Время «мягкой силы»

Александр Захаров - знаковая фигура художественного авангарда 80-х годов. Создатель творческого объединения «Центр», организатор выставки «Лабиринт» в Московском доме молодежи в 1987 году, Захаров был активным участником объединения художников в Фурманном переулке — и на волне моды на русское искусство выехал работать в Нью-Йорк в начале 90-х годов. С тех пор персональные выставки Захарова прошли по всему миру, он занял первое место в конкурсе иллюстраций газеты «New York Times» и журнала «Worth», обрел ряд других призов, сотрудничал в качестве художника и ювелира с компанией «Роллс-Ройс». Работы Захарова находятся в постоянных экспозициях музеев США (в Гарварде по его эстампам идет обучение студентов). В последние годы Александр все чаще приезжает в Москву и показывает здесь новые проекты. Недавно в Москве прошла выставка «HUNT».

Юрий Нечипоренко поговорил с Александром Захаровым о роли искусства и месте России в мире.

— Александр, сейчас вновь вспыхнул спор о том, является ли Россия Европой, русская культура — европейской, и здесь есть две противоположных точки зрения: 1) что мы — Европа, но недоделанная, «недоевропа», что нам надо тянуться и дотягиваться, становиться Европой; 2) Мы Европой не были никогда, мы сами с усами, Европа нам не указ, сейчас она превращается в клоаку, средоточие греха и бездну порока, нам нужно дистанцироваться и закрываться от такой Европы новой стеной или, по крайней мере, занавесом. Как ты думаешь, в какой степени наша культура — европейская, а наши люди — европейцы?

— Когда я оказался по рабочему контракту в США, стране эмигрантов, мне надо было срочно себя как-то идентифицировать: потому что там без этого прожить нельзя. Это как «прописка в камере»: все должны заявить, как они себя сами представляют. Так вот, живя в СССР, в Москве, мы себя мнили европейцами, все культурные коды у нас были европейские: образование, языки, литературные предпочтения, искусство… Даже не будучи никакими расистами, мы порой чурались азиатов и считали «своими» людей с европейскими лицами. И вдруг ребёнок мой в Америке сказал: да ты не европеец! Это было для меня сильнейшим испытанием. Как так? Почему не европеец? Вроде бы по всем внешним признакам европеец… И тут до меня дошло, что у нас сходный с европейцами культурный код, а вот психо-физиологический код — другой. Мы для них — северные азиаты. Дальше, когда я долго прожил уже в Нью-Йорке, то почувствовал, что мне ближе выходцы из Латинской Америки, по каким-то душевным характеристикам. Может быть, потому что индейцы эти составляли в глубокой древности один народ со всеми племенами, населявшими Сибирь.

— Получается, что в нас «запаяно» два кода: более внешний — культурный код и внутренний, психо-физиологический. И они немного разнятся… Вот когда я был в Китае, то почувствовал себя европейцем. Потому что ощутил огромный масштаб различия культур. Всё же христианская культура, наследие Древней Греции и Византии — это то цивилизационное русло, в котором произрастала Русь. Для сравнения полезно посмотреть на третью культуру, скажем, монгольскую. Ведь монголы отличаются от нас по трём базовым позициям цивилизации: как кочевники от земледельцев, как культура матриархальной традиции от патриархальной (до сих пор в Монголии женщины могут иметь несколько мужей) и как поклонники религии неба от христиан. А вот что мы с монголами и китайцами при этом можем быть похожи психо-физиологически — это мне не приходило в голову.

— Да, наша сила как раз в этой «стереоскопичности», в том, что мы можем понимать разные народы и быть близкими и к европейцам, и к азиатам. И желание сейчас противопоставить в нас самих одно начало другому напоминает острый приступ шизофрении — разводят и сталкивают лбами между собой как раз эти две наших стороны, которые взаимно дополняют друг друга. В этом — исток жестокости наших гражданских войн, когда брат идёт на брата: потому что в каждом из нас есть эта двуполярность, есть возможность охвата — и разрыва… В этот разрыв может провалиться вся человеческая культура, и возникнуть уже такая крайняя степень жестокости, как людоедство. Здесь наша сила и наша слабость: мы можем воспарить до всечеловечности и отзывчивости и дать миру Достоевского, можем пасть в бездну расчеловечивания почище европейцев.

— Нечто подобное говорил Гоголь о взаимном дополнении русского и малороссиянина. Такое дикое ожесточение мы наблюдаем сейчас в Донбассе: здесь киевским властям при помощи апелляций к глубокой архаике svpressa.ru/culture/article/91188/ и звериной ненависти удалось столкнуть людей одной культуры, одного образа жизни между собой… Политологи работали на поле столкновения ценностных ориентиров, конструировали направленности украинского социума на разрыв — «в Европу» и «в Азию». Но вернёмся к нашей теме, каким ты видишь взаимоотношение России и Европы?

— Знатные европейские роды, начиная с допетровских времён, через Россию распространили своё влияние на Восток, мягко захватив всю землю до Китая и Японии. Наши предки шли на Восток, в ту же Сибирь, как европейцы: «Drang nach Osten» — «Натиск на Восток» не может быть с самого Востока. Однако они хаживали и на Запад, как азиаты… Мы являемся «двурукими», обоюдоострыми, как мечи наши.

— Да, известна ещё со времён «Повести временных лет» легенда, что когда хазарский каганат обложил полян данью, они прислали свои обоюдоострые мечи — и мудрецы тамошние задумались: ведь с таких долго дань не сможешь собирать…

— Предки наши не сабельками махали, а мечами, и орудовали двумя руками, как мельницы — а ногами держались коня, так что с ними было нелегко совладать…

— С другой стороны, сейчас появляются новые данные и новые теории, что языком древних руссов до IХ века была народная латынь, я могу сослаться на работу Алексея Виноградова «Происхождение Руси. Латинская теория», которая вышла в этом году.

— История России парадоксальна, и в любом случае судьба её геополитическая определяется положением — нам предопределено быть посредниками и проводниками… И когда я оказался в Гонконге, то тут я тоже почувствовал себя европейцем: то есть если в Америке я был азиатом северного толка, то в Китае, как и ты, я почувствовал себя европейцем.

— Я помню, в одной из предыдущих бесед ты сформулировал любопытный лозунг: «Русским нужна своя сказка» ruszhizn.ruspole.info/node/6000. С другой стороны, ты говорил о связи художника со своим народом zavtra.ru/content/view/2000−01−2543/. У тебя было несколько выставок в Гонконге, расскажи, что происходит на мировом художественном рынке? Современное искусство моделирует очень важные процессы и позволяет предсказать будущее…

— Сейчас китайцы сметают, скупают на корню русское реалистическое искусство, потому что именно оно является для них ключом к духу европейской, назовём её «греко-римской» цивилизации. У нас есть большой кредит доверия в Китае, потому что именно мы смогли донести систему европейских ценностей туда без насилия. Китай многие столетия развивался параллельно Европе, и лишь сопротивлялся попыткам захвата. Это Великобритания и Франция снаряжали военные экспедиции в Индокитай, это греко-римская цивилизация силой хотела навязать свои правила Китаю и Индии на протяжении столетий. Удавалось им это отчасти лишь непродолжительное в историческом масштабе время. Сейчас время настало другое, время мягкой силы (только агонизирующие общества ведут войны, как на Украине). И Китай в это время может взять реванш. Я вижу это в искусстве: русская академическая школа рисунка проникла в Китай, именно русское реалистическое искусство смогло найти ключ к сердцу китайской культуры.

— Значит, сейчас идёт встречное движение: знатные китайцы через Россию и русскую культуру осваивают западную культуру… Я могу подтвердить твои слова: когда я путешествовал по провинциям Китая лет двадцать назад, то встречал художников, которые говорили о своих русских учителях. А мой гостеприимный хозяин, доктор Ли, во время своего визита в Москву и Питер долго не мог покинуть Третьяковскую галерею и Русский музей — и восхищённо цокал языком перед картинами наших художников. Он сказал мне: «русское реалистическое искусство — высшее в мире». И это в какой-то степени открыло и мои глаза тогда: я увлекался авангардом, не ценил то, что у нас есть…

— Сейчас китайские ученики наших мастеров советской, а по сути, академической школы, становятся мировыми знаменитостями. Китайским художникам близок и мой стиль, они любят миниатюры и они в какой-то степени даже подтолкнули меня к тому, что я вывел свою живопись в 3D пространство. Китайцы осваивают западные технологии уже давно, теперь они хотят освоить сам дух, им нужна душа Запада — и путь к ней, необходимые ключи они находят в России.

— Зачем они хотят овладеть не только формой, но и самим духом греко-римской цивилизации?

— Я повторюсь, здесь налицо реванш. Восток не будет воевать с Западом, он переварит Запад, как паук переваривает муху, которая попала в паутину. Паук впрыскивает мухе фермент, благодаря которому она сама себя переваривает. А он потом уже просто выпивает сок… Я много странствую по свету и вижу, что везде очень много китайских ресторанов. Западная молодежь подсела на них. А в Москве их почти нет. Но это уровень физиологический, а вот вам ментальный и образный: уже четверть мирового художественного пространства — китайцы. Они делают такие работы, которые приобретаются наиболее влиятельными в мире современного искусства частными коллекционерами, а также становятся важной частью престижных музейных и публичных собраний. Цены на произведения современных китайских художников давно перевалили отметку в 10 миллионов долларов.

— Мы наслышаны, что в США уже ректоры многих вузов — китайцы, потому что там большинство студентов в ряде штатов — выходцы из Китая. Да и коммунистическая идеология, которая подкупала своей апелляцией к справедливости, тоже пришла в Китай через Россию. А сейчас оказалось, что она так переварена китайцами, что уже не противоречит ни капитализму, ни конфуцианству… Все противоречия снимаются в этой мягкой, обволакивающей сети.

— Всё же напоследок я хотел сказать о динамическом равновесии двух полюсов, о напряжении по линии Азия — Европа в русском менталитете. Это напряжение — залог нашей силы — и источник опасности. Величие человеческого духа и таинственные бездны, всё в нём…

— Да, есть такие «самонапряженные конструкции», которые изобрёл русский инженер Иогансон в 20-е годы ХХ века — и потом переоткрыл американский инженер Фуллер. Такие конструкции лежат в основании строения очень многих конструкций — от Останкинской башни до молекул ДНК в живой клетке…

Фото: Валерий Левитин/ РИА Новости