Были ли книги в СССР или вопрос в другом?

«В СССР книг как таковых не было» — изрекла недавно одна многомудрая дама. Ну да, там и секса не было, много чего не было, Фейсбука, например.

Почему так с книгами? Да не почему, потому что! Потому что высшее знание только ей доступное об этом свидетельствует.

Мы привыкли думать, что СССР был самой читающей страной. Да, Бог тыж мой!.. Враки все подлых Советов! Это же «империя зла». Если там что-то и было, то все со знаком минус. Все позитивное было невозможно, поэтому не было, не было ничего. Одна черная дыра, абсурд и вранье.

Не было. Хоть и при тиражах во многие сотни тысяч книга являлась самым жутким дефицитом. Но книг то ведь не было, как нас сейчас убеждают. Заоблачно-арифметические тиражи — это миф. А если что-то и было то макулатура и украшение интерьера не более. Покупала их партноменклатура и сотрудники КБГ, а те, которые из макулатурного разряда — люмпен-совки, что с них взять, им дырку на стене надо было чем-то прикрыть… Ради этого они за несколько часов до открытия занимали очередь перед книжными магазинами. Дикие люди.

Были проблемы с книгораспространением. Серьезные проблемы. На периферии хорошую книгу днем с огнем не сыщешь. Но доставали. Сейчас разве лучше? Вот когда можно сказать - книг нет. Книжные закрываются, букинистические давно уже перевелись. Из того, что доходит: небольшой набор одних и тех же авторов, ну и ценник — в среднем 500 рублей. Если бы не интернет, то точно книги бы стали исчезающим видом. Но в СССР интернета не существовало.

«В СССР книг как таковых не было. То есть они выходили, что-то издавали, но „книги“, которые хотелось купить, — не существовали» — проповедует ученая дама. Наверное, вдогонку этому тезису можно привести аргумент, что сейчас повсеместно на помойках можно увидеть кипы книг, изданных в те годы вплоть до собраний сочинений Пушкина, Гоголя, Блока, Есенина, Маяковского. Значит, все-таки на самом деле макулатура, раз теперь прозрев выкидывают, и того, что действительно хотелось купить — не было.

Так бывает в пылу дискуссии: начинают объяснять свою позицию и все, что с ней не согласуется будут страстно отрицать и обличать до абсурда. В нашем случае поводом для такого крайнего отрицания стала запись Захара Прилепина в своем Фейсбуке, где он говорит о том, что замалчивание Серебряного века в СССР было, мягко говоря, не абсолютным. Пошатнул стереотип. Вот и пошла-поехала другая реакция, апофеозом которой стало утверждение, про отсутствие книг в Советском Союзе, которых бы хотелось купить. И это при том, что книжные магазины в том время были чуть ли не в любом селе. Приводить какие-то примеры, что довольно солидные библиотеки были в каждой второй квартире, причем семей далеко не интеллектуальных профессий — есть ли смысл? Надо ли объяснять, что именно при советской власти книга и чтение стало доступно для всех слоев общества. Что книга на самом деле превратилась практически в сакральную единицу, повторяя ситуацию Древней Руси?.. Но кому это говорить, тем кто не мог купить «Мастер и Маргариту» и теперь клянет все на свете?

Опять же стоит подводить книжный дефицит, ставший следствием все того же культа книги, да плохо отлаженной системы книгораспространения — все-таки страна-то огромная была и многоязыкая, под одну цензуру. Наверное, это разного поля ягоды. Тогда был жуткий книжный дефицит, сейчас жуткое безразличие.

Конечно, и цензура свирепствовала — как же без нее. Многомудрая дама все больше о Серебряном веке печется, а вы не хотите, например, о медиевистике поговорить. Какие из этой сферы можно было книги достать? Если абсолютизировать, то вполне можно договориться, что исключительно одного Лихачева и печатали, сделав главным медиевистом страны. Но не надо впадать в крайности и истерии, в которые нас хотят все время загнать.

Вот нам любят постоянно напоминать о советской цензуре, доводя это понятие до тотального и необоримого. Удобно все делить на черное и белое без полутонов, говоря, что свобода — это был лишь самиздат и тамиздат, да разве что подпольно-спекулятивный рынок. А вот возьмите, почитайте, к примеру Федора Абрамова, который мог открыто сказать то, что не в каждом самиздате найдешь. Так может быть вопрос все-таки не о внешних факторах, а о личной позиции, личной ответственности, смелости?.. Но Абрамов для многомудрых дам, это конечно же, не литература, так… советский эрзац. И за утверждением, что не было книг, логически следует продолжение: в Союзе и литературы не было — одни функционеры и прихлебатели.

Вопрос не в том сколько и какие книги были тогда, как и не в том, что каков бы их бесконечный перечень не был представлен сейчас в столичных магазинах, но они мало кому нужны. Книги книгами, но вся проблема, по всей видимости, коренится глубже и в тоже время на поверхности: все забыли, нас опять тянут в Советский Союз! Кошмар! Сейчас это для многих удобный тест: не проклинаешь Союз, значит, бредишь о его реставрации.

Новые книжники и фарисеи становятся крайними догматиками. У них происходит абсолютизация своей картины мира и полное неприятие чужой. При том, что любой взгляд на мир с позиций догмы ведет к его расколу, разделению на мы — они, свои — чужие. Знание только у нас и мы ее ревностно стережем. Они — это греховная периферия, темень невежества и дикости. Только так и никак иначе.

Знанием обладает только узкий круг посвященных мистагогов. Для этого круга проблема достать томик «Мастера и Маргариты» становится глобальной и перечеркивает то, что книги стали достоянием больших читательских масс и востребованы ими. Проблема моего личного доставания заветной книжицы позволяет утверждать об несуществовании книг и плевать хотел, что простой мужик в массе своей понес Белинского и Гоголя с базара. Этот мужик — он как бы не существует, он — дремучая периферия, что с него взять?.. Этих мистагогов больше всего интересует монополия на книгу, к ней они никого не собираются допускать.

Но опять же проблема не в книгах, не в них одних. речь идет о претензиях на тотальную монополию на культуру, на историю. Все это в одно время было практически приватизировано и теперь «откатилось назад». В этом причина негодования, а не в том, что Прилепин позволил себе усомниться в замкнутости семью замками в СССР литературы Серебряного века. Через таких усомнившихся и идет разрушение во многом виртуального мира, четкого и понятного: вот здесь все белое, а здесь все черное. В этом отрицатели видят опасность.

Им вновь повсюду мерещатся агенты КБГ, кожанки и наганы в кобуре. «Эти молодые писатели в кожанках с наганами на боку, хотят прислониться, к чему-то большому. Напитаться энергией. Выбрали — советский миф», — негодует дама.

Очень мила запись, оставленная на фейсбучной стене многомудрой дамы, которая характеризует разразившуюся дискуссию, призванную отогнать все сомнения вспять: «Это как шоу Соловьева, захватившее еще одну сферу. Неужели придется оборонять еще и „наш Серебряный век“? Доказывать, что издание стихов Есенина о России и „12“ не есть свобода слова, печати, воздуха… У них своя Россия, у нас — своя. Оказалось, что и литература теперь, как и в прежние замшелые времена, у них — своя, а у нас — своя. Но ведь мы точно знаем, что мы правы, что нет здесь поля для дискуссий. А он и они — просто наперсточники».

На что просвещеннейшая дама ответила практически призывом на мобилизацию: «проблема все равно остается в том, что мы ушли в свои миры, чистые собрания, — и вот беда у нашего порога. А ведь это, как выясняется наши бывшие ученики, слушатели, читатели. А теперь они выстраивают свою картину мира, которая, как они считают, должна стать всеобщей. Это касается абсолютно всего. Надо ли говорить с ними? С теми, кто переступил — не смогу, с другими — не знаю».

Беда у порога: они выстраивают свою картину мира, не довольствуясь прежними абсолютными догмами! Не пущать, не говорить! И нечего прислоняться к великому, для этих самозванцев-дикарей вообще ничего не было.

Потуги на причастие к сакральным тайнам, а на деле — аутизм, который самые затейливые фантомы сознания производит.

Книг не было?.. Считайте как хотите, некоторым удобно в футлярном домике сидеть, расковырять в стене дырку и поклоняться ей. В свое время были такие чудаковатые группы старообрядцев. Дырниками назывались.