Черно-белый рай Кончаловского

Либеральная общественность, которая долгое время принимала режиссера Андрея Кончаловского за своего (еще бы, снимал в самом Голливуде!), теперь откровенно негодует и ярится. Сам же он говорит о личном перерождении, которое случилось во время съемок фильма «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» в архангельской глубинке. О том, что с этого фильма начал новую жизнь в кинематографе.

В одном из интервью Кончаловский рассказал о переплетении язычества, коммунизма и Православия, которым живут простые люди в России. Буржуазная система ценностей в этом клубке — что заноза. Нечто чужеродное. Понимание этого пришло во время съемок «Белых ночей».

В интервью Кончаловский проговаривает, что все это архаика, которую необходимо преодолеть, не перепрыгнув, а поняв, предварительно разобрав на составные части, чтобы понять, куда двигаться. Через изменение культурного генома, через изменение ментальности он видит путь и к изменению страны. Все остальное можно сконструировать, в том числе и историю, которая, по его словам, предельно субъективна.

Вот только едва ли все эти изменения произойдут с архангельским почтальоном. Он — предмет изучения, необходимый для понимания субстанции «мой народ». Все изменения возможны только после его исхода, после изменения культурного генома. Что Кончаловский хочет оттуда извлечь и убрать? Языческое восприятие природы? Коммунизм, который вовсе не был привнесен большевиками на русскую почву, и именно, что составляет тысячелетний геном русского человека?

Можно вычленить, если принять, что это занесенное, противоестественное. А если это плоть от плоти? Лепить монстра Франкенштейна с прививкой буржуазии? Подобное уже было и неоднократно. Подобные претензии демиурга плотского мира профессора Преображенского отлично представил в своей повести еще Михаил Булгаков. После уничтожения большой страны все прогрессивные деятели дружно пели о перековке «совка», «красного человека». В постреволюционные годы тоже много рассуждали о конструировании нового человека. Но практически никто не замечал, что человек остается прежним, а все остальное — иллюзии, в которые рядят его, как и историю.

Коммунисты считали, что в клубке отечественного генома ложная православная составляющая. Новые властители хотят избавиться от линии коммунизма и архаики. Они надеются, что после этого русский человек сможет выдумывать айфоны. Все разделяют на части, но не видят единую особую нерасчленимую общность. Не понимают, что все попытки ее порушить и приводили к трагедиям.

Свою рецензию на «Белые ночи» я назвал «Анатомический театр режиссера Андрея Кончаловского». Режиссер ведь не просто изучал, он пытался препарировать жителей северной глубинки, ну, и вынести им свой приговор. Все это, конечно же, не отменяет любви к ним, о которой он говорит. Из этой глубинки исходит жизнь, здесь возникает пустое место, которое рано или поздно придется наполнить. Только вопрос чем… Само собой, надо слепить еще нового человека, который бы не стал архаическим балластом.

«История трактуется всегда согласно тому, кто ее трактует», — сказал Кончаловский в интервью. Историю трактуют победители, новые властители сейчас и пытаются это сделать.

Режиссер Андрей Кончаловский — один из тех, кто формулирует официальный дискурс, но крайней мере, он очень остро чувствует его, находится в его фарватере. Поэтому он и интересен.

В новой его картине «Рай», всероссийская премьера которой состоялась в Архангельске, пробросом звучали слова о русском рае. Он, само собой, зиждется на идеологии, и рай этот пытаются насильственно сконструировать большевики. Проговор этот тонкий, не лобовой. Но рядом с рассуждениями о немецком рае, вылившемся в ад концлагерей, где простые люди, отцы семейств становились зверями и садистами, смысл послания предельно понятен. В зале во время премьеры сидел герой предыдущей картины Кончаловского Алексей Тряпицын. Он, наверное, должен был понять, в чем причины нынешнего истощения жизни в его деревне: в погоне за идеологический мечтой, которая истощила все, в том числе и генофонд нации. Тряпицын и интересен режиссеру в качестве меты деградации.

С другой стороны, Кончаловский не деконструирует европейский геном. Все-таки фильм ориентирован на широкую зарубежную аудиторию. Все рассуждения о том, как могло такое случиться с народом, давшим миру величайшую музыку и философию, о том, что большая часть населения Франции стала вдруг коллаборационистами, выливается в рассуждения об общечеловеческом. Кстати, прогрессивные деятели тщательно разыскивают этот коллаборационизм и в советских людях, рассказывают о массовом предательстве, о работе на врага, а то, что не сдали Ленинград, так это тирания власти… Вся эта тема не случайна, она как бы сравнивает нас с передовыми, свободными народами. Сейчас на Украине коллаборационизм пытаются внедрить в качестве государственной идеологии…

А вдруг где-то там, в геноме просвещенного европейца, которого нам все время ставят в пример, сидит нечто, периодически трансформирующееся в газовую камеру? В гуманитарные бомбардировки во имя демократии. И все дело не только в венском художнике, который свел всех с ума?..

Как так случилось, что этот образцовый подтянутый просвещенный зверь был обращен в прах народом, давшим человечеству величайшую литературу? Ведь только два десятилетия прошло как он пережил Гражданскую войну. Это Кончаловский не исследует. Все становятся просто людьми с одинаковым восприятием добра и зла, культурная доминанта уходит на второй план, где и подменяется идеологией. Проговаривается понятная и стандартная мораль: общество не может достичь рая на земле. Это обольщение, приводящее к большой трагедии. «Зло рядится в привлекательные одежды», — говорил Кончаловский перед премьерой своего фильма в Архангельске. По словам самого режиссера именно «универсальность зла и его соблазнительность» являются главной темой картины. Зло овладевает не только отдельными людьми, но и целыми странами.

Рай — дело индивидуальное. Главная героиня Ольга Каменская достигла его, оставив на земле лишь имя, нацарапанное на стене. Святой ее не назовешь, вполне могла отдаться французскому следователю, а в бараке ублажить за губную помаду. Внерациональное, некий голос подтолкнул ее идти в газовую камеру вместо другой женщины, от которой не видела доброты. Перед самым спасением Ольга увидела разверзшуюся пустоту и ощутила бесконечное одиночество. Все что нужно было — это заполнить пустоту. Оставить какую-то память о себе, нацарапать имя, попросить спасенную, чтобы та рассказала о ней своей дочери, чтобы позаботилась о двух еврейских мальчиках.

Во всей этой истории есть элементы аристократического высокомерия Кончаловского. Все-таки советские пережитки, где все равны, давно отброшены. Ольга — княгиня. Спасенная — простолюдинка из Кемерова, простая баба, которая тоже выживала как могла. Стала блоковой в бараке, жесткой, но жестокости не хватало. За помаду ее и ублажала Ольга. Простолюдинка практически инстинктивно забирает двух мальчиков, о которых заботилась княгиня. Блоковая живет инстинктами, Ольга Каменская у Кончаловского все-таки человек другого порядка, у нее есть что-то еще кроме инстинктов, плюс порода…

Фильм черно-белый. Добро и зло рядом. Все изменчиво и одно может привести к другому. В черноте есть белое и в белом присутствует черное. Остается только «совесть — проявление высшего разума, ее никак не описать, она внутри вас» — как говорил сам режиссер перед премьерой в Архангельске. Видимо, это и есть тот голос, который руководит Ольгой в критические моменты.

Черно-белое. Также не всегда определишь, в чем жизнь, спасение, а где смерть, погибель. Ольга участвовала в попытке спасения двух еврейских мальчиков во Франции. Мальчиков все равно поймали и отправили в концлагерь, а она вначале попала во французскую полицию, где могли и молотком колени раздробить из чрезмерного усердия, а после все дороги ведут в лагерь. Пути неисповедимы и обреченность на смерть привела к свету. Быть может, это инстинкт спасения, который дважды руководил русской княгиней? Голос совести, который выводит человека из туманной инерции жизни…

В «Рае» важны монологи, исповеди трех героев: французского мещанина-коллаборациониста Жюля, немецкого аристократа офицера СС Хельмута и русской эмигрантки Ольги. Для самого режиссера они имеют первостепенное значение, так как составляют его режиссерский монологи, его послание.

Вся история Хельмута будто списана с офицера СС Максимилиана Ауэ, от лица которого ведется повествование в романе Джонатана Литтелла «Благоволительницы», который также инспектирует концентрационные лагеря. Но сравнения тут нелепы, так как понимаешь, что кино — всегда лишь блеклая профанация книги. Отметим, что сам режиссер считает, что его фильм больше похож на роман. Разве что наброски его плана…

За Хельмутом — его род, его цивилизация, служение стране, стремление сделать мир правильным, а для этого нужно всего лишь вывести заразу. Этот идеальный сверхчеловек попал в туман, окруженный тенями, и из него не выбрался.

Большой любитель русской литературы, поклонник Чехова, планировавший написать о нем диссертацию. Чехов тоже был не удовлетворен человеком. Он скорее европейский автор. Он писал о маленьком сереньком в человеке, о его нравственной слабости и бессилии в нем добра, что мешает достичь величия. Хельмут вполне мог бы быть идеальным героем Чехова. Возможно, офицер сам осознавал это и пытался компенсировать то, чего не хватало в человеке великому русскому писателю. Можно предположить, что концлагерь, где Хельмут встретил свою давнюю возлюбленную Ольгу, был для него что-то вроде чеховского Сахалина. Символизм переклички судеб ощутил и сам Хельмут, когда услышал историю Евдокии Эфрос — возлюбленной Чехова, закончившей свои дни в преклонном возрасте в Треблинке…

Все три исповедующихся персонажа пытаются спасти. Французский полицейский Жюль думал облегчить судьбу Ольги, предварительно переспав с ней. Но не судьба, его убили на глазах у сына. Хотел спасти и Хельмут, подготовивший ей паспорт и машину с другом. Но только инстинкт противления злу вывел Ольгу к свету, только самопожертвование. В ней изначально Жюль уловил силу, возможно, именно потенциал этого инстинкта.

По большому счету «Рай» Андрея Кончаловского многое роднит с фильмом Никиты Михалкова «Солнечный удар». Его брат пытался рассказать о том, как ему видятся причины трагедии России начала 20 века.

В этих картинах общий риторический вопрос: «Как это всё случилось?»

Как прекрасный образованный молодой аристократ Хельмут превратился в офицера СС, какое стечение обстоятельств привело к затоплению баржи вместе с людьми в фильме Никиты Михалкова? Несмотря на приглашение к разговору, обе картины монологичны. Безбожный мир победил, чуждая идеология обольстила и ввергла через туман в ад. В них есть однозначность решений и ответов, к которым ведут режиссеры.

Действительно, идеал на земле недостижим. Царствие Божие здесь не построить. Святости может достичь только человек, но не государство, не общество. Но потуги всегда есть и будут. Конструкция идеального государства Платона и попытка его воплощения на Сиракузах. Соловки, превратившиеся в 20-е годы прошлого века в лагерь СЛОН, о чем отлично рассказал Захар Прилепин в своем романе «Обитель». Или близкие нам либеральные реформы, шоковая терапия, погрузившие страну в идеал рыночного государства в девяностые годы.

Но все это другое, не то, что в фильме выдается за русский рай.

Русский рай — это не привнесенное, это генетическое. Это не большевистская порча, как стараются сейчас представить. Изменить его можно только расчистив все здесь, через полную зачистку. Это, кстати, отлично понимали европейские рыцари, преисполненные собственной исключительности, пришедшие сюда. Он в любом случае прорастет. Потому как это не случайное нечто, а одна из величайших цивилизаций, жизненно необходимых мировой симфонии. Важнейшая нить в мировом клубке.

Новые властители рассуждают об истории по матрице авторов «Истории ВКП (б)», только царизм подменен большевиками. Сейчас стоит идеологическая задача: разделаться с ними. Поэтому у Кончаловского и проскальзывает тема рукотворного русского рая, который внедряют большевики и который практические аналогичен немецкому. Тема подобия русского коммунизма немецкому фашизму сейчас вообще общее место. Опорочить можно, только связав с абсолютным злом. Хотя, наверное, есть разница в идеальном мире для высшей расы, для которой все прочие должны быть принесены в жертву. И мир справедливости для всех и готовность ради него пожертвовать собой, с другой стороны.

Отечественная ментальность, действительно, состоит в переплетении язычества, коммунизма и Православия. Здесь нет никакого противоречия, никакой мешанины. Все это свидетельствует об одном — тяготении к общности, справедливости, открытости.

Сейчас в силу установки «историю пишут победители» проговаривается, что в этой связке условный коммунизм — обольщение, что от него безболезненно можно избавиться и забыть, как дурной сон. Даже не допускается мысли, что в нем состоит геном отечественной цивилизации. Что убрать из нее коммунизм, веру в равенство людей, их достоинство, а также в справедливость, это то же самое, что и разделаться с Православием. Все это кровь и плоть.

Кентавры же рвут историю на части, выстраивают из нее набор иллюзий, что-то пытаются сделать с человеком по методу профессора Преображенского. А рецепт то прост — только цельность, только внутренняя гармония, только любовь.

«Как это всё случилось?» — вопрос не в порче, не в искушении, а в естественной логике истории.

Кстати, помните о людоедской улыбке Джоконды, о которой писал русский философ Алексей Лосев? В этой связи будет интересен следующий фильм, который планирует снять Кончаловский. Он будет о титане европейского Возрождения, о Микеланджело. Рабочее название фильма «Грех». Как знать, может быть, там режиссер попытается найти зародыш того зверя, который персонифицировался уже в 20 веке в венском художнике. Газовую камеру европейского гуманизма и прав человека.

В «Рае» же он каких-либо открытий не совершил. Рай ускользнул. Попытался представить все тот же анатомический театр, что и в «Белых ночах». Все в рамках официального дискурса, который в духе времени форматирует сейчас у нас представление об истории и человеке.