую из зоны боевых действий обязательно надо перепроверять, а иногда — умножать или делить на определённый коэффициент. Не раз слышал о том, что договорённости подобного рода случаются и на линии соприкосновения в Донбассе, но лично самому быть их свидетелем не доводилось, какие-либо достоверные факты, подтверждающие или опровергающие это явление, мне не поступали.

«СП»: —  Украинский офицер, служивший на блокпосту утверждает, что без связи с противником нельзя было обеспечить нормальную работу. Так ли это? Действительно ли есть вещи, которые не работают без взаимодействия сторон?

— Вдумаемся в слова «офицер, служивший на блокпосту»: скорее всего речь идёт об опорном пункте на дороге, ведущей через линию соприкосновения сторон, по которой перемещаются мирные граждане. Хотим мы этого или нет, а здесь сторонам придётся идти на контакт и на официальном уровне, и на неформальном: слишком многие вещи в этом мире решаются в виде личных договорённостей.

«СП»: — Насколько эффективными могут быть «локальные перемирия»?

 — Ровно настолько, насколько договороспособна каждая из сторон. А также насколько договаривающиеся способны держать слово.

«СП»: — Есть ли среди украинских военных люди, с которыми можно и необходимо искать точки соприкосновения?

— Безусловно есть. И эти точки приходится находить хотим мы этого или нет: не будешь искать такие точки — перейдёшь линию дозволенного, перейдёшь запретную черту — за твою жизнь и жизнь близких даже свои не поручатся. Кадровые военные, кстати, это прекрасно понимают, в отличие от тех же «правосеков».

«СП»: — Понимает ли киевское руководство, что в ВСУ может оказаться немало «неблагонадежных»? Пытаются ли они заменить их идейными нацистами?

— Я не телепат, чтобы читать мысли киевского руководства. И насчёт степени благонадёжности ВСУ тоже не спешил бы с выводами. Что же касается идейных нацистов, то идейность и умение воевать не взаимозаменяемы: основные тяготы войны с украинской стороны несут на себе именно регулярные части ВСУ, а не нацистские батальоны.