Баррель подешевел — что делать?

Можно констатировать многое из того, что меняется не в лучшую сторону в экономике из-за снижения цен на нефть, однако самый главный вопрос: что делать? Очевидно, что, если не вкладывать средства в нефтегазовый сектор, то российская экономика может просто потерять свое лицо.

Снижение курса рубля, рост цен в магазинах — это события, которые стали развиваться особенно остро в декабре ушедшего года. Стоит заметить, что все это происходит на фоне санкций против российской экономики, ну а суть этих мер, не стесняясь, озвучивают некоторые иностранные СМИ. Берем наугад, The Telegraph, 11 января,

пишет с некоторой оговоркой: «полная экономическая капитуляция в России хотя и является желанной для США и ЕС, в перспективе способна вызвать новый глобальный финансовый кризис, который может пройтись по Западу как сильнейший шторм». Ангажированные суверенные рейтинги России уже не вызывают удивления. Но что стало предметом разговоров — это снижение цены на нефть.

Диверсификация экономики, развитие сельского хозяйства — вот часто звучащие ответы на новые вызовы. Казалось бы, дело — в нюансах, однако настораживает вот что: а не забудем ли мы про нефтегазовый сектор? Он создает половину доходов бюджета, одна только компания «Роснефть» дает почти каждый пятый бюджетный рубль. Нефть и газ — это 68% экспортных доходов России. Сравним с Венесуэлой: там почти весь экспорт базируется на одной нефти — 97%, и это — большая зависимость: ведь у нас почти треть экспорта — это не нефть и газ. Да, оставшуюся часть экспорта в значительной мере составляют сырьевые товары, но это уже демонстрирует диверсификацию — по клиентам, по рынкам, по ценам. При этом весь экспорт к ВВП — это только четверть российской экономики.

Хорошо ли развивать промышленность и сельское хозяйство? Ну, почему же нет — к примеру, у Бурунди экспорт держится на кофе — от его продажи в страну поступает 80% валютной выручки. Но там климат другой. И кофе — это тоже сырье. Хотя в России успехи в сфере сельского хозяйства очевидны.

Однако не будем забывать, что Россия — в значительной мере энергетическая держава, и это сложилось исторически. Низкие цены на нефть не должны привести к тому, чтобы мы забыли об этом. Вспомним, что буквально несколько лет назад шли дискуссии о том, что стоит притормозить в торговле нефтью, так как она может закончиться. В нынешней ситуации популярно говорить ровно об обратном: нефти слишком много на мировом рынке — любопытно, как меняется дискурс! И то, как меняется дискурс, должно нам напомнить, что мыслить лучше стратегически. А стратегически низкие цены на нефть составляют вызов, на который реагировать можно двояко: сокращать инвестиции в этот сектор или наоборот — наращивать.

Понятно, что первыми на сокращение инвестиций пойдут в тех странах, где издержки выше. Не случайно, что крупнейшая нефтяная компания Норвегии, потеряв почти 25% стоимости своих акций за квартал, намерена сократить персонал и инвестиции. А шведская Lundin Petroleum подумывает в этом году на 31% сократить свой инвестиционный бюджет: ведь шведская крона за год потеряла 25%.

Казалось бы, все так поступают — ведь энергетические компании в мире активно занимали деньги. В США только в этом году местным компаниям надо будет выплатить по процентам около 200 миллиардов долларов, однако рефинансировать свою задолженность стало значительно труднее: ФРС намерена поднять ключевые ставки уже во второй половине 2015 года, а инвесторы, глядя на низкие цены на нефть и прикидывая себестоимость добычи нефти в США, не очень хотят финансировать этот сектор экономики. За счет закрытия скважин небольших компаний объем добычи нефти в США за год упадет на 10%.

В итоге замороженными оказываются инвестиции на сумму более чем в 2 триллиона долларов в мире, а это значит, что уже в этом году не будет разработок месторождений, которые стратегически могли бы дать в сумме около 96 миллиардов баррелей нефти. США с 2011 года за счет заемных средств вкладывали деньги в энергетику, сумма набежала приличная — 1,5 триллиона долларов, однако вот в чем проблема: доля облигаций энергетических компаний, по которым риск дефолта оценивается как высокий, выросла за последние несколько месяцев втрое!

Однако не все так однозначно: не вкладываются в энергетику там, где себестоимость высока, где, даже если есть технологии, в итоге слишком дорого добывать нефть. Например, ОАЭ не намерены не только сокращать объемы добычи, но и будут вкладывать еще больше средств в развитие нефтяной отрасли, даже сейчас, при низких ценах на нефть. А это значит, что там уверены, что нефть поднимется выше необходимой для точки безубыточности цены в 74 доллара за баррель, а объем добычи должен вырасти за два года на 30%. И это при том, что для того, чтобы бюджет ОАЭ был бездефицитным, уровень цен на нефть должен вырасти до 81 доллара за баррель!

Здесь очень важно понимать, что есть разные предельные уровни цены на нефть. Первый уровень — это цена, которая покрывает все издержки компаний, плюс дает бездефицитный бюджет. Второй уровень — цена на уровне безубыточности, но дефицит бюджета появляется. Третий — уровень цены не покрывает издержек, в стране растет дефицит бюджета, инвестиции, особенно частные, в отрасль резко сокращаются. На третьем уровне снижения цены те, кто будет наращивать инвестиции в этот сектор, получат в итоге большую долю на мировом рынке и значительный выигрыш.

60 долларов — это та цена, ниже которой инвестиции в добычу сланцевой нефти в США будут практически прекращены. Учитывая, что три четверти роста предложения нефти на мировом рынке ожидалось в текущем году за счет поступлений из Техаса и Северной Дакоты, уже к концу года предложение сырья перестанет увеличиваться. Сейчас же ряд американских производителей пытается по максимуму выжать из скважин до их консервации и намерен продать максимальные объемы, что еще больше увлекает мировые цены вниз, однако, очевидно, что это временная тенденция.

Это понимают, к примеру, в Канаде. Да, снижение цены на нефть привело к падению канадского доллара на 16%. Рост безработицы и инфляции (к примеру, карточка на метро подскочила со 113 до 133 долларов) уже привел к тому, что две крупных розничных сети в стране закрывают свои магазины. Однако восьмая по величине семейная компания в Канаде — James Richardson & Sons, Ltd (JRSL) — делает свои самые крупные инвестиции за десятилетие… именно в нефтяную отрасль! Туда, в 550 скважин в Манитоба вкладываются 410 миллионов долларов — все ради того, чтобы увеличить добычу нефти на треть! И это даже при том, что 96,7% канадского экспорта нефти идет в США, которые сами по добыче этого сырья приблизились к показателям Саудовской Аравии. И JRSL не пугает, что банковский сектор Канады думает, а что будет с 55 миллиардами долларов займов, которые взяли канадские энергетические компании, когда цены на нефть были высоки и можно было не обращать внимания на себестоимость, как это приходится делать сейчас. Примечательно, что при доле нефтяной отрасли в экономике в 10%, туда направляются более 20% всех инвестиций в Канаде.

Государственная компания по добыче нефти в Венесуэле — Petroleos de Venezuela — также не намерена поддаваться панике и собирается увеличить добычу к 2019 году почти в два раза по сравнению с 2013 годом, направляя на это в общей сложности 302 миллиарда долларов: временное снижение цен на нефть не должно затмевать стратегическую перспективу для страны.

Если бы не высокая себестоимость, то США были бы рады и далее наращивать объемы добычи нефти: ведь с начала кризиса в декабре 2007 года благодаря этому сектору американской экономики были созданы сотни тысяч рабочих мест, в то время как падала занятость, например, в строительстве.

Для России нефтегазовый сектор является локомотивом экономики: одно рабочее место в этой сфере создает как минимум шесть рабочих мест в других отраслях экономики. Санкции просто показали, что необходимо развивать технологии и промышленное оборудование, которое ранее можно было купить за рубежом. И это касается непосредственно и нефтегазового сектора. Выстраивание полной технологической цепочки — исследование месторождений, разработка, добыча и транспортировка нефти — позволит, с одной стороны, увеличить промышленный выпуск, с другой стороны — создаст стратегически выгодную позицию на мировом энергетическом рынке, где выиграет тот, кто, несмотря на снижение цен на нефть, будет продолжать инвестировать в этот важнейший сектор мировой экономики.

Владислав Гинько, преподаватель РАНХиГС при Президенте РФ

Фото: Gao Wei/ ZUMAPRESS.com/ Globallookpress