Я перестал следить за творчеством Пелевина с тех пор, как в 2013 году сделал его одним из персонажей собственной повести. Дерзкий и совсем еще начинающий, я горделиво подумал, что если препарирую и деконструирую его метод и его самого (как образ, живущий в моем личном мире, конечно) в своем тексте, то что-то произойдет, какое-то чудо. И чудо произошло — но со мной самим. Пелевина мое чудо не затронуло, у него свое есть. Возможно, даже не одно. Еще и критик Алексей Колобродов подоспел, написав в «нацбестовской» рецензии на мой роман относительно «наездов» на «русских постмодернистов» — «не первоходу их стебать». Ну, не первоходу, так не первоходу.
Я уже много читал и слышал, что недавно вышедший роман Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» — произведение слабое, что автор исписался, что издательство его подгоняет, что за него вообще работает некий «псевдо-Пелевин». Признаться, поначалу я и сам так подумал. Но по мере погружения в текст вдруг понял, что «слабое произведение» — это несколько не туда, это все равно, что сказать об огурце, что он недостаточно помидор.
Пересказывать книги Пелевина в собственных текстах можно лишь в том случае, если ты собираешься перепечатать весь текст книги. Мы, конечно, не станем заниматься такой фигней, а перейдем к делу. Возьму на себя смелость сказать, что книга у Пелевина получилась, просто это не совсем книга, не совсем художественное произведение в строгом смысле. А все потому, что Виктор Олегович уже не может сопротивляться «натиску дискурса» и на наших глазах перерождается в публициста. Но поскольку он заложник образа, который условно можно назвать «меня-нет-в-культурном-пространстве», у него нет возможности напечатать статью в «Собеседнике», «Медузе» или у нас на «Свободной прессе». Вот и приходится ему переводить свое «фи» в художественные (и не очень) образы и выдавать их в прозе.
Впрочем, в самом начале повествования дано вот такое предупреждение/предостережение:
«Действие книги происходит в параллельной вселенной, все совпадения с которой являются кошмарным сном. Высказывания и склонности героев не являются выражением позиции или вкусов автора и служат исключительно характеристике персонажей для достижения глубокого и незабываемого художественного эффекта. То же относится к каббалистическим интерпретациям знаков «Алеф-Бет».
Нам тоже смешно и над вкусами, и над параллельной вселенной, и над «Алеф-Бет», Виктор Олегович. Но я вот лично в этом отношении вам не верю. Новый роман состоит из четырех частей, но все они объединены желанием не метафорического, не иносказательного, а именно прямого и конкретного высказывания. О чем же, интересно?
О том, что разделение на «масонов» и «чекистов», на «вату» и «цивилизацию», а в более глубоком и широком смысле на либеральную Америку и консервативную Россию — разделение смешное, стебное, порочное, грустное, глупое, фиктивное, и обитает оно, понятно, в абсолютной пустоте. Все остальное — доллар и золото, биржевая торговля и гомосексуализм, нырок в XIX век и рептилоиды — это самый натуральный, исконный, классический Пелевин, который знает, как обставить, чем обложить и припудрить центральное ядро, стержень повествования (простите, Виктор Олегович — нарратива). Хотя, конечно, говорить о стержне применительно к человеку, который практикует тенсегрити и при желании может вступить в диалог с Флориндой Доннер - очень трудно, если не сказать — опасно. Но мы смелые, поэтому продолжим.
Пелевин не только жаждет публицистики как прямого высказывания. Он стал по-настоящему зол. И от этого — прям. Он как бы говорит нам: посмотрите же, ребята, как все обстоит на самом деле. Я знаю, как все устроено в мире. Золото, доллар, масоны и чекисты — все это не более чем мысль, отраженная от Всевидящего Глаза. (Кстати, Всевидящий Глаз, аллюзия, понятно, на Всевидящее Око Великого Архитектора Вселенной — один из самых «положительных» героев романа, поскольку он ничего не производит и не имеет собственных мыслей — все, что он думает и знает, это все, что думает и знает само человечество, каждый его представитель — вполне себе медитативная трактовка Божества). То есть Пелевин снова «разрезает» для нас «дискурсы», выворачивает их наизнанку, показывает нам с каждого боку, с каждой стороны, и по ходу пытается пояснять детали, по пути пояснения цепляя своей остро-стебической мыслью то спецслужбы, то тайные общества и их ритуалы, то биржевых дельцов, то соросов, джобсов и даже Курта Кобейна с его Smells Like Teen Spirit.
Но меня, как человека имеющего непосредственное отношение к журналистике, больше всего всколыхнул вот этот прямой, до жути правдивый отрывок, касательно новой журналистики в России вообще. И даже не самой журналистики как явления (может быть, кто-то пишет «в стол», а мы не знаем, но это тоже часть журналистики), а портрета журналиста, участвующего в этой забавной дихотомической игре вот уже который год. И не стоит стесняться и прятать глазки. Это все мы с вами, господа, мы и никто другой:
«…это такой же человек, как мы все — умеренно хороший, осторожный, не слишком уверенный в своих силах и старающийся как можно лучше вписаться в реальность. Как и мы, он озабочен не столько тем, чтобы изменить мир к лучшему, сколько тем, чтобы выжить: скрыть свое безумие, заработать на жизнь и сберечь крошечное место под солнцем. Как и сорок тысяч лет назад, это просто страдающий от множества непонятных болячек примат, пытающийся сохранить свой генотип благодаря высокой приспособляемости к среде. Поэтому, помимо сбора и обработки информации, он решает много других неформальных задач. Одна из главных — определить, как должно „пахнуть“ его высказывание, чтобы наилучшим образом совпасть с кормящей его парадигмой. Выживает только тот, кто smells like Team Spirit. Это не сильно отличается от выбора вечернего туалета: если все придут в смокингах с бабочкой или в партийных френчах, а вы тоже хотите быть на вечере, вариантов мало. Вы можете, конечно, надеть розовые трусы навыпуск и желтый галстук в синих обезьянах, и вас, возможно, даже пустят и похлопают по плечу — но вряд ли пригласят в следующий раз. Поэтому вы, скорей всего, возьмете напрокат смокинг и бабочку или партийный френч. Этим и определяются все „оценки и суждения“, которые производит современная информационная индустрия — неподкупные свободные СМИ, российский официоз, монетизированные блогеры, журналисты-надомники, телевизионные культуртрегеры и прочая. Создаваемый таким образом инфопродукт — это не целенаправленная стрела лжи, посланная в ваш мозг, а побочный эффект чужого выживания, бьющий вам в рожу вонючий выхлоп автомобиля, который даже не пытается вас переехать, а просто умно и осторожно катит по своим делам. Вы всего лишь стали на несколько секунд частью дороги…»
Извиняюсь, что привел столь длинный кусок текста. Оно того стоит, согласитесь. Собственно, об этом вся книга. О гадкой, надоевшей Пелевину действительности, которая, как ни уводи в мистику, как ни колдуй над ней с использованием каббалы и тертраграмматона, все равно остается глупой, порочной, лживой и деструктивной во всех своих проявлениях. И можно подумать, что Пелевин знает, в чем же проблема, где проходит линия разлома. Но — и это «фирменный знак» пелевинского метода — как только ты в это поверишь, сразу окажешься одураченным. Уж если главный чекист планеты и главный жрец мирового масонства, обсуждая вселенские проблемы мироздания, вдруг начинают говорить о «Звездных войнах», то чего еще ждать, во что верить, как вертеть Космос в своем сознании без слезливого хохота? В самый нужный момент, за секунду перед прозрением, Пелевин обманет, как бес алкоголя горького пьяницу-художника.
Тот посыл, что Пелевин знает все и обо всем в его крайней книге настолько гиперболизирован, что всему этому начинаешь действительно верить. На самом же деле все чуть иначе: вот этот его «псевдоисторический метод» просто доведен до всех возможных пределов мастерства. Сергей Курехин со своим «Лениным-грибом» и «Концепцией возникновения джаза», как мне думается, дал когда-то Пелевину мощнейший заряд, передал Священный Грааль, наполненный не долларами и золотом, а метафизическим принципом, согласно которому исторический процесс — это не диалектика, не летописи, не политические лидеры и идеи былых времен, а только то, что конструирует твое сознание или это делают за него другие, если сам ты бездействуешь. Выхватить из реальности то, во что все безоговорочно верят, и подмешать к этому самые фантастические смыслы, доводы и концепты — вот раскрытие глобальной пелевинской методики, ее Золотой Лик. История — это не предмет о том, что было на самом деле, история — это лишь вера в нее (как и в доллар, золото или власть). По сути, об этом должен знать каждый хороший пропагандист и создатель смыслов. И то, насколько убедительные он приведет доказательства своей правоты, и станет предметом веры, а значит — культурно-исторической, религиозной истины, истины вообще.
В этом отношении показательна третья часть романа, в которой конструируется альтернативная история российского масонства, а главное — преемственность воровских традиций от масонских ритуалов (ха-ха!) С точки зрения общепринятой истории, это совершенно немыслимо и дико. Но ироничный и остроумный историк Виктор Пелевин столь убедителен, что ты отказываешься верить себе и вдруг ловишь себя за занятием абсолютно бессмысленным духовном онанизмом: проводишь вместе с автором «убедительную» линию от масонских символов к тюремным татуировкам, размышляешь о том, как масонские «братья» превратились в «братков», а само слово «масоны» стало прародителем слова «пацаны» (по аналогии с тем, как «неправильные» глаголы английского языка от частого употребления получили свои формы в прошедшем времени).
Характеристики, которые автор дает либералам и почвенникам в «Лампе» более чем современные и своевременные. Естественно, «затронуты» Дугин и Прилепин — куда ж без них. Но все равно дело не в конкретных персоналиях. Дело Пелевина — показать реальности ее саму во вселенском зеркале. У Делеза есть очень внятное понятие — «складка». Вот это оно и есть. Ему плевать, что подумают люди. Ему важно, что подумает Всевидящий глаз, отразив мышление Виктора Олеговича в себе. Достойное желание, это вам не заботы о том, где и как заработать на Bentley, «чирикая» статейки.
Ну а нам остается лишь ожидать прямых и конкретных текстов. Уверен, дон Хуан будет не против. Название для первого я уже придумал, так что вам, Виктор Олегович, не нужно и стараться: «В чем моя вера-II».