В раю Бо-бо

Когда в книге про образованный класс огромное количество ошибок — «ться-тся», «при-пре» — это смешно. Мы, тем не менее, как-то интуитивно чувствуем, что придираться — снобизм. А почему, на самом деле? Да потому что как-то вот все же содержание важнее формы. То есть понятно, что содержание обуславливает форму, а форма сложным образом влияет на содержание, и в каждом конкретном случае не очень понятно, что главное, но все-таки. В целом — содержание важнее.

Как-то примерно так и с историей. Понятно, что политика, общественные отношения, культура, стиль, психология, экономика и черт в ступе еще — все это варится вместе, друг на друга влияет, одно неотделимо от другого. И все же из всех этих равных по значимости элементов экономика — равнее других. Любой, кто этого не признает, как показывает философская практика 20-го века, оказывается так или иначе мистиком. (Что, впрочем, не хорошо и не плохо, если только не отрицается, но это в сторону).

Так вот, книга. «Бобо в раю» американского социолога Д.Брукса. Только что вышла в «Ад Маргинем». Подзаголовок — «Откуда берется новая элита». Про креативный класс. Она, конечно, про американский креативный класс, но наш — примерно такой же, портрет узнаваемый.

Одевается в искусственно состаренные джинсы, пьет свежевыжатый сок, ест органическую еду и покупает только такую косметику, которую не испытывали на животных, что-нибудь программирует или занимается дизайном, а, может быть, даже финансовый аналитик, но в отпуск летит не то в Монголию, не то в Камбоджу, читает про дзен и в свободное время рисует пастелью.

Он умен, неконфликтен, заботится об окружающей среде, выступает за права человека — лапочка. Мы знаем этих лапочек, у нас их полные «жан-жаки» сидят.

«Бобо в раю» — это про то, почему они спасут мир. По-русски вообще-то следовало бы перевести «бурбоны», ибо это сокращение от «буржуазная богема», но, опять же, не будем придираться к мелочам. Вроде как креативный класс появился в результате борьбы и слияния буржуазии и богемы. Буржуазия с ее любовью к материальной стороне жизни и богема с ее романтической настроенностью на неземные блага — поженились и родили Бобо, который унаследовал от мамы с папой все лучшее, что в них было.

Посмотрите на него, он такой милый. Воспитанный, не ругается матом, не драчливый, трудолюбивый и в то же время духовный, любой акт потребления для него — целая философия. Спасти вымирающих китов, помочь голодающим где-то на другом континенте детям. Почему на другом? Ну, потому что там еще нет бобо, не народились. Вот станут везде бобо, и будут новое небо и новая земля.

Я, конечно, ерничаю, но ерничаю, уж извините, в духе «Критики гегелевской философии права». Потому что все так, безусловно, но только если перевернуть все с ног на голову. Если воспитанность, образ мышления, стиль потребления и модель поведения, все это создало постиндустриальную экономику, то да, нам остается дождаться, пока все станут воспитанными, и тут же в мире не останется никаких проблем.

И, кстати, если кто-то медленно воспитывается, то ведь можно и повоспитывать в духе анекдота про хиппи, выходящего из панковского притона с окровавленным мачете: «Теперь здесь будут жить добрые хиппи». А злые, невоспитанные иракцы, иранцы, сирийцы — не будут.

Ну а если наоборот? Если это именно экономика позднего капитализма создала и выпестовала этого Бобо? Привила ему любовь к окружающей среде, потому что как иначе продать какой-нибудь кусок мыла в три раза дороже его обычной цены? Сунула ему в руки какого-нибудь Филиппа Капло (это такой американский популяризатор японского буддизма) — пусть думает о метафизике страдания, а не об экономике? Если он стал толерантным именно потому, что информационная экономика, с одной стороны, сажает его в непроницаемый кокон, из которого не разглядишь, что делает коллега за соседним столом, а с другой, обставляет его бизнес таким количеством контрагентов, что не сможешь вести дела, если будешь все время думать, кто с кем спит и у кого какая кожа?

(Вот, к слову, почему у нас сейчас невозможны однополые браки. Не потому что население отсталое или, наоборот, духовное. Потому что способ производства у нас пока еще индустриальный).

Я к чему. Ведь все это не отменяет того, что этот Бобо — милый парень. И уж конечно лучше оказаться в компании бобо в «Бонтемпи», чем с уголовниками в Набережных Челнах. Может, и скучно, но во всяком случае безопасно.

Но дело в постановке вопроса. Если стиль и поведение людей самозарождаются в первичном бульоне словопрений культурологов, то — ну, ничего не скажешь, остается только переместить «Бонтемпи» вместе с контингентом в Набережные Челны, и уголовники, глядишь, скоро тоже будут есть спаржу и выступать за гей-меридж.

Но если все же первичен способ производства, то возникает масса дополнительных обстоятельств. Филлипинские рабочие по два доллара за рабочий день — мрут как мухи под завалами бараков, которые для них понастроили… гм, да как бы не те же самые бобо. Дети Нового Орлеана, которые не только не читают «Дзен и искусство ухода за мотоциклом», но и не могут пойти в поликлинику, потому что у них нет такой замечательной медицинской страховки, как у программера из LA или дизайнерши из NY. Ежедневные массовые убийства в Ираке — стране победившего капитализма, на секундочку.

Ну, то есть да, там все люди невоспитанные и не заботятся об окружающей среде. Вот научатся манерам, станут толерантные, полюбят проводить отпуск в Камбодже — тогда и у них все будет. И хорошая страховка, и дом в Монтане со ста акрами земли в добавление к квартире на Манхеттене, и органическая еда, и кухня как ЦУП, и маки, и томми хилфигеры, и все-все-все. Ребята, все это у вас будет, только научитесь держать вилку за столом. Будете жить как в раю.

Мы вот уже живем — сидим себе в «Бонтемпи» и недоумеваем, чего вам там не хватает. Введите права человека — и тоже попадете к нам.

Почему крайне важно доказывать, что стиль первичен, а не экономика? Потому что иначе придется признать, что рай, в котором живет бобо, устроен как зеленая зона, существующая только постольку, поскольку вокруг нее — пустыня боли и зла, зона зеленеет благодаря этой пустыне; в ней нет бобо, бобо было бы там бо-бо.