«У меня есть волшебный ключик»

В «Лефортово» никак не разрешалось хранить его в камере. При поступлении у меня его сразу изъяли, и сколько я не просил, так и не выдали. В других СИЗО страны оказалось — можно. Да и в самом деле, какая уж тут может быть от него угроза — маленький керамический ключик с магнитиком, пять сантиметров в длину, не больше. Зато красота какая: на нем фотографическим способом изображен комплекс церковных зданий, под ними голубое озеро, а сверху белоснежные облака на фоне ясного неба. И во всю длину — надпись «Селигер»…

В общем, такая вещь любому арестанту может принести лишь радость и покой. А мне — так и подавно, потому что дорог он мне не только тем, что красив, а прежде всего тем, что это подарок. Один из двух талисманов.

Холодно. Я хоть и надел две куртки с тремя парами штанов, все равно простудился и приобрел новые болячки.

Помещение тюрьмы, куда нас завели, — это такой своеобразный комплекс из разного рода комнат и коридоров, который, по всей видимости, выполняет функцию накопителя и фильтра. Темные синие стены, много лампочек, но из-за отсутствия окон тут все равно полумрак.

Вдоль стен уже стоят арестанты. Те, кого вывели раньше меня. Не успел я сделать и пары шагов, как почти одновременно несколько сотрудников СИЗО произносят: «А вот и московская знаменитость!», показывая на меня. И начинают обсуждать какие-то подробности моего уголовного дела. Кто-то произносит фамилии оппозиционеров, мол, митинги против Путина они проводят, Удальцов, Навальный и Собчак.

Честно говоря, мне дела нет до этих разговоров. Я наслаждаюсь теплом и стараюсь встать с другими арестантами в один ряд у стенки. Но тут же следует команда: «Так, всех быстро развести, а он путь пока тут постоит». В течение пары минут всех завели в камеры, я остаюсь в коридоре один. Но тут из самой тюрьмы ведут группу арестантов, наверное, на выезд. Следует команда: «Завести его в камеру!». Меня заводят, а там два местных арестанта. По виду — люди бывалые.

Арестанты принимают у меня записки с телефонами моих адвокатов и близких. И на очень серьезном настрое обещают в кратчайшие сроки сообщить на волю, что меня тайно вывезли из Москвы в Иркутск, и что я уже на пересылке в Челябинске. Буквально через пять минут меня выводят из этого помещения — мол, нечего тут болтать с заключенными. Ведут на обыск…

Вообще, обыски при этапировании происходят буквально на каждом шагу. Выходишь из вагона — обыск, заходишь в помещении тюрьмы — опять обыск, хотя интервал между ними мог быть минут десять — пятнадцать. Даже если везли в железном «стакане», как меня, — все равно обыск. Дело в том, что до Челябинска доставили одни, а приняли другие. Вот и обыскивают, вероятно, из-за недоверия к коллегам. Оно понятно: никому не хочется нести личную ответственность.

В комнате для обыска стояло человек десять сотрудников СИЗО. Как зашел, меня сразу начали расспрашивать: ну что, мол, рассказывай, чего в Москве бунтуете. Говорю, что не нравятся нам «жулики и воры» во власти, вот и бунтуем. Выходим на мирные митинги, имеем по закону полное право. Многие одобряют — мол, во власти нечестных людей очень много, и с этим нужно что-то делать. А как уж тут без митингов, так ведь во всех странах происходит.

Кто-то говорит — а что там с вами делает Ксения Собчак? И правда, что ты ее друг? Говорю, что она приходит на митинги и акции протеста и выражает свою точку зрения. Лично я виделся с ней пару раз, но хорошо знаю ее друга Илью Яшина. Но тут же задается еще несколько вопросов, и все они так или иначе связаны с Ксенией Собчак. Мол, «а не тебя ли поймали у нее дома с 1,5 миллионами евро, полученными из Грузии?». Да нет же, говорю, у Собчак дома никогда не был. А меня спецслужбы похитили в Киеве и почти что без денег.

Эх, кто-то произносит, жил бы в Москве, тоже пошел бы с Собчак на митинг. Надоел, мол, этот бардак во власти.

Обыск заканчивается, мне разрешают сложить вещи в сумку и предлагают проследовать в камеру. Пока идем по бесконечным лабиринтам коридоров СИЗО, попадается еще несколько человек, которые спрашивают у конвоиров — «это и есть друг Собчак?..».

Завели в пустую камеру, выдали постель, сводили в душ. От горячей воды я окончательно разомлел, пришел «до хаты», а там уже ужин, суп. Ну, думаю, жить можно.

У дверей невдалеке совсем молоденькая девушка — охранница, вероятно — башкирка или казашка по национальности. Справился у нее по парочке бытовых вопросов, поел, немного прибрался в камере. И принялся писать письма. Сперва Владимиру Петровичу Лукину, с «шапкой», официально, из того места, где я нахожусь. На половине письма к двери подбегают сотрудники СИЗО, говорят — собирайся, поедешь в другое СИЗО для VIP, а сюда ты попал по ошибке.

Конечно, камера этого СИЗО, да и вообще внутренний вид изолятора после «Лефортово» заметно проигрывал. Но после нескольких ледяных суток в поезде, после нескольких часов обысков и устройства в этом СИЗО мне, конечно, никуда не хотелось ехать. Но делать нечего, тут у тебя нет права голоса, ты не на митинге.

Минут через пятнадцать я уже был почти собран, когда к двери подошла молодая охранница со словами «жаль, что вы уже уезжаете, я хотела ночью поговорить с вами про Ксению Собчак». У меня уже не было сил на ответ. Улыбнувшись, я ответил: «Он улетел, но обещал вернуться».

Опять обыск на выходе, опять автозак, опять «стакан». Примерно через час я — в коридоре другого СИЗО. Тут принимают чуть холодней, но опять вышла встречать целая делегация, во главе с каким-то подполковником в папахе. Тот строго спрашивает — что против власти идете? Отвечаю, что люди, укравшие голоса на выборах, для меня не власть, а самозванцы.

Опять обыск, но тут транспортер, сумку просматривают на мониторе сразу всю. Начальник уходит, и сотрудники начинают задавать все тот же вопрос про Ксению. У меня уже совсем нет сил, в полусонном состоянии я лишь отвечаю — всё правда. Всё, что говорят…

Новая камера оказалась немногим лучше предыдущей. Да к тому же с курящим соседом, молодым парнем 27 лет, попавшимся то ли за наркотики, то ли за квартирные кражи. А может быть, за то и другое вместе.

Добравшись до подушки, почти мгновенно засыпаю.

Утром — завтрак. Примерно в 7.00 сквозь сон слышу гул телеги и разговор баландера с охранником: Собчак, Собчак… Этот вот Развозжаев, который вот тут сидит. Политический…

Открывают кормушку, я подаю тарелку. И как бы промежду прочим спрашиваю — а когда у вас принимают передачки? А то Ксения Анатольевна должна передачку привезти. Охранник ответственно обещает, что ежели передачку вам передадут, то ее обязательно доставят в камеру. Тут с этим строго.

Конечно, никаких передачек не было еще почти неделю, так как власти скрывали, что меня вывезли. Но все же, людская молва и кто-то из десятка тех людей, кому мне удалось рассказать о своей ситуации, все же сообщили на свободу о том, где я нахожусь.

Как знать, возможно именно кем-то запущенная «утка» о моей дружбе с Ксенией Собчак стала птицей удачи, разнесшей весть о моем местонахождении в Челябинске. И в буквальном смысле слова спасла мне жизнь.

Ну а я теперь всерьез думаю обратиться в Координационный Совет оппозиции для того, чтобы мои коллеги обязали Ксению выслать мне открытку с собственноручно написанным приветствием. И может быть, раз уж имя Собчак действует магически на сотрудников и обитателей российских следственных изоляторов, такой талисман спасет меня еще не раз…

Пожалуйста, отдайте этот рассказ через моих адвокатов или через родственников Сергею Шаргунову для опубликования в «Свободной прессе».

07.01.2013. СИЗО-1, г. Челябинск

Фото: Сергей Кузнецов/ РИА Новости