В России политика запрещена

В момент запрета на просвещение без специального разрешения со стороны властей, введения обратной силы ответственности за участие в деятельности «экстремистских» организаций и накануне признания одной из самых влиятельных в стране общественно-политических организаций «экстремистской», а также в преддверие предстоящих осенью очередных парламентских выборов невредно осмыслить, а что такое вообще есть политика?

Какое понимание нам предлагается властями?

Первое. Политика — как противостояние действующей власти, заведомо почему-то заботящейся о государственных интересах и народе, внешним врагам, к числу которых автоматически относятся и любые оппозиционные силы.

Соответственно, противостоят на этом поле политики — ответственные государственные мужи, которые «не говорят, а делают», и политиканы — в лучшем случае безответственные болтуны и популисты, а то и прямые наймиты — ставленники криминальных или враждебных иностранных интересов. Всем, кто готов воспринять и принять такую картину мира, ее вбивают по самые уши — через все доступные информационные каналы. Но это не означает, что это — единственная модель, на которой специализируются пропагандисты. Для тех, кто столь упрощенную картину мира принять не готов, в запасе иные варианты.

Второе. «Реал политик» — некоторое упрощенно циничное представление, в рамках которого в политике участвуют и соревнуются исключительно так называемые «политические животные» — существа совершенно в глубине своего мировоззрения безыдейные и потому, в сущности, бессмысленные, но неудержимо стремящиеся к одному — к личной власти. В рамках какой политической партии и под прикрытием какой идеологии — неважно.

Как сказал один ныне популярный политолог применительно к одной из российских «системных» оппозиционных партий: «ХХХХ (имея в виду конкретную партию) — не идеология, а средство передвижения». В том смысле, что таких идиотов, которые всерьез «заморачиваются» на тему идеологий, нынче нет, а партия дает (или даже продает) некоторый «проездной билет», как минимум, билет лотерейный, позволяющий осуществить на политическом поле некоторую вертикальную мобильность. Как ни парадоксально, но столь откровенно циничная модель используется преимущественно в качестве некоторой универсальной индульгенции для властей и ее прислужников.

Действительно: что бы они ни творили, но что же вы хотите — просто мир и все люди в нем устроены так. «Других политиков у меня для вас нет». В том смысле, что других в принципе не бывает. Отсюда и известное покорно примирительное: «Эти хотя бы уже наелись, а если их сменить, то придут новые — голодные»…

Третье. Псевдо идеалистический вариант. Политика — как допускаемое властями или кем-то еще свыше все же соревнование неких «правильных» или «конструктивных» политиков и соответствующей борьбы «проектов», собственных «видений будущего». Казалось бы, это уже нечто приближаемое к представлению о нормальном политическом поле, но с одной важной оговоркой. А именно: одни хотят сделать лучше, другие — еще лучше, а третьи — уж совсем идеально. Плохо — не планирует никто. И главное: плохо — как будто никто не только не планирует, но и не делает. Во всяком случае, в рамках такого бескомпромиссного сражения на подушках никто не вправе нанести никому никакого реального ущерба. Красиво? Чисто? Гуманно? Верно.

Но и столь же бессмысленно. Для всех остальных участников такого детского цирка, кроме действующей власти. Логика понятна: раз бить никого всерьез нельзя — нельзя разоблачать несоответствие слов и дел, вскрывать злоупотребления и разложение, то зачем «менять коней на переправе»? Зачем вообще что-то менять, если и так все хорошо? Тем более, что в эту «идеалистическую» (а на деле не более, чем лицемерную) картину политической борьбы можно совсем по чуть-чуть добавлять из картины первой: мол, действующие-то все-таки не говорят, а делают. А также и из модели политического поля второй: мол, даже если действующие властители и не исчерпывающе идеальны, тем не менее, лучше-то все равно не бывает…

Что же мы получаем, если соглашаемся с любой из перечисленных картин мира или на какое-то их сколь угодно причудливое сочетание? То, что и имеем сейчас в нашей стране. А именно: категорическую, под любым предлогом, но принципиальную несменяемость власти.

И понятно.

Если оппозиция — враги не действующей власти, но всей нашей страны, великой Родины, то как же можно за них голосовать, их поддерживать, требовать беспристрастного наблюдения и честного подсчета голосов, если есть опасность, что кто-то, введенный в заблуждение, проголосовал за этих наших «врагов» и тем подвергает нашу Родину страшной опасности?

Если все друг друга стоят, но от одних мы уже хотя бы знаем, чего ожидать, а другие, точно ничем не лучше, но несут с собой новые неизвестные опасности, то ради чего же вообще играть в эти игры как последние лохи? Не хотим, чтобы «нас разводили», и потому вообще не участвуем в этих грязных делах.

Наконец, если в ходе избирательной кампании все говорят обо всем хорошем, обещают манну небесную, но мы все эти прекраснодушные сказки уже слышали, а все только хуже и хуже, то что же верить этим болтунам? Зачем вообще в этом всем участвовать? Тем более что соревнование сочинений на тему, как я еще тщательнее буду переводить старушек через дорогу, банально скучно, никого не заинтересует и никого не привлечет.

А что могло бы привлечь?

Известно: «Нет, ребята, все не так, все не так, ребята!».

Но именно это-то — и запрещено.

Мыслители прошлого неоднократно в разных формах выражали одну и ту же простую мысль: демократия — не метод выбора лучшего, но метод избавления от неприемлемого. В том смысле, что с выбором лучшего можно и промахнуться, но этот выбор затем вновь и вновь можно и нужно корректировать.

Но что и как можно скорректировать, если любая более или менее неискаженная обратная связь категорически пресекается?

Начали, как известно, с монополизации СМИ. И все было более чем успешно, но тут технический прогресс подбросил подлянку: всемирная паутина — сеть интернет. Взялись медленно, но неуклонно приручать (в том числе, перекупая ключевые ресурсы и сети), ограничивать, душить.

Параллельно — ограничения для участников избирательных кампаний на критику политических противников: мол, нечего про других — про себя говорите, что именно предлагаете.

По сути, критиковать власти с целью избавления от этого самого неприемлемого, разъяснять, что именно неприемлемо — нельзя. Затем жесткие ограничения на выступления любых «третьих лиц», по сути — просто заинтересованных граждан. Правильно: нечего просто каким-то там «гражданам», деятельность которых не оплачена из избирательных фондов, делать в избирательных кампаниях. Подразумевается: не их (граждан) это вообще дело.

Затем ответственность за распространение «фейков» — что истина, а что ложь, установит, разумеется, сама действующая власть, включая власть судебную, никоим образом отдельной и самостоятельной от власти президента и правительства давно не являющаяся. Да что там «фейки», ответственность за них — это в их понимании «бить по хвостам». Надо чтобы вообще рот раскрыть без высочайшего соизволения не смели. Сказано — сделано: вообще распространять информацию, просвещать без специальной лицензии — нельзя.

А что еще нельзя?

Нельзя главное: нельзя бороться со злоупотреблением властью — с коррупцией. Категорически недопустимо выводить власть на чистую воду.

Ведь что такое объявление Фонда борьбы с коррупцией* «иностранным агентом»? Полагаете, это — про конкретный фонд во главе с конкретными руководителями — живыми людьми со своими достоинствами и недостатками?

Подозреваю, что нет. Это — сигнал о недвусмысленно враждебном отношении властей к целому направлению деятельности. Подчеркиваю: важнейшему направлению общественной и политической деятельности в реальном обществе, управляемом, к сожалению, вполне грешными людьми.

А что такое предполагаемое в самое ближайшее время признание Фонда борьбы с коррупцией («иностранного агента») еще и запрещенной экстремистской организацией?

Специально подчеркиваю: не вообще, а конкретно в этом материале — ни слова о том, хорошие у этого фонда руководители или плохие, совпадают их цели и задачи с национальными интересами России или нет. Об этом каждый вправе иметь свое собственное мнение. Важно, что у них есть еще организация — штабы по всей стране.

Допустим, действовали бы эти штабы какими-то экстремистскими методами — признали бы их запрещенной экстремистской организацией. Это всего лишь штабы конкретного политика (Навального).

Правильно ли или ошибочно их признали бы экстремистскими — это имело бы отношение только к этой конкретной политической группировке и ее возможностям вести легальную политическую борьбу. Но если экстремистской и запрещенной организацией признают Фонд борьбы с коррупцией («иностранный агент»), то, согласитесь, по сути — это признание экстремистской и запрещенной самой деятельности по борьбе с коррупцией.

Ведь мы знаем уже множество примеров, когда людей судят как за экстремистскую деятельность за то, что они просто не сидят сложа руки, а что-то пытаются делать, будучи в прошлом участниками организаций, признанных экстремистскими. И им успешно вменяют в вину, что они якобы в нарушение закона «продолжили деятельность запрещенной организации». Конкретно сейчас, например, Антонову и Екишеву, после уже и без того двух лет (!) предварительного заключения, обвинение запрашивает по полтора десятка лет колонии за то, что они, якобы, продолжили деятельность запрещенной организации.

А представим себе, что кто-то после признания Фонда борьбы с коррупцией («иностранного агента») решит снять очередной ролик о злоупотреблениях власти применительно, допустим, к новым историям с дворцами-яхтами-самолетами-оффшорами — неужто следствие не запросит признать их деятельность как преступное продолжение деятельности запрещенного «экстремистского» фонда? Или есть хотя бы доля надежды, что суд устоит и не пойдет на поводу у следствия — восстанет против воли в очередной раз разоблаченной власти?

А если когда-нибудь вновь по какому-то недосмотру во главе Счетной палаты окажется не друг властителя, а его противник, что и должно было бы быть по самой логике разделения властей — так называемых «сдержек и противовесов»? И такая Счетная палата потребует, например, отмены аукциона по продаже в руки приближенных к властителю Массандры? Так их запросто можно обвинить в том, что, прикрываясь конституционным государственным институтом, они на самом деле вели деятельность запрещенного фонда — иностранного агента…

И «вишенка на торте»: принятие закона, предусматривающего обратную силу ответственности за «участие в деятельности экстремистской организации» -- поражение в пассивном избирательном праве (праве быть избранным). Допустим, вы помогли тому, что считали делом хорошим — разоблачению коррупции. Но организацию, разоблачавшую коррупцию, признают затем «экстремистской». По логике и норме этого закона — «таких не берут в космонавты». Вы можете быть и, скорее всего, будете «законно» поражены в правах.

Итак, политическая деятельность — подлинная, связанная с борьбой за власть, за поддержку масс избирателей и, соответственно, против той или иной (у нас уже более четверти века фактически несменяемой) власти — запрещена. Но означает ли это, что история остановилась, и властитель теперь совершенно безмятежно, как в известной сказке, может вечно царствовать, лежа на боку?

---

* Некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией» внесена в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента